Тропа

Как-то к их кочующему лагерю присоединились две семьи из клана Красной Воды. Они покинули свою группу, не поделив что-то с главой общины, и почти месяц жили в стороне от всех. Но такое существование обычно не затягивалось надолго – уж слишком велик был риск попасть в руки вражеского военного отряда.

Среди новоприбывших Медведь сразу выделил молодую женщину по имени Шагающая Лисица, жену Молодого Волка. У этого индейца было две жены. Старшую звали Птица-Которая-Охраняет-Гнездо, а Шагающая Лисица доводилась ей сестрой. Молодой Волк взял её в жёны, когда их отца затоптали на охоте быки. Мать их отдала свой дом на растерзание соплеменникам, символически протянув людям ножи и топоры, после чего толпа изрезала шкуры палатки на куски, раз и навсегда уничтожив кров над её головой. После этого старуха несколько дней просидела возле могилы мужа, плача и тихонько разговаривая с его невидимой тенью, и там же скончалась в непреодолимой тоске. Согласно традициям племени, Шагающая Лисица, оставшись без кормильца, пришла в дом сестры и стала считаться второй женой Молодого Волка.

Любой воин мог иметь столько жён, сколько способен был прокормить. Молодой Волк имел двух. Странный Медведь – ни одной. Люди шептались по этому поводу, но никто не говорил ему ни слова. Даже отец не заговаривал о женитьбе. Странный Медведь общался с духами, и люди мало что могли присоветовать ему.

Не раз Странный Медведь останавливался близ палатки Молодого Волка и смотрел, как Шагающая Лисица скоблила костяным скребком натянутую на деревянную раму бизонью шкуру. Она работала несуетливо, но ловко. Странный Медведь с удовольствием провожал молодую женщину взглядом и любовался стройностью и силой её сложения, когда она шла твёрдой походкой к реке за водой. Иногда он ловил взгляд её блестящих глаз, но она немедленно отводила взор и поворачивала красивую голову в противоположную сторону.

Он ни разу не заговорил с нею, так как такое поведение считалось неприличным, но однажды он решил привлечь к себе её внимание, не нарушая разумных границ. Он облачился в длинную парадную рубаху, разрисованную мелкими значками и фигурками, которые рассказывали о его боевых заслугах, украсил волосы перьями и цветными прутьями с перечнем его ранений, взял флейту и некоторое время ходил вокруг палатки Молодого Волка, наигрывая пронзительную мелодию, которую сочинил специально для этого случая. Шагающая Лисица вышла из жилища и долго смотрела на Медведя, затем села около входа и принялась вышивать красными бусами кусок мягкой кожи, больше не поднимая глаз на мужчину с флейтой. Она не произнесла ни слова и ничем не ответила на музыкальное ухаживание Медведя, но он остался доволен. Женщина увидела его. Он удалился медленными шагами, продолжая играть на флейте. Кое-кто из людей, проходивших мимо, улыбнулся, глядя на него.

– Поведение Странного Медведя перестаёт быть странным, – услышал он за спиной.

– Подождём, как это поведение понравится Молодому Волку, – откликнулся другой голос. – Я слышал, что у него чересчур горячее сердце.

Больше Медведь не подходил к Шагающей Лисице с флейтой. Одной любовной песни было вполне достаточно, чтобы женщина поняла чувства воина, если она обладала достаточным разумом и чутьём.

Пару раз в лагере устраивались общие пляски по поводу успешных походов во вражеские станы за лошадьми. Медведь любил такие празднества, любил шум веселья. Завидев же в толпе зрителей Шагающую Лисицу, он быстро раскрашивался и присоединялся к танцорам, стараясь двигаться как можно более изящно и плясать поближе к тому месту, где стояла Лисица. Он искоса посматривал на неё, покручивая в руке боевую дубину и обмахиваясь веером из орлиного крыла, и с удовлетворением замечал, что женщине нравились то, как он танцевал. Это означало, что нравился и сам Медведь.

