Алайцы на Айгоне

Вот тут, казалось бы, можно было остановиться. Но через несколько лет Динга вновь решительно перернул свою жизнь. Как‑то он был приглашен в Космическую службу на обсуждение проекта тяжелого межпланетного корабля. До того космосом занимались военно‑воздушные и дальне‑ракетные войска. Однако у ракетчиков снаряды летали минуты, самолет держится в воздухе часы, полет же до Айгона, единственной достойной цели в космосе, будет длиться много месяцев. А кто имеет опыт долгих, полностью автономных экспедиций? Только подводный флот!

На том совещании Динга сразу сказал, что возьмется за разработку ядерного двигателя и системы жизнеобеспечения для планетолета. Но тут же поставил условие, искренне поразившее функционеров КСАГ, – включить его в состав экипажа, отправляемого на Айгон. Потом они успокоились, посчитав офицера‑подводника обычным романтиком. Но песчаные просторы Айгона не занимали его воображения, не жаждал он и только одной лишь пустой, хоть и громкой славы Первопроходца Космоса, которая на какой‑то миг могла поставить его вровень с самим герцогом. Покорнейше благодарю! Динга заглядывал в будущее. Разумеется, не полеты к другим планетам станут главной задачей зарождающихся сейчас космических флотов. Несомненно, скоро противоборство Империи и Алайского герцогства перейдет в ближний космос, в противостояние боевых орбитальных группировок. Динг верил, что самой судьбой ему уготовано стать первым космическим адмиралом. Однако прежде необходимо было сделать себе имя на Айгоне.

Он отказался от должности начальника штаба подводной эскадры, ушел с руководства программой строительства новейших субмарин. Всё это для того, чтобы стать простым бортинженером «Заггуты». Ну, конечно, не только рядовым космонавтом, а, вдобавок, одним из главных разработчиков проекта, от мнения которого зависела подготовка всей экспедиции. Как тяжело было ломать инертность осторожных, не готовых к риску конструкторов, сделавших себе имя ракетами на химическом топливе, считавших ядерный привод далекой фантастикой! Когда же родилась «Заггута», холодные головы предлагали длительные испытания на орбите, но Динга настоял, чтобы планетолет сразу отправили в дальний космос. Своему реактору он верил на все сто, а людей не научишь межпланетным полетам, кружа вокруг Гиганды. Это всё равно, что субмарину погрузить на полгода в гавани вместо автономной кругосветки.

Он понимал риск и сам прошел через всё. Межпланетный перелет дался ему нелегко, он пережил мучения морской болезни, незнакомой ему на Гиганде, тягостные проблемы быта в невесомости, унижение медпроцедур. И, конечно, бесконечная изматывающая работа «истопника» ядерного котла планетолета. А чего стоил ему месяцы тесного общения с четверкой белоцветных, с каждым из которых обязательно нужно было найти общий язык и никоим образом не выдать накапливающегося раздражения!

Не составило труда завоевать дружбу молодых Бага и Вин, хватило только держаться с ними как старший друг, а не воспитатель. Ну, а штурман Хэнг остался крепким орешком. Его истинных намерений так и не удалось распознать. Видная, между прочим, фигура среди ракетных генералов, и при этом внешне – никакого честолюбия. Динга поддерживал с ним подчеркнуто ровные отношения, хотя их совместная работа вроде бы этого не предполагала. «Реакторщик» всегда виноват перед «двигателистом», которому вечно не хватает энергии для тяги. Пока же, во всяком случае, Хэнг остался на орбите и был не опасен.

Таким образом, единственным реальным соперником оказывался барон Лугс. Вся слава первого человека на Айгоне предполагалась ему – стопроцентному алайцу, родовитому аристократу, герою воздушных войн и рекордных перелетов. Компромисс с ним был невозможен. Второе место Дингу не устраивало. Но до открытого противостояния было, конечно, рано. Посмотрим, как командир экспедиции справится со своей ролью, а в случае чего, при герцогском дворе у Лугса найдется достаточно недоброжелателей, которые скорее предпочтут безродного островитянина барону‑сопернику.

* * *

В кабине потемнело. Продолжая планировать, корабль спустился ниже зазубренных вершин и всё больше погружался в сумрак ущелья. Только вверху оставалась сужающаяся полоска открытого неба. Динга с беспокойством поинтересовался:

– Командир, всё в порядке? У нас еще есть аварийный запас топлива. Может включить двигатель и набрать высоту.

