Страница 7 из 11
Юрия обожали и простые люди, и олигархи, и высокопоставленные чиновники, и звезды спорта. Его постоянно приглашали выступать – и в огромные залы, и в самые дорогие дома, охраняемые полками частной охраны. Он отправлялся в морские путешествия на дорогих яхтах, выступал перед первыми лицами страны – и это несмотря на то, что для него не существовало никаких авторитетов.
Юрий пел о любви и о социальных проблемах, причем вскрывал социальные язвы с большим юмором, мог опустить проворовавшихся чиновников и олигархов ниже плинтуса, что всем безумно нравилось. Также Юрий обожал подраться и мог быть страшен во хмелю. Правда, несколько магазинов, витрины которых он покрушил, повесили соответствующие таблички и плакаты с изображением Юрия, что только добавило им покупателей. Полиции с самого верха было дано задание не трогать Юрия – в смысле не сажать в «обезьянник» после очередного дебоша с битьем витрин и морд, а, наоборот, вежливо и аккуратно доставлять до дома и сдавать с рук на руки домработнице и ее супругу, врачу-наркологу, постоянно проживавшим в квартире в качестве прислуги.
Еще у Петра Аркадьевича в раскрутке была группа из четырех сексапильных молодых мальчиков и народный хор из бабушек и тетенек как минимум предпенсионного возраста, успешно гастролировавший по городам и весям. Петр Аркадьевич был мастером своего дела и хорошо «чуял» рынок.
– Вообще, я всех своих подопечных всегда выбирал сам, – устало продолжал Петр Аркадьевич. – Кого-то мне предлагали посмотреть, кто-то сам присылал свои записи, но я сам решал, кого возьму, кого не возьму. А Аглаю мне навязал ее отец. Я не мог ему отказать. Он в свое время мне очень помог. То есть Станислав – один из немногих моих друзей. Мы с молодости знакомы, как я тебе уже сказал. Сейчас новых друзей появиться уже не может. Не тот возраст. Да и у тебя уже не может. Кто есть – тот и есть. А с этими изменениями в стране, которые мое поколение пережило в сознательном возрасте, уж точно те, кто остался, и есть настоящие друзья.
– Зачем ему это было надо? Насколько я понимаю, он – богатый человек, как минимум олигарх-лайт.
– Аглаю надо было чем-то занять. Это дочь богатого папы. То есть была дочь богатого папы… С детства не знала отказа ни в чем. Потом, Станислав еще и чувствовал себя виноватым из-за того, что Аглая растет без матери.
– Она же вроде бы умерла? Где тут его вина?
– Я точно не знаю, что там было, Наташа. Это закрытая тема. Я только знаю, что она очень болезненная для Станислава.
– То есть мать Аглаи убили? И отец считает, что это его вина?
– Думаю, что что-то в этом роде. Может, ее убили в устрашение ему? Чтобы что-то сделал, что делать никак не соглашался, что-то уступил, отдал, продал… Я не знаю. Но я знаю, что он любил ее. И всегда чувствовал себя виноватым перед девочкой из-за того, что она растет без матери. Баловал ее невероятно. В общем, добаловал. Она вышла из-под контроля. Он был вынужден уехать в Лондон, Аглая там тоже какое-то время пожила, вернулась в Россию. В Лондоне ей было скучно, учиться она не хотела, хотела тусоваться. Она же прославилась в первую очередь как светская львица. Запела она уже потом – после того, как я ею занялся. Потом в кино снялась. Девка, отдать ей должное, была талантливая. Я уже говорил. Во всем талантливая! И еще в ней сидело желание утереть нос всему миру. Это ее выражение. Не знаю, зачем ей было его ему утирать.
– Комплекс ребенка богатых родителей, – сказала я. – Всего должна добиться сама, причем не в той сфере, в которой добились родители или родитель. Но проявляется этот комплекс далеко не у всех.
– У единиц, – кивнул Петр Аркадьевич. – Ты права, Наташа. Когда Аглая начала петь, а потом сниматься, она стремилась быть лучшей. Как жаль, что ее жизнь так рано оборвалась. И что же я скажу Станиславу?!
Продюсер схватился за голову.
