Страница 16 из 22
Хозяев я не застал дома. Мне сказали, что они на рыбалке и надо спуститься к реке. Я нашёл их на берегу. Они сидели рядышком, опустив ноги в воду, и следили за поплавками.
Это была умиляющая картина. Я не мог ею налюбоваться. Еситоми, видимо, почувствовал мой взгляд и обернулся. Он сразу узнал меня, и мы оба расхохотались. Жена Еситоми тоже обернулась и тоже рассмеялась.
На их лицах я не увидел ни тоски, ни скорби.
Я провёл у них весь день и вечер. Меня угощали свежими сасими из каракатицы, а жена Еситоми, женщина с кругленьким детским личиком, весело сказала:
– Мы так рады. Для нашего папочки лучшего места, чем Кагосима, не придумаешь. Здесь так тихо! Ни суеты, ни грохота. Если бы нам предложили вернуться в Токио, я была бы несчастна!
Она говорила искренне, лицо её светилось радостью.
Как видишь, она счастлива, живя в Кагосиме, и сочла бы за несчастье жить в Токио. Что ты на это скажешь? Еситоми слушал жену, посмеиваясь, и тянул кагосимское сакэ.
Я подумал – везёт же людям, и представил их сидящими там, у реки, потом вспомнил твои слова – «какое несчастье быть женой такого человека».
Должно быть, для тебя Еситоми – ничтожество. Он не делает карьеры, не поднимается по служебной лестнице, не старается повысить свой материальный и культурный уровень. Словом, пустое место!
А вот они счастливы. Счастливы, несмотря ни на что! Пускай Еситоми понизили в должности, пускай выслали в провинцию – они счастливы! И возразить тебе на это нечего!
5
Ты много пишешь ещё о том, что семья должна быть крепкой. И все твои идеи, собственно, порождены тем, что тебе хочется как‑то «связать семью».
Я не спорю: тебе удалось скопить деньги на постройку комнаты для гостей. Теперь у тебя идея построить новый дом. Ну что ж, ничего дурного я в этом не вижу. Но подумай о другом. Тебя не смущает, что все твои идеи носят чисто меркантильный характер, точно в этом и заключается семейное счастье? Я не возражаю, приятно жить богато, не отказывая себе ни в чём, имея всё в достатке. Но разве только в этом счастье? Разве радуешься, только что‑то приобретая? Нельзя во всём руководствоваться только материальной выгодой.
Я не считаю тебя плохой женой. Просто мне кажется, ты чего‑то недопонимаешь.
Прости, пожалуйста, мне придётся вспомнить ещё один не очень приятный для тебя эпизод.
Я вернулся из Кагосимы с мыслью послать супругам Еситоми подарок. Я думал, чем бы их порадовать? В моей памяти они всё ещё сидели на берегу реки, опустив ноги в воду. И я решил, что будет хорошо, если я пришлю им рыболовные снасти. Так я и сделал: в день получки отправился в охотничий магазин, купил два комплекта удочек и послал в Кагосиму. Обошлось мне это всего в четыре тысячи иен. Согласись, в день получки – это пустяковая сумма. Тем более, если этим можешь доставить удовольствие своим друзьям.
Мне хотелось поделиться с тобой моей радостью.
– Что?! Истратил четыре тысячи иен? – Ты выхватила у меня из рук конверт с жалованьем и стала судорожно пересчитывать деньги. Ты знать ничего не хотела и только кричала: – Я старалась, экономила, отказывала себе во всём, чтобы скопить деньги на комнату, а ты бросаешь на ветер четыре тысячи!
Я объяснял, втолковывал, внушал… Напрасно! Где там! Ты была невменяема. Ты и слышать не хотела о супругах Еситоми. Ты стрекотала, не давая мне слово вставить.
– Молчи! – кричала ты с таким лицом, точно перед тобой стоял самый страшный преступник. – Молчи! Разве я на что‑нибудь жалею денег? Разве на Новый год или на праздники я не посылаю подарки твоим начальникам? Разве я хоть одного из них когда‑нибудь забыла, обошла? Я ведь понимаю: это нужно… Но для какого‑то паршивого Еситоми! Выбросить ни за что, ни про что четыре тысячи иен!..
– Чем тебе не нравится Еситоми?
– Он мне не нравится? Да я к нему совершенно равнодушна! Он мне не нужен! И тебе не нужен!.. Вот в чём всё дело!..
Я молчал. Что я мог возразить?
Прошло полгода. Мы отпраздновали постройку комнаты для гостей. Раскрасневшись от вина, ты сказала, что хочешь купить участок и построить новый дом. Ты расписывала прелести нашего будущего дома и достаточно самоуверенно и торжественно заявила:
– Ну, теперь попробуй сказать, что у тебя плохая жена!
