Тропа

В эту минуту появилась лошадь, волочившая за собой жерди бесколёсой повозки, на которой лежал побледневший Слепой Глаз. Священная Песня отбросила отрубленную голову и метнулась к раненому мужу.

Безумный Медведь протолкнулся сквозь шумную толпу. Он равнодушно взглянул на сваленное в кучу добро и вдруг охнул, закрыв рот ладонью.

– Что случилось, отец? – удивился Лунный Свет. – Что особенного ты увидел?

Безумный Медведь наклонился и взял в руки толстую пачку бумаг в кожаной обложке. Он узнал растрепавшуюся и расклеившуюся тетрадь Рэндала Скотта.

– Откуда это?

– Не знаю. Наверное, лежало в мешке, когда я накидал туда других вещей, – пожал плечами юноша.

– Эта вещь принадлежит Ичи-Мавани, твоему настоящему отцу. Ты видел его там, где вы дрались?

– Нет, – решительно покачал головой юноша и нагнулся к валявшейся у его ног голове.

Мато Уитко остановил взгляд на вспухшем бородатом лице, по которому скользнула бахрома на рукаве рубашки Лунного Света. Что-то толкнуло его изнутри, и он забрал кровавый трофей из рук молодого индейца. Приблизив голову к своим глазам, он молча изучал её.

– Правильно ли поступит стрела, вонзившись в человека, её пустившего? Он вложил в неё силу движения. Он был ей отцом… – заговорил он, повернувшись к Лунному Свету. – Правильно ли поступит сын, убив своего отца, который вложил в него силу жизни?

Безумный Медведь поднёс отрубленную голову к лицу Лунного Света и встряхнул её.

– Посмотри, ты убил своего отца…

Молодой индеец заморгал.

– Почему отца?

– Это голова Ичи-Мавани, – произнёс Медведь.

– Нет! Не может быть! – воскликнул изумлённый юноша. – Это совсем другой Васичу!

– Это Ичи-Мавани. Он стал седым и старым, его лицо покрыто бородой, а затылок стал гладким и безволосым, как часто бывает у белых людей… Ты не узнал его, – спокойно объяснил Медведь и протянул голову Лунному Свету. – Пойди и расскажи об этом своей матери. И не выставляй голову на пляску вместе с другими скальпами… Ичи-Мавани – твой отец по крови…

Теперь была уже ночь, и участники похода танцевали вокруг большого костра под восхищённые крики соплеменников. Жёны и сёстры победителей стояли внутри круга, подняв над собой палки с привязанными к ним скальпами поверженных врагов. Все радовались, а Лунный Свет сидел, охваченный печальными мыслями, в полном одиночестве. Он не чувствовал горя или сожаления о содеянном, но понимал, что ему полагалось отправиться к избушке золотоискателей и устроить погребение изуродованного отцовского тела, как того требовали правила Лакотов. Суеверие не позволяло ему бросать умершего родственника на земле, как падаль.

Он вышел из типи и увидел Шагающую Лисицу и Магажу, лицо которой было вымазано золой. Она много лет не видела мужа, и он давно умер для неё. Но сегодня она получила подтверждение, что его больше не было в этом мире, и очернила лицо. Она не плакала, как делали другие вдовы, однако на сердце её, как нарыв, назрела тревога. Сын убил отца…

– Завтра я отправлюсь к месту, где мы убили тех Васичей, – заговорил Лунный Свет, – и похороню останки Ичи-Мавани…

Все вместе они зашагали к ярко освещённой танцевальной площадке, где плясали пять человек, одетых в короткие юбочки, сделанные из орлиных и вороньих перьев. У двоих из них с ягодиц свисали привязанные чучела птиц, подметающие хвостами землю. Громко стуча погремушками о свои копья, танцоры подскакивали к зрителям и вертелись перед ними, низко склонившись к земле и просительно вытягивая шеи. В голове одного из пляшущих вертикально торчало длинное перо, и при каждом шаге оно жалобно сотрясалось.

Это были Попрошайки – самые выдающиеся молодые люди деревни, превращавшиеся на время танца в нищих. Они кривили лица, стараясь сделать их невозможно жалкими, и на самых высоких нотах тянули заунывную песню, выпрашивая подарки. Люди отскакивали от них, но не убегали. Всякий, до кого дотрагивались копья или руки танцоров, громко смеялся и спешил принести что-нибудь к костру, показывая свою щедрость. Вскоре на земле выросла заметная куча самых разных лакомств и бытовых предметов.