В этот момент в кухню вернулись представители органов, осмотревшие всю квартиру – явно на предмет сувениров эротического характера. Место, где пряталась Джулия, так и не смогли определить, но в разных местах обнаружили волоски самых разных цветов, в частности малинового и салатового. Бедная собака!
Глава 3
– Запись с камеры наружного наблюдения мы изъяли, – сообщил следователь. – Попросим вас завтра приехать к нам, Петр Аркадьевич. Вы должны знать всех гостей или хотя бы часть. Странно, что в этом доме нет консьержки.
– Жильцы решили, что толку от консьержки никакого, причем как от бабушки, так и от отставного военного. Есть домофон, то есть видеофон, который выводит на экраны в квартирах и участок перед подъездом, и лестничную площадку. У всех бронированные двери, у большинства сигнализация. У меня в доме тоже нет консьержки. Но видеофон есть.
Про свой подъезд я решила промолчать. У нас и самый простой домофон долго не продержался, а на новый жильцы пожалели денег. Хотя у нас не жил никто из известных лиц, да и особо богатых не было. С другой стороны, у меня создалось впечатление, что ремонт в нашем доме ведется перманентно – хоть в какой-то квартире, да сверлят, а слышимость с каждым годом становится все лучше и лучше. Может, что-то в перекрытиях осыпалось за сорок с лишним лет, которые стоит мой панельный дом, квартира в котором досталась мне от бабушки?
– Няня может сказать, кто тут вчера был? – обратился следователь к Петру Аркадьевичу. – Я помню, что она не должна была попадаться на глаза Аглае Станиславовне, но она не могла не слышать звуков. Она знала кого-то из регулярных посетителей Аглаи Станиславовны?
– У Аглаи Станиславовны был проходной двор, – хмыкнул продюсер.
Я сказала про соседа, хозяина стаффордширского терьера, который, по словам няни, вчера ночью приходил успокаивать разбушевавшуюся хозяйку и ее гостя или гостей. Он скорее мог кого-то видеть.
Следователь отметил эту информацию, Николай сходил за няней, которая появилась на кухне вместе с ребенком. Он не спал, оставить его одного она не могла. Ребенок потянул ручки к Петру Аркадьевичу. Продюсер сразу же заулыбался, взял ребенка на руки – и мне показалось, что оба тут же впали в блаженное состояние. Джулия без приглашения прыгнула ко мне на колени и прижалась всем тельцем.
Я знала, что у Петра Аркадьевича двое взрослых детей, которые уехали из страны, и несколько месяцев назад умерла жена, которая последние несколько лет лежала, не вставая, хотя оставалась в полном сознании. Петр Аркадьевич очень переживал смерть жены, с которой прожил душа в душу много лет, хотя и был готов к тому, что она скоро уйдет навсегда. Но ведь окончательно к этому нельзя приготовиться, не правда ли? Умом понимаешь, а сердце отказывается принимать факт. На что-то надеешься, хотя надежды не остается, да и для самого лежачего больного, который осознает свое положение и мучается от боли, наверное, лучше уйти… Я знала, что Петр Аркадьевич делал все, что можно сделать, была нанята круглосуточная сиделка, то есть явно работали двое-трое посменно, он сам проводил с женой столько времени, сколько мог, но спасти ее уже не представлялось возможным. Он с головой ушел в работу, но, наверное, ему было очень одиноко. Ни с какими нимфетками и просто начинающими певицами замечен он не был. Я даже в свое время порылась в Интернете и выяснила, что Бергман не заводил шашни ни с кем из своих подопечных. Он был отличным семьянином и великолепным отцом. Но внуки, как я подозревала, должны были родиться уже в других странах. А сам Бергман никогда не хотел никуда эмигрировать.
И тут я заметила взгляд следователя, которым тот смотрел на Петра Аркадьевича и ребенка. И Николай тоже смотрел как-то странно. Нина Степановна спокойно пила чай, который себе заварила. Джулия выпросила у нее печенье, то есть не выпросила, просто потянулась, и Нина Степановна скормила его ей с руки. Бергман наслаждался общением с ребенком.
«Он совсем не похож на узбека», – подумала я, хотя мне никогда не доводилось видеть маленьких узбекских детей. Но на отцов и матерей я в последние годы насмотрелась в достатке. Ребенок не был узбеком!