Я улыбнулся и сказал:
– Что ты! Ты просто идеальная жена!
НОВЕЛЛА ВОСЬМАЯ
ЖЕНА ПУТЕШЕСТВУЕТ
1
– Убирайся!
– Ещё чего! Сам убирайся!
Так окончилась эта банальная перепалка. Кэйдзо заявил:
– Домой можешь меня не ждать!
И ушёл, хлопнув дверью.
Было пасмурно. Каждую минуту грозил хлынуть дождь. В таких случаях Сумико всегда заботливо совала мужу плащ, но сейчас она была очень зла и ничего не сказала. «Пусть промокнет, чёрт с ним!»
Она с остервенением вытирала стол и бросала грозные взгляды на клетку со скворцом.
Супружеские ссоры всегда возникают из‑за пустяков. Слово за слово, – и разгорается спор. Потом спор переходит в бурю, а буря – в ураган, наподобие тех, которые посещают Японию в начале осени.
Теперь поводом для ссоры послужил скворец. Вот почему Сумико так грозно на него посматривала.
Накануне Кэйдзо вернулся со службы, как обычно, но Сумико сразу почуяла неладное. Муж как‑то подозрительно прятал назад руки. Заглянув к нему за спину, Сумико увидела что‑то довольно объёмистое, продолговатое, завёрнутое в фуросики.
– Что это ты притащил?
– Понимаешь… я… нет, не я, а Катакура‑кун из нашего отдела болен… Честное слово, не вру!.. Он лёг на операцию, ему должны вырезать аппендикс… Я правду говорю…
Муж мямлил что‑то невразумительное. Сумико за три года хорошо изучила его и теперь почувствовала тревогу.
– Ну‑ка развяжи платок! Что у тебя там?..
– Скворец.
– Какой ещё скворец?!
Кэйдзо поспешно развязал фуросики. Сумико увидела продолговатую клетку с иссиня‑чёрным, нахохлившимся скворцом.
– Красивый, правда?.. А какая у него на грудке жёлтая полоска, гляди… Умнейшее существо… слова заучивает. Ты сможешь с ним говорить, если тебе будет скучно…
И зачем только мужья лебезят перед жёнами! Разве этим от них чего добьёшься!
– Хватит! При чём тут Катакура‑кун?
– Он болен, у него аппендицит…
– Это я уже слышала.
– Понимаешь, он болен… не может ухаживать за скворцом и попросил меня продать его. В рассрочку. Всего по тысяче иен в месяц…
– Ясно!.. – произнесла Сумико ледяным голосом и уничтожающе поглядела на мужа. – Можешь не продолжать!
Сумико уже как‑то имела дело с птицами. Года за два до этого Кэйдзо купил тогда двух синиц. Вышел прогуляться, а вернулся с двумя птицами. Сумико не испытывала особой страсти к животным, но и неприязни тоже. Поэтому тогда она отнеслась к появлению птиц в доме довольно мирно. Она же не предполагала, чем дело кончится. А Кайдзо поиграл с синицами недельку и забросил. И ухаживать за ними – кормить, чистить клетку – пришлось Сумико.
Спасибо, соседи взяли тогда синиц, а то бы она до сих пор с ними мучилась. Нет, теперь она такого не допустит. Через неделю скворец надоест Кэйдзо, и снова ей придётся с ним возиться, убирать клетку… Нет уж, довольно!
Но особенно Сумико разозлилась, когда увидела, как Кэйдзо, растянувшись поперёк веранды, сюсюкает со скворцом. Такое занятие пристало какому‑нибудь выжившему из ума старикашке, а не молодому, полному сил мужчине. Сумико еле сдерживала гнев.
И вот утром, когда Кэйдзо уходил на работу, ссора и разразилась. Пусть он берёт скворца с собой, Сумико он не нужен.
– Почему ты не даёшь мне ничем заняться?
– Нашёл занятие! Тьфу! Постыдился бы!.. Ну и занимайся своей тварью!.. Теперь мне ясно: скворец тебе дороже жены.
Словом, и пошло, и поехало: «убирайся!», «сам убирайся!» и тому подобное.
– Сгинь, проклятая тварь! Тьфу!
То ли напуганный вспыхнувшей с утра перебранкой, то ли привыкая к новому месту, скворец всё утро просидел в клетке, забившись в уголок и не проронив ни звука. Но как только лучи солнца через окно проникли в комнату, он влез в блюдце и стал шумно плескаться, хлопая крыльями и разбрызгивая воду по всей веранде.