Как только Попрошайки почувствовали себя удовлетворёнными, они ловко свалили набранное добро на растянутую оленью кожу и побежали по деревне, раздавая подарки наиболее бедным соплеменникам.

Подойдя к освещённому пространству, Лунный Свет увидел перед костром стоящего на коленях голого по пояс мужчину, который подбирал руками дымящиеся угли. Его длинные волосы были необычным образом стянуты в тугую косицу на темени, и она торчала над головой, будто ветвь дерева. Руки и лицо человека лоснились свеженамазанной белой глиной. На ногах были выведены длинные молнии. Схватив угли в ладони, индеец энергичными движениями растирал их в порошок и подносил ко рту, изображая, что его мучила страшная жажда и он утолял её жарким огнём.

–  Хейока! Хейока!– восторженно визжали детишки и указывали на странного человека пальцами.

Затем индеец выпрямился в полный рост. На груди у него висел круглый кожаный щит и колчан с луком и стрелами. Все эти вещи воины вешали всегда за спину, но это был не обычный человек, а хейока, которому полагалось всё делать наоборот. Он резко согнулся, просунув голову между коленей, и лицо его появилось из-под набедренной повязки, зажав в зубах свисток из кости орла. Собравшиеся вокруг люди громко смеялись. Свистнув пару раз, индеец призвал к себе ярко-рыжего жеребца с нарисованными на крупе белыми кругами, какими обычно обводили глаза боевых лошадей, чтобы усилить их зрение. Едва конь вбежал в шумный круг, хейока прыгнул к нему, схватил обеими руками длинный пушистый хвост и начал прилаживать к нему уздечку из тонкой верёвки, будто это была морда животного, а не хвост. Приспособив кое-как верёвку, индеец издал победный клич и вспрыгнул на своего коня, устроившись на его спине задом наперёд. Зрители радостно зашумели, и всадник пустил рыжего в галоп. При этом он нагнулся к хвосту своего скакуна и кричал туда пронзительным голосом:

– Неси меня, брат мой! Унеси подальше от жестоких врагов моих, и за это я привяжу к твоей шее кусок красивой красной материи! Помоги мне, и я подарю тебе по орлиному перу на каждое ухо!

Зрители размахивали руками и улюлюкали, изображая злых врагов, тянущих к всаднику руки. Наездник строил гримасы, корчился, извивался, как бы уклоняясь от сыпавшихся на него ударов. Иногда он неожиданно вытаскивал из чехла лук и бил им кого-нибудь из подвернувшихся зрителей, рыча при этом по-медвежьи.

То было импровизированное участие хейока в празднике, и люди были счастливы, что им представилась внезапная возможность не просто потанцевать по случаю удачного военного похода, но и посмеяться.

Обычно выступление хейоков было целой церемонией, к которой долго готовились. Специально для их обряда забивалась собака, чтобы сделать подношение шести силам и четырём сторонам света. Никто собак не убивал так, как это делали хейоки: они удушали её при помощи петли каким-то неуловимым движением, и смерть наступала мгновенно, как от удара молнии.

Хейоками становились те, кто обладал священной силой и получил в своих видениях указания Громовых Существ. Они умели вызывать дожди и отгонять ураганы. Таинственная сила начинала снисходить к ним с Небес, когда их поведение становилось похожим на поступки глупцов. Временами они всё делали наоборот, и, глядя на них, люди смеялись. Хейоки веселили соплеменников, чтобы человеческие сердца раскрывались и с лёгкостью впускали в себя истину, которая скрывается под слишком разными лицами и всегда приходит к людям неузнанной, поэтому её трудно принять. Хейоки умели отвлекать и приносили истину как бы шутя…

Внезапно всадник остановил рыжего жеребца перед Лунным Светом и спрыгнул на землю, сделав в воздухе лихой переворот. Шагнув к молчаливому юноше, хейока смешно присел и развёл руками, показывая величайшее удивление и непонимание.

– Скорбное выражение лица присуще людям, в которых нет жизненной силы, сын мой! – воскликнул он, придвинувшись к Лунному Свету. – Радуйся и пой песни вместе со всеми, вознося благодарения Крылатому Духу за каждое подаренное тебе мгновение жизни!