Случалось, Медведь подолгу сидел вдали от деревни возле пожелтевшего медвежьего черепа и о чём-то размышлял. Чуть в стороне, ближе к узкой полоске ручейка, виднелся каркас низенькой округлой палатки, в которой Странный Медведь с близкими товарищами обычно проводил Инипи– Обряд Очищения. Над этим местом нависала, прилепившись к крутому горному склону, кривая карликовая сосна, на ветвях которой висело множество мешочков с дарами Всесильному Духу Жизни. Иногда из кустов, пригнув голову к земле, показывался крупный волк белой масти и выжидающе смотрел на Странного Медведя. Человек тоже устремлял на него взор и не двигался. Так и молчали они в глаза друг другу. Казалось, что присутствие одного вполне устраивало другого. Но всё же ни один из них не расслаблялся, каждый был хищником и видел хищника в другом.

– Не знаю, что ты хочешь сказать мне, четвероногий брат, – как-то обратился Странный Медведь к волку. – Может быть, ты просто желаешь помолчать. Но может быть, ты хочешь сообщить мне что-то важное. Я не могу сейчас заставить себя услышать твои мысли, потому что сердце моё занято женщиной. Я подожду твоих слов, однажды ты скажешь их мне, мой брат.

МАТО УИТКОего собственные слова

Я пользовался уважением у людей. В моём доме всегда хватало еды, даже в самые голодные времена. Я видел на себе игривые взгляды девушек, когда проходил мимо них, и знал, что они были бы рады получить такого мужа. И мне было весело танцевать с ними ночами вокруг костра, когда разрешалось накинуть на себя и девушку покрывало и так стоять и разговаривать с ней и даже целовать её при всех. Во время праздника никто не мог запретить этого. Правда, после этого мать девушки обычно присылала кого-нибудь за вознаграждением.

– Ты был с дочерью Пятнистого Оленя, – говорил посланник, – дай ему хороший подарок, чтобы никто не подумал, что ты неуважительно поступил с молодой женщиной.

Я платил за веселье, как это делали все мужчины. Но ни в одной женщине не видел я своей жены.

Когда появилась в нашем лагере Шагающая Лисица, в моём сердце словно тетива натянулась. Я будто услышал голос, предвещающий и сладкое счастье, и горький вкус беды.

У нас не принято было останавливаться и разговаривать с женщиной на глазах у всех, потому что о ней могли плохо подумать. Некоторые жёны иногда попадали в неприятные истории из-за проявленного к ним внимания каким-либо воином. Бывало, что слишком вспыльчивый муж отрезал изменнице нос, если сам видел, как жена лежала с другим. Однако чаще были лишь сплетни, правда, случалось, что они становились нестерпимы. Тогда жена объявляла о проведении Праздника Чистоты, на который приглашались женщины, познавшие только одного мужчину. Я видел много таких сборищ. Организовывала и проводила этот праздник с угощениями обязательно та женщина, которая обвинялась в неверности. Каждая из присутствовавших во весь голос объявляла, что в её тело ни разу не входил никто, кроме мужа. Любой из зрителей мог выступить вперёд и опровергнуть это, если у него были основания. Женщины Одного Мужчины (их так называли) пели громкие песни о красоте и силе мужских органов.

Я не мог разговаривать с женой Молодого Волка. Я не мог подолгу стоять перед её типи, пышно одевшись, как это делали другие юноши, ухаживая за девушками. Шагающая Лисица имела мужа. Я не хотел оскорбить её.

Однажды ко мне пришёл Красящий-Лоб-Белым и сказал, что собирался отправиться в поход против Поуней, или Бритоголовых, которых мы чаще называли Волками. В те времена многие индейцы сбривали волосы на голове. Я сам видел однажды отряд Псалоков, в котором у пятерых человек головы блестели на солнце. Мой дедушка рассказывал мне, что наши люди раньше часто оставляли на голове только пучок волос. Это сегодня для воина позорно остригать свои волосы.

Красящий-Лоб-Белым хотел отомстить за смерть брата. Но он не был известным бойцом, поэтому не мог возглавить военный отряд – никто не последовал бы за ним. Он хотел, чтобы я повёл за собой воинов. Он обещал отдать мне всех лошадей, которых сможет захватить в походе. Мы выкурили трубку, и Красящий Лоб Белым получил моё согласие.