Страница 14 из 26
Наступил четверг. В предоперационную ночь медсестра протирает тело больного спиртом и сбривает волосы. Сугуро допоздна оставался в лаборатории вместе со старшей сестрой и Тода, комплектуя необходимые для операции снимки и инструменты. Когда он вышел в темноту и направился в свой пансион, до которого от клиники было всего десять минут ходу, то услышал шум автомашины. Автомобиль поравнялся с ним, и он увидел через запотевшее стекло профессора Кэндо. Рядом с ним, положив руки на эфес сабли, сидел генерал с двойным подбородком. В этот дождливый вечер профессор Кэндо показался Сугуро каким‑то одиноким и несчастным ‑ таким он его еще никогда не видел.
«Кажется, наш старик победит», ‑ подумал он, решив, что завтра закулисная борьба двух профессоров достигнет высшей точки. Он даже почувствовал легкое волнение от этой мысли.
На следующий день в десять часов утра Асаи, Тода и Сугуро, надев поверх халатов резиновые передники, в сандалиях, ждали у операционной, когда привезут больную.
Небо было пасмурным. Операционная находилась в самом конце коридора ‑ сюда больные не заходили. Натертый паркет холодно блестел.
Но вот издалека донесся мягкий шум колес. По коридору медленно катилась тележка с госпожой Табэ, подталкиваемая медсестрой и матерью больной.
Из‑за наркоза и страха перед операцией лицо больной было очень бледным, черные волосы разметались по