Лугс оставил вопрос без ответа. Динга уже начал подумывать, успеет ли он, случись что, добраться до капсулы взлетной ступени. И в этом момент лобовое окно озарилось светом. До самого горизонта перед ними простиралась колоссальная облачная равнина.

– Котловина Багира, – пояснил барон Лугс, не поворачивая головы.

Корабль бесшумно парил над волнами тумана. Динга пытался разглядеть хоть что‑нибудь под этим клубящимся покрывалом, но не было видно ни единого просвета. Корабль всё более снижался, едва не задевая верхушки лениво плывущим пушистых облаков. Впереди показался, постепенно приближаясь, гористый хребет, скалистый берег облачного «моря». Динга с сожалением проводил взглядом фантастическое зрелище, они вновь летели над мешаниной ущелий и скал, которые теперь были совсем близко. Потом глазам стало больно от засверкавшего внизу миллиардами искр льда. Лугс заложил крутой вираж, едва не чиркнув по леднику крылом. На несущемся навстречу ослепительно белом фоне сливались в черные полосы россыпи валунов. Корабль терял высоту, командир до отказа вытягивал штурвал, поднимая вверх тупой нос планера. Ледник кончился, как обрубленный, внизу блеснула чаша кратерного озера. С оглушающим плеском «Тара» шлепнулась о его поверхность, в бронированные окна яростно хлестнула шипящая пена. Накренившись, корабль погрузился в зеленеющие глубины, потом неохотно пошел вверх и всплыл, размашисто закачавшись на взбудораженных им волнах. Все выдохнули, ослабляя амортизирующие ремни.

– Герметичность сохранена, утечка воздуха и поступление забортной воды отсутствуют, – привычно отбарабанил островитянин и повернулся к Лугсу. – Нам повезло, что тут не оказалось рифов. Не хватало только получить пробоину в днище… Так, а это что такое?

Динга включил внешний микрофон. Покачивающуюся кабину наполнил оглушительный шорох, будто многотысячная толпа комкала в руках бумажные пакеты. За стеклом колыхалась ленивыми валами каша колотого льда, разбитого при посадке. Трущиеся друг с другом льдины и создавали шорох.

– Вы ударили в лед! Будь он чуть потолще, мы разлетелись бы на части!

Лугс процедил с деланным равнодушием:

– Сударь! Всё было просчитано. Это оптимальное место – и по толщине льда, и по глубине водоема. Когда‑нибудь, думаю, здесь построят космопорт.

– В таком случае, барон, мне остается только поблагодарить Вас за удачное приземление, вернее, приводнение, – рассмеялся бортинженер. – Кстати, давайте назовем эту будущую космическую гавань озером Лугса, в честь первого капитана, приведшего сюда свой корабль.

– Нет, – барон пригладил бакенбарды. – Я предлагаю назвать ее озером Девы Тысячи Сердец.

– Тогда позвольте мне открыть здесь навигацию, – потянулся островитянин к дублирующему пульту управления. – Водная стихия – это уже по моей части.

Под шипение малой тяги и шелест раздвигаемых льдин «Тара» неторопливо приближалась к каменистому берегу. Держаться на курсе удавалось с трудом, всё же космический корабль не приспособлен к плаванию. К тому же давало о себе знать довольно сильное течение.

– Вставать придется на якорь, лучше, конечно, на два, по носу и корме…, – думал Динга. – Только где же их взять, якоря? Кто мог предположить, что они понадобятся в пустынях Айгона.

– Всё! Ближе уже не подойти, слишком мелко. Высаживаться придется отсюда, – объявил, заранее предвкушая, как будет выглядеть барон, выгребая с флагом наперевес до берега на маленькой надувной лодчонке.

– Бортмеханик, – Лугс смотрел мимо бортинженера. – Запускайте «Котенка».

Средняя часть ракетоплана распахнулась, открыв в глубине приземистую гусеничную машину. Ожив, она с лязгом развернулась и скользнула в ледяное крошево, стоявшее почти вровень со створом грузового люка. Оставив за собой полосу черной воды, бронеход «Котенок» выбрался на галечную осыпь, волоча за собой нити тросов. Переваливаясь на камнях, машина доползла до плоской гранитной плиты и, выдвинув опорные лапы со штырями, стала закрепляться в грунт. Вот, пожалуйста, и якорь!