Китайская классическая "Книга перемен"

Уже через полгода после выхода в свет "Китайской классической "Книги перемен"" компетентный рецензент В.А.Рубин писал, что "без всякого преувеличения работу Ю.К.Щуцкого можно назвать подвигом и достижением культуры в самом широком смысле"[149]. В другой рецензии, появившейся в 1963 г., Ф.С.Быков, отметив, что "до Ю.К.Щуцкого никто из европейцев не сделал и попытки приступить к решению столь исключительно сложной задачи", также признал его работу "настоящим научным подвигом"[150]. По прошествии нескольких лет еще решительнее высказался В.Г.Буров, назвавший труд Ю.К.Щуцкого "фундаментальным исследованием, равного которому нет в европейской синологии"[151]. В 1979 г. книга Ю.К.Щуцкого была переведена на английский язык и издана видными специалистами (в частности Г.Вильгельмом) сначала в США, а затем в Англии, что явилось свидетельством международного признания ее большой научной значимости. Это особенно впечатляет, поскольку речь идет о произведении, написанном почти за полвека до того. В рецензии на английский перевод, опубликованной одним из центральных востоковедных журналов Запада, работа Ю.К.Щуцкого была названа "экстраординарной", а сам автор – "проявившим замечательный аналитический талант"[152]. Среди дошедших до нас научных трудов Ю.К.Щуцкого Монографии о "Книге перемен" несомненно принадлежит первое и особое место. Вторым по значению следует признать цикл его работ о даосизме: "Исповедание Дао у Гэ Хуна", "Дао и Дэ в книгах Лао-цзы и Чжуан-цзы", "Даос в буддизме" (1927), "Основные проблемы в истории текста Ле-цзы" (1928), статья о Ду Гуан-тине (1934), рецензия на книгу Б.Бельпэра "Даосизм и Ли Бо" (1935). Известно также, что в 1928 и 1936 гг. соответственно Ю.К.Щуцкий составил иероглифические указатели к фундаментальным даосским трактатам "Юнь цзи ни цянь" ("Семь ящиков облачной литературы", XI в.) и "Дао дэ цзин" ("Канон пути и благодати", V-IV вв. до н.э.). Ценный вклад в знакомство русскоязычного читателя с китайской классической поэзией внес он своими прекрасными переводами. Ю.К.Щуцкий был высокоодаренной личностью, наделенной как экстраординарными научными способностями, так и большим художественным талантом, прежде всего в области музыки, живописи и поэзии. Его научный облик с достаточной полнотой представлен в помещенных далее отзывах В.М.Алексеева и Н.И.Конрада. Но следует подчеркнуть, что и научные, и художественные искания Ю.К.Щуцкого определялись единой мировоззренческой установкой, которая хорошо выражена им самим в автобиографическом "Жизнеописании", сделанном в 1935 г. по просьбе В.М.Алексеева. Этот публикуемый ниже документ показывает, что хотя философские взгляды Ю.К.Щуцкого не лишены фантастичности, их очевидное достоинство – стремление к целостному гуманистическому знанию, включающему в себя высшие духовные достижения различных культур. При таком подходе исследование "Книги перемен" для Ю.К.Щуцкого составляло не только и даже не столько историко-культурную, сколько культуросозидательную и духовную задачу.

В начале рецензии В.М.Алексеева отмечено, какую стену непонимания и невежества пришлось пробить Ю.К.Щуцкому. Его научный и жизненный путь был не только усыпан многими терниями, но и украшен творческим общением с рядом выдающихся людей. Одним из первых среди них был В.М.Алексеев, всегда оказывавший своему лучшему ученику всяческую поддержку и неизменно отзывавшийся о нем в превосходных степенях, даже во времена, когда это можно было делать лишь косвенно, не называя имени[153]. О замечательной интеллектуально-игровой атмосфере, царившей в кругу В.М.Алексеева – Малаке, т.е. Малой академии, и особенно контрастировавшей с начинавшимся тогда умственным одичанием, живо свидетельствуют воспоминания дочери академика, М.В.Баньковской, "Малак – литературные вечера востоковедов. 20-е годы". В Малаке Ю.К.Щуцкого называли разными шутливыми именами: фра Щуц, Юлиан-отступник, студент Чу (Чу – его китаизированная фамилия, под которой он издал статью о Ду Гуан-тине). М.В.Баньковская приводит следующий стихотворный портрет Ю.К.Щуцкого, принадлежащий перу В.М.Алексеева:

Студент Чу родился весь в гриве: копным-копной налипли кружки волос... Мать считала это неблаговещим. Как раз зашел хэшан, посмотрел и блеснул зубами. Сказал: "Твой сын будет учиться у лысого". Тогда успокоилась.

Чу был человек неистовый. В возрасте "слабой шапки" схватывал, бывало, в руки инструмент вроде цинь, но вышиной сажени в две, и начинал безумно водить огромным луком по натянутым канатам. На дворе выли псы, слетались кричащие вороны.

Потом Чу научился где-то писать ханьские знаки. Пришел раз домой, взял швабру, окунул ее во что-то такое-этакое и давай писать: вмиг потолок и стены покрылись, как говорится, "следами". На пол – кап-кап-трр! – текли слюни вдохновленного.

Чу знал толк в гравюре. Брал у сапожника нож и начинал крутить по бесчувственному дереву... Крах-крах!.. слышали все вокруг, но подходить боялись: Чу был силен и крепок. Один раз награвировал бессмертного. Сделал три слоя, как в слоеном пирожке, – глядевшие не могли раскусить, в чем дело. Тогда Чу с размаху всадил в последний пирожок свой нож, рванул раз, рванул два – а глаза уже сияли. Стоявшие разняли скулы.

Чу читал хорошо: много помнил, хорошо толковал. Однако порой приходил в раж, брал слово на язык и носился, как ураган, танцуя, как он сам говорил, "вихрь", и все объяснял слушавшим и неслушавшим через это слово. Оказывалось, что инь – это чернильница, часы, ножницы и изумруд, а ли – это Исакий, Кронштадт, Александрия. Слушавшие дивились. Однако ругать не смели: Чу умел доказывать твердо.

Чу предался тайной секте Синих Чулков. Бывало, с безумным взором наденет синий чулок и бормочет заклинания. У соседа была дочь, у которой давно уже пропал синий чулок. Вот как-то раз сосед, увидев, что в комнате Чу рычит и гудит синий чулок, испугался и сообщил начальству. Разрезали чулок, повели студента, сто раз отпирался – не помогло. Тогда Чу потребовал у красившего стены маляра кисть и написал стихи: "Синь-синей небо-лазурь, глубоко ах, не сказать. Чист-чистым Чу-человек, держащий его – лишь черт".

Чиновник испугался: он сам был в секте Синих Чертей, а на "дороге стоявшие" не одобряли. Отпустил студента. Послесловие рассказчика: Синий бессмертный, синий чулок, синее небо – как все это в одном Чу слилось! А грива-то косматая с рожденья! Кто видел цилиня, тот может тайно понять перворождение Чу.

149

Рубин В.А. [Рец. на:] Щуцкий Ю.К. Китайская классическая "Книга перемен". – Вестник древней истории. 1961, №3, с. 136.

150

Быков Ф.С. [Рец. на:] Щуцкий Ю.К. Китайская классическая "Книга перемен". – Народы Азии и Африки. 1963, №1, с. 214, 216.

151

Буров В.Г. Изучение китайской философии в СССР. – Великий Октябрь и развитие советского китаеведения. М., 1968, с. 99.

152

Hoodock J. [Рец. на:] Shchutskii J. Researches of the I Ching. – Philosophy East and West. Vol.31, №4. Honolulu, 1981, с 551.

153

См., например: Алексеев В.М. Наука о Востоке, с. 114–160, 402–408.

154

Баньковская М.В. Малак – литературные вечера востоковедов. 20-е годы. – Традиционная культура Китая. М., 1983, с. 123.