Оглашению не подлежит

Наших представителей верните сегодня к вечеру.

Комитет для переговоров с Советской властью.

Подписи”.

Чекисты собрались на срочное совещание.

В середине совещания пришел Буденный. Он внимательно прочел послание казаков и, задумчиво поглаживая усы, сказал:

– А где эти их делегаты? Мне бы с ними потолковать с глазу на глаз.

– Пожалуйста, Семен Михайлович. Командарм ушел. Совещание продолжалось.

Только к концу его Буденный снова вошел в кабинет.

– Есть теперь и у меня предложение, – сказал он, хитро улыбаясь.

Второй день станица Елизаветинская гудела митингами. Из окружных станиц и хуторов съехались многотысячные толпы казаков. Прибыли походным порядком и вооруженные сотни, скрывавшиеся в камышах.

Огромный митинг, бурливший вначале на одной центральной площади, раскололся теперь на десятки малых, которые, как водовороты в пору половодья, носились по поверхности черного людского потока, захлестнувшего станицу. Они то исчезали, то появлялись в новых местах.

– Сдаваться! – кричали в одном месте. – Нет больше терпения, братья казаки! Против своих идем!

– Они тебе покажут, свои! Забыл девятнадцатый год?

К полудню в воскресенье, к сроку, указанному в ультиматуме, страсти особенно накалились. Уже тяжко избили кого‑то, грозились винтовками, с минуты на минуту могла вспыхнуть общая междоусобица, когда на станичную площадь влетели два молодых казачка, скакавших верхом без седел, охлюпкой.

– Едут! Едут! – кричали они, истошными голосами покрывая шум. С гряды холмов по вьющейся пересохшей дороге течет вниз клуб пыли, а впереди него бежит небольшой открытый автомобиль. Он быстро влетел на площадь и остановился у самого края толпы, пофыркивая разгоряченным мотором и чадя непривычным запахом горелого бензина. Щелкнули дверцы. Два человека шли прямо на толпу.

Впереди в полной форме, при всех своих краснознаменных орденах шел, придерживая рукой золотую шашку с алым орденским бантом, командарм Семен Буденный, за ним в кожаной куртке и фуражке со звездой шагал второй, в котором многие из толпы узнали председателя Дончека Федора Зявкина.

Молча расступалась перед ними толпа. Приехавшие шли по узкому человеческому коридору. Потом, словно убедившись в реальности происходящего, люди снова заговорили:

– Послухаем!

– Эх! Орел Семен Михалыч!

– Што ему! За бугром небось корпус стоит!

Буденный и Зявкин поднялись на трибуну. Командарм обвел взглядом лица.

– Здорово, станичники! – голос его, привычный к командам, звучал зычно. – Слышно меня?

– Давай крой, слышно! – ответила толпа.

– Тут кто‑то про корпус сказал, – Буденный поискал глазами в толпе. – Ты, что ли? Нет с нами корпуса, и никого нет. Вон ваши пятеро скачут, приотстали.

На дороге показались возвращавшиеся из Ростова делегаты.

– Мутят вам головы, станичники, мы уже отвоевались, буржуев за море выкинули, а с вами, хлеборобами, чего нам воевать? Верно говорю: мутят вас, пора уж хлеб убирать, а вы воевать собрались? Полковника Назарова ждете? Нету никакого Назарова в природе. Вот товарищ Зявкин не даст соврать. Подбил вас на это дело бывший городовой из Царицына. Он полковника вашего убил в прошлом году на Маныче и документы его взял…

Толпа зашумела. Справа от трибуны закипела какая‑то свалка, кинули на землю человека, сомкнулась над ним толпа и расступилась. Осталось лежать распростертое тело.

– Прапорщика Ремизова кончили! – крикнул кто‑то. – Стрелять хотел!

– Генерал Ухтомский сам подписал приказ, – продолжал Буденный. – Он человек военный, понял: ничего не выйдет. Конная армия в Ростове, а против нее кто устоит? Есть тут мои конармейцы?

– Есть! – ответил с площади недружный хор голосов.

– Вот пусть ваш делегат скажет!

На трибуну поднялся пожилой казак.

– Верно Буденный говорит, станичники, нету никакого полковника, а есть городовой. Я ему в рожу плюнул. А генерала Ухтомского мы сами видели, складайте, говорит, казаки, оружие во избежание дальнейшего кровопролития.

Казак надел фуражку и, махнув рукой, сошел с трибуны.

– Слушай меня, – голос Буденного гремел как перед атакой. – Бросай оружие здесь! – Он указал на небольшое пространство перед трибуной. – Расходись по домам!

В тишине звякнула первая винтовка об утрамбованную землю, за ней вторая, и разом зашумела площадь.

Летели на землю карабины, наганы, гранаты, пулеметные ленты, подсумки с патронами. В разных местах площади обезоруживали сопротивлявшихся офицеров.

Буденный и Зявкин сошли в самую гущу толпы:

– Ну что, станичники, – сказал, улыбаясь, командарм, – мы ведь в гости к вам приехали, забыли вы в своих камышах, как на Дону гостей встречают?

И впервые за все два дня дружным хохотом, от которого сходит с сердца тяжесть, ответила толпа этой немудрой шутке.

ОБ АВТОРАХ

МОРОЗОВ Дмитрий Платоновичродился в 1926 году. Во время Отечественной войны служил во флоте. После демобилизации работал следователем в Московской прокуратуре. Учился в Литературном институте имени Горького. Первый рассказ опубликовал в 1949 году в журнале “Советский воин”, затем выступал с рассказами на страницах центральных газет и журналов.

С 1953 года Морозов – специальный корреспондент Всесоюзного радио.

Автор повести “36 часов из жизни разведчиков”, которая опубликована также в ГДР, Чехословакии, Югославии. По мотивам повести Рижской киностудией снят фильм.

Повесть “Оглашению не подлежит”, опубликованная в 1967 году в журнале “Сельская молодежь”, написана в соавторстве с А. Поляковым.

ПОЛЯКОВ Александр Антоновичродился в 1904 году в семье железнодорожного служащего на Дону. Окончил Морозовское коммерческое училище, где был секретарем комсомольской ячейки. В 1920 году добровольцем ушел в Восточную комсомольскую бригаду 11‑й армии, освобождавшей Кавказ от меньшевиков.

После освобождения Кавказа был направлен на работу в ЧК. Принимал участие в борьбе с бандитизмом на Дону, Кубани и Кавказе, в ликвидации белогвардейского подполья.

В основу повести “Оглашению не подлежит” легли подлинные события, происходившие на Дону. Ее героями являются бывшие сослуживцы Александра Антоновича Полякова.

А.Поляков – автор повести “Кодовое название “Медведь”, которая вышла в Ростове‑на‑Дону.