Потерянный рай

Великолепьем царским и кольцом

Горящих Серафимов, при оружье

И с множеством хоругвей. Дан приказ

Немедля объявить, под гром фанфар,

О принятом решенье и конце

Совета. Приложив металл к устам,

На все четыре стороны трубят

Четыре Херувима; вторят им

Герольдов голоса, и далеко,

По всем провалам бездны, эта весть

Разносится; несметные войска

Восторженно приветствуют её.

Затем, уже спокойней, ободрясь

Надеждой ложной, Адские полки

Неспешно расстаются; их пути

Различны: каждый следует, куда

Наклонности влекут и грустный выбор,

Где мнит найти покой от хмурых дум

И тягостное время скоротать

До возвращенья Сатаны. Одни

Среди равнин, другие в вышине,

Летают, соревнуясь меж собой,

И в беге спорят, как во времена

Пифийских игр и Олимпийских. Здесь

Увлечены ристаньем колесниц,

Там укрощают огненных коней,

А тут — в шеренги строятся опять.

На небосклоне так порой встают

Видения: две рати в облаках,

Вещая войны гордым городам,

Сражаются. В побоище сперва

Вступают, с копьями наперевес,

Наездники воздушные; потом,

Перемешавшись в рукопашной схватке,

Когорты рубятся; вся твердь в огне

От ярого сверкания клинков.

Иные Духи, как Тифон, взъярясь,

Раскалывают горы, скалы в прах

Крушат и мчатся, вихри оседлав;

И Аду тяжко дикую гоньбу

Снести. Так, победительный Алкид

Эхалию покинул и покров

Отравленный на тело возложил;

Несносную испытывая боль,

Он сосны Фессалийские, в пылу

Неистовства, с корнями вырывал

И в море, в глубину Эвбейских вод,

С вершины Эты, Лихаса швырнул.

Иные, кротче нравом, обрели

Приют в затишном доле; там поют

Распевом Ангельским, под звуки арф,

О подвигах былых, о той беде,

Что их постигла, и клянут судьбу,

Поработившую свободный дух

Случайностью и силою. Хотя

Пристрастны песни эти, но такой

Гармонией пленительной полны

(Но разве может по-другому хор

Бессмертных петь?), что даже Ад умолк

И слушателям не мешал внимать

Восторженным. Другие, в стороне,

Облюбовали для беседы холм

(Умам — витийство, музыка — сердцам

Отрадны), там раздумьям предались,

Высоким помыслам: о Провиденье,

Провиденье, о воле и судьбе -

Судьбе предустановленной и воле

Свободной, наконец, — о безусловном

Провиденье, плутая на путях

К разгадке; обсуждению они

Подвергли всестороннему: добро,

И зло, блаженство счастья и страданье

Конечное, бесстрастие и страсть,

Позор и славу, — праздных дум тщета

И мудрость ложная! — но так могли

Тоску и страх заклясть на краткий час

Волшебным красноречьем, пробудить

Напрасные надежды и сердца

Тройной броней терпения облечь.

Ещё другие, крупными сойдясь

Отрядами, отважились разведать

Зловещий этот мир, дабы найти

Убежище помягче, и летят

Вдоль русел четырех Аидских рек,

Что в озеро пекучее несут

Погибельные струи: Стикс — река

Вражды смертельной; скорбный Ахерон,

Глубокий, чёрный; далее — Коцит,

Наименованный за горький плач,

Не молкнущий у покаянных вод

Его унылых; наконец, поток

Неистово кипящего огня,-

Свирепый Флегетон. Вдали от них

Беззвучно и медлительно скользит

Река забвенья Лета, развернув

Свой влажный лабиринт. Кто изопьёт

Её воды — забудет, кем он был

И кто он есть; забудет скорби все,

Страданья, радости и наслажденья.

За Летой простирается страна

Морозов лютых, — дикий, мглистый край,

Терзаемый бичами вечных 6yjpb

И вихрей градоносных; этот град,

Не тая, собирается в холмы

Огромные, — подобия руин

Каких-то древних зданий. Толща льда

И снега здесь бездонна, словно топь

Сербонская, меж Касием-горой

И Дамиатой, где уже не раз

Тонули армии, а воздух здесь

Пронизывает стужей до костей

И словно пламя жжёт. В урочный срок

Когтями гарпий Фурии влекут

Приговорённых грешников сюда.

