Страница 7 из 12
Надеваю босоножки и собираю в кучу остатки разума.
— Правда, я в порядке. Я в Неаполе. Мне двадцать два года. У меня превосходное образование. Avanti! [14]
— Вот умница!
— А теперь я собираюсь поработать. Я же здесь ради работы.
Я так и делаю: работаю.
* * *
На следующие две недели я погружаюсь в размеренный и плодотворный рабочий ритм, уделяя лишь немного времени развлечениям. По утрам занимаюсь в своей светлой и солнечной квартире. Усердно занимаюсь. Хотя бы это у меня получается.
Сидя среди разбросанных книг, ноутбука и одноразовых стаканчиков от отвратительного капучино, я пытаюсь отбросить все мысли о мужчинах и сосредоточиться на спряжении глаголов «credere» и «partire»[15]и структуре времени «futuro semplice»[16].
Завтра ты приготовишь пасту путанеска.
Domani prepari la pasta alla puttanesca?
Так обычно проходит часа два.
После итальянского я принимаюсь за диссертацию. Между одиннадцатью утра и часом дня я изгоняю из памяти «лазурные, как Тирренское море» глаза Роскаррика и проверяю информацию о преступных организациях Южной Италии, особенно о «Каморре», хотя меня также привлекает более опасная и загадочная «Ндрангета», мафия с самого юга страны.
«Ндрангета» — это преступная организация, сосредоточенная в Калабрии. Она менее известна, чем сицилийская «Коза Ностра» или неаполитанская «Каморра», но, пожалуй, является самой влиятельной группировкой в Италии с начала двадцать первого века…
Само сочетание букв «ндранг» интригует меня. Манит, как табличка «Палаццо Роскаррик».
Принципиальное различие между группировками мафии заключается в методах вербовки. «Ндрангета» выбирает новичков, исходя из кровных уз. Отсюда развитая система кланов и неуязвимость для полицейских расследований. Сыновья ’ndranghetisti обязаны идти по стопам отцов…
Значит, членство в группировках напрямую зависит от кровных уз. Это наследственное?
Я невольно думаю о Роскаррике и его рассказах о безумном девятом лорде. Марк вполне подходит под описание. Но тогда все дело в крови — кровные узы, наследие. Все друг другу родственники. А я человек из внешнего мира. И хочу узнать больше.
К обеду голова уже не соображает, решаю переключиться. После полудня я, как обычно, надеваю короткие носки, кроссовки и легкомысленное летнее платье от «Зары» и отправляюсь исследовать запутанные и древние лабиринты внутреннего Неаполя. Именно там «Каморра» черпает свою силу, вербует киллеров и развязывает охоту на врагов.
Не слишком ли смело я брожу по столь смертельно опасным местам? В Штатах я бы не додумалась гулять в одиночку в неблагоприятном районе большого города. И тем не менее я не чувствую угрозы. Почему? Возможно, причина в том, что здешние трущобы манят и очаровывают мрачной, хаотичной, взращенной на солнце бедностью. Здесь сложно ощутить опасность.
Гуляя по узким оживленным переулкам Спакканаполи или Испанского квартала, похожим на декорации оперетты, я будто становлюсь персонажем итальянского фильма, снятого лишь для Господа Бога, фильма под названием «Италия». Здесь все такое настоящее! У дверей домов сидят женщины и, громко сплетничая о сексе, чистят над ведром картошку и мохнатых синих мидий. Пожилые дамы в черном меняют цветы и лампочки в стеклянных алтарях Девы Марии. Хорошенькие мальчуганы поедают треугольники пиццы прямо на небесно-голубых скутерах «Ламбретта», они слегка наклоняются вперед, чтобы pomodoro не упал на их дорогие штанишки; высоченные feminelli — транссексуалы — ковыляют на каблуках по черным булыжникам из вулкана Везувий, торопясь к парому ради выгодной встречи с богачом на острове Искья или Капри.
Менее привлекательны неестественно тихие, заваленные мусором пьяцца в районе Матердеи, где при моем появлении исчезают за поворотом упитанные полупьяные мужчины в деловых костюмах. Я остаюсь в одиночестве на этом зловеще тихом солнцепеке сиесты, в платье от «Зары» и со старым плакатом Диего Марадоны перед носом.
