Страница 68 из 111
Закупорка вен, получаемая вследствие перетягивания подколенных сгибов ремнем или веревкой; на конечностях ног получаются отеки, похожие на почечные.
Сыпь, которая возникает вследствие интенсивного и длительного втирания в кожу керосина, скипидара, кислоты, в особенности если данный участок кожи загрязнен.
Ишиас и «ведьмин прострел», прекрасно разыгрываемый многими симулянтами последовательным хроманием, жалобами на резкие боли в области крестца и ягодичной селадии. Эти симулянты прекрасно знают, что, если врач поднимет «больную» ногу и резко вытянет ее… нужно при этом испытать боль и вскрикнуть, в то время как при сгибании коленного сустава боль прекращается.
Дрожь и тики после шока и контузии.
Выпадение прямой кишки, возникающее, если в течение многих дней человек поглощает значительное количество теплой мыльной воды с одновременным поднятием тяжестей.
Растяжение связок и перелом кости достигается обычно пропусканием через свою ступню колеса автомашины или повозки.
«Выстрел на родину» (самострел).
Самострел руки легко обнаруживается через осевшие на рану крупинки сгоревшего пороха. Поэтому в настоящее время участились случаи прострела ноги через сапог. По подобному выстрелу невозможно определить, был ли произведен выстрел с близкого расстояния, так как кожа обуви задерживает на себе продукты горения пороха и рана получается незачерненной.
Так как вышеперечисленные варианты симуляции (от одного до 10) не отличимы никакими медицинскими экспертизами от подлинных заболеваний, я обращаюсь ко всем частям, вплоть до отдельных подразделений, во время сан[итарного] освидетельствования апеллировать к национальному чувству ответственности, долга и народной стойкости каждого осматриваемого. Каждый немецкий солдат должен на сегодня осознать, чем он обязан всей массе германского народа.
Подписал ШВЕХ».
Подписав столь важную бумагу, Швех отправился с обходом и в первой же палатке наткнулся на молодого лейтенанта Пауля Фрике, уже начавшего выздоравливать после ампутации обеих ног, впрочем, всего лишь немного выше щиколоток. Ему, как все говорили, одновременно и дважды не повезло и повезло одновременно. Вместе со всеми он побежал в атаку, но… наступил на притаившуюся в траве русскую рогатку и пропорол себе одну ногу насквозь. Другой он еще и наступил на русскую противопехотную мину, и в результате ему оторвало на другой ноге все пальцы. Затем у него уже в госпитале началась гангрена, и все думали, что лейтенант не выживет либо ему придется отрезать ноги по самое бедро. Однако искусство лечивших его врачей превозмогло болезнь, и он – так считали все его соседи по палате – отделался очень дешево. Подумаешь, ступни?! Их легче легкого заменить на протезы! Зато у него цело все остальное и он со спокойной совестью сможет вернуться домой в Фатерлянд.
Однако парень был очень сильно истощен, и доктор прописал ему гоголь‑моголь. Кормить выздоравливающих больных, так же как подавать им судно и вообще оказывать им всевозможные услуги, должен был персонал из наиболее подготовленных русских женщин, относившихся к своей работе, надо сказать, очень добросовестно и нареканий ни у кого не вызывавших.
Но в данном случае русская женщина, обслуживавшая палату, решилась переспросить:
– Герр доктор! Чаво вы сказали ему сделать?
Врач торопился и буркнул на ходу, стараясь быть понятым этой русской бабой:
– Гоголе‑моголе… – и, увидев, что до нее не дошло, пояснил: – Это когда яйца с песком растирают…
Конечно, будь на его месте свой, русский врач, она бы еще трижды подумала, прежде чем выполнять такой странный приказ. Но тут, в госпитале у немцев, она такого уже насмотрелась, что поспешила его исполнить как можно лучше и скорее. Взяв чистую тарелочку, она просеяла на берегу реки песок через сито и с самым дружелюбным видом направилась к Фрике. Тот лежал, безмятежно улыбаясь. Боли он уже не чувствовал, на поправку он шел хорошо, поэтому в своих мечтах находился уже у себя дома, где целовал свою невесту Эльзу, письмо от которой он как раз только что получил.
Неожиданно прямо перед ним появилась русская нянечка и решительным движением откинула с его ног одеяло.
– Чего тебе? – спросил он по‑немецки, но, разумеется, ответа не получил, вернее, ничего из ее ответа не понял. Что‑то такое с ним сделать приказал врач. – Ну давай! – сказал Фрике и, не подозревая подвоха, махнул ей рукой. Женщина улыбнулась и спустила с него до колен трусы.
– Эх, простынку бы новую подстелить, – сказала женщина по‑русски, – ну да я потом тебе сменю.
И она решительно потянулась к его мужскому достоинству, одновременно поставив на кровать полную тарелку речного песка. Другие раненые кто с удивлением, а кто и с некоторой опаской наблюдали за ее действиями. Однако волшебные слова «доктор велел» не давали им повода вмешиваться. И тут на половые органы лейтенанта Фрике вдруг высыпалась целая тарелка речного песка, после чего эта русская женщина взяла их своими мягкими полными руками и принялась осторожно растирать!
– А‑а‑а! – забился в истерике лейтенант Фрике. – Спасите! На помощь! А‑а‑а!
В палату вбежал проходивший мимо санитар и, обхватив ее руками сзади, громко закричал:
– На помощь! Эта женщина хочет раздавить яйца лейтенанту Фрике!
На шум и крики в палату прибежали врачи и охрана, решившая было, что на госпиталь совершилось нападение партизан. Естественно, что несчастную тут же скрутили и потребовали объяснений, однако она вполне спокойно ответила, что сделать так приказал ей сам герр доктор.
– Сказал, сделай ему гоголе‑моголе, а я по‑вашему‑то не знаю, ну он мне и пояснил, мол, надо ему яйца с песком растереть, вот я и пошла их ему растирать, а они почему‑то кричать стали…
Первым все понял кто‑то из охранников и буквально согнулся пополам от смеха! Затем комизм ситуации дошел до доктора Швеха, и тот начал так смеяться, что уронил очки. Потом смеяться принялась вся палата, а женщина стояла посреди нее вся пунцовая и никак не могла взять в толк, чему это вокруг нее все так смеются. Пришлось одному из санитаров, кто более или менее сносно говорил по‑русски, объяснять ей ее ошибку. Смеяться при немцах она все‑таки не решилась, но зато отвела душу у себя дома, хотя о причине своей веселости никому из односельчан так и не сказала.
Доктор Швех распорядился, чтобы ее не наказывали, поскольку было очевидно, что то, что случилось, произошло от невежества. Зато Пауль Фрике на все те дни, что он провел в этом госпитале, сделался предметом постоянных шуток. Ему то ставили возле кровати тарелочку с речным песком, то спрашивали, насколько его сумела удовлетворить эта русская фрау, а уж про гоголь‑моголь нельзя больше было и сказать, так громко все вокруг начинали смеяться! И нечего тут удивляться, ведь от трагического до смешного всегда один шаг…
* * *
А вот бронепоезд «Упорный толстопятый» все‑таки погиб, причем погиб в тот самый момент, когда можно было считать, что он уже спасся, – на перегоне от Сызрани и до большого железнодорожного моста через Волгу. Немецким летчикам было запрещено бомбить этот мост, и они, обнаружив внизу русский бронепоезд, причем уже давно и хорошо им известный, решили рассчитаться с ним сполна. И как на беду, в это время на нем закончились боеприпасы для 40‑мм автоматов и вышли все ракеты системы «пат». Счетверенный «максим» был слишком слабым огневым средством, чтобы отразить атаку нескольких десятков вражеских пикировщиков, и бомбовые попадания следовали одно за другим. Вагоны от взрывов сошли с рельсов и завалились набок, паровозный котел взорвался от прямого попадания. Когда в зону прикрытия подоспели наши истребители, то от бронепоезда уже ничего не осталось. Тем не менее, вернувшись к себе на аэродром, пилоты обнаружили в своих самолетах немало пулевых пробоин. Они догадались, что у «железной крепости» закончились снаряды к зенитным автоматам, но тем не менее ее команда упорно сражалась до конца!!!
Глава IX
Порыв ветра, рожденный взмахом меча[7]