Виновные испытывают боль

Стократ сильней от резких перемен:

Из пламени бросают их на льды,

Чтоб выстудить эфирное тепло;

И долго так лежат они, застыв,

Мучительно-недвижные, пока

Окоченеют; и в огонь опять

Несчастных возвращают. Взад-вперёд

Над Летой перебрасывают их,

Удвоив пытку тщетной маетой,

Стремлением — хоть каплю зачерпнуть

Желанной влаги, что могла бы дать

Забвенье Адских мук. Они к воде

Припасть готовы, но преградой — Рок;

Ужасная Медуза, из Горгон -

Опаснейшая, охраняет брод;

Сама струя от смертных уст бежит,

Как некогда из жадных губ Тантала.

Отважные отряды смущены,

Растерянны; от страха побледнев,

С глазами остеклелыми, бредут

Напропалую, осознав теперь

Впервые безнадёжный свой удел;

Им не нашлось убежища нигде.

Не мало мрачных, вымерших долин

Они прошли, не мало скорбных стран

Угрюмых миновать им довелось,

И огненных и ледовитых гор,

Теснин, утёсов, топей и болот,

Озёр, пещер, ущелий, — и на всем

Тень смерти; целый мир, где только смерть

Владычествует, созданный Творцом

В проклятие, пригодный лишь для Зла;

Где живо мёртвое, мертво живое,

Где чудищ отвратительных родит

Природа искажённая, — одних

Уродов мерзких; даже страх людской

Таких не мог измыслить; в сказках нет

Подобной жуткой нежити: Химер

Убийственных, Горгон и гнусных Гидр.

Тем часом быстрокрылый Сатана,

Враг Бога и людей, отважный план

Осуществляя, направлял к вратам

Геенны одинокий свой полет.

Порою влево он летел, порой -

Направо; то крылами мерил глубь

Провала, то взмывал под самый свод

Палящий. Так, сдаётся, что вдали,

Над морем, в тучах, корабли парят,

Когда их равноденственный муссон

Уносит от Бенгальских берегов

Иль островов Терната и Тидора,

Откуда пряности везут купцы

И, море Эфиопское пройдя,

На Кап кормила держат; Южный Крест

Им правильный указывает путь.

Так выглядел парящий Архивраг

Издалека. Он, под конец, достиг

Предела свода страшного; пред ним

Граница Ада; накрепко её

Хранят девятистворные Врата:

Три ртвора из железа, три из меди,

И три — из адаманта. Впереди,

По обе стороны, — два существа,

Два чудища огромные; одно -

До пояса — прекрасная жена,

От пояса же книзу — как змея,

Чьё жало точит смертоносный яд;

Извивы омерзительных колец,

Громадных, грузных, — в скользкой чешуе.

Вкруг чресел скачет свора адских псов;

Их пасти Церберские широко

Разинуты; невыносимый лай

Терзает слух. Но если псов спугнуть,

Они в утробу чудища ползут

И, в чреве скрывшись, продолжают выть,

И лаять, и пронзительно визжать.

Не столь ужасные терзали Сциллу,

Купающуюся в морских волнах,

Меж Калабрийских берегов и скал

Тринакрии рычащих, и не столь

Свирепа свита, мчащаяся вслед

Ночной колдунье, что, почуя зов

Таинственный, по воздуху летит

На запах крови детской, в хоровод

Лапландских ведьм, принудивших Луну

Усталую померкнуть силой чар.

Второе существо, — когда назвать

Возможно так бесформенное нечто,

Тенеподобный призрак; ни лица,

Ни членов у него не различить;

Он глубочайшей ночи был черней,

Как десять фурий злобен, словно Ад,

Неумолим и мощно потрясал

Огромным, устрашающим копьём;

То, что ему служило головой,

Украшено подобием венца

Монаршего. Навстречу Сатане,

Что той порою ближе подошёл,

Вскочив мгновенно, грозные шаги

Направил призрак с той же быстротой;