А затем, конечно же, происходит невообразимое!
Сегодня четырнадцатый день с начала моего жесткого рабочего режима, в котором нет места для мыслей о нем. Все идет на удивление хорошо. Я нахожусь в Испанском квартале. У меня небольшое похмелье. Прошлой ночью неподалеку от университета мы с Джессикой и ее итальянскими друзьями пили дешевое вино «Перони» и «Раффи». Отлично провели время, повеселились. О неммы больше не разговаривали и старательно избегали кафе «Гамбринус», как, впрочем, и другие фешенебельные и дорогие места, где можно с нимстолкнуться.
Но сегодня утром у меня легкое головокружение. К тому же я потерялась. В итоге я забрела в безлюдный и темный, как открытая пасть, тупик. Смотрю наверх, на голубую полоску неба, зажатого между высокими домами трущоб. Какая жара! На едва ощутимом ветерке покачивается белье. Я очень хочу пить. Смотрю на вызывающе яркие трусики и эротичное дамское белье — красное, синее, черное, — что колышется на воздухе, будто анархичные знамена сексуальности.
— Эй!
Я оборачиваюсь.
— Soldi!
— Dacci i soldi! [17]
В конце переулка стоят четверо детей — нет, подростков. Метрах в пяти от меня. Долговязые и тощие. Подходят ближе, они хотят денег. Моего скудного итальянского достаточно, чтобы это понять.
«Отдавай деньги!»
Я разворачиваюсь и тут же прихожу в отчаяние. Совсем забыла, что я в чертовом тупике. Нервно смотрю наверх. Может, кто-нибудь стоит у окна, дышит свежим воздухом. Но слышу я лишь звук закрываемых ставен. Люди отворачиваются, уходят. Не смотри, не становись свидетелем, держи рот на замке. Омерта.
— Dacci i soldi!
— Но у меня нет денег!
Почему я так поступаю? Почему сопротивляюсь? Эти малолетки наверняка наркоманы. Четверо из тысячи таких же пристрастных к героину неаполитанцев, рабов «Каморры». Грязные джинсы, желтушные лица, красные глаза — да уж, плохие новости. Им всего-то нужно пару евро на дозу. Так ведь?
Но у меня мало денег, я много работала, чтобы скопить их. Поэтому мне вдруг хочется дать отпор.
— Денег нет! Оставьте меня!
— Vacca, — с ухмылкой говорит один из пареньков, самый высокий и худощавый. — Vacca Americana!
«Американская корова».
Будь они неладны! Уже готовлюсь побежать напролом, крича во все горло, просто пробиться сквозь их компанию. Вот что я должна сделать. Бежать и пробивать путь к главной пристани Испанского квартала, где в резиновых сапогах стоят торговцы рыбой и выливают на мощенную темным булыжником дорогу серебристую чешую и рыбью кровь — блестки на красных волнах.
Один из наркоманов достает нож. Длинный и кровожадный, он сверкает на жарком южном солнце, что все ниже сползает по полоске неба над трущобами.
Паренек улыбается.
И тогда я понимаю, что все намного хуже простого ограбления.
5
Вот черт! Стану сопротивляться, они запросто убьют меня, даже ненамеренно — но этот сверкающий нож… Длинный и зловещий.
Один из худощавых парней, со свежей и некачественной татуировкой на шее, похожей на лишай, делает шаг вперед. Хочет загнать меня в угол. Будто я очередная крыса в неаполитанском переулке.
Нож — продолговатый и твердый, как фаллос. В отчаянии смотрю на небо, откуда нет спасения, затем на безжалостную темноту переулка за спинами подростков. Нет. Надежды нет ни там ни здесь — игде. Я сама по себе.
А вдруг получится вымолить спасение, прибегнув к тем итальянским словам, которые я знаю? Обращаюсь к лидеру шайки, пристально глядя на него.
— Per l’amore del cielo — во имя любви Господней, я умоляю тебя — ti prego di tutto cuore.
Из горла паренька вырывается омерзительное кудахтанье, слабо напоминающее смех.
14
Вперед! (ит.)
15
Верить; уходить (ит.).
16
Будущее простое время глагола (ит.).
17
— Деньги!
— Дай нам деньги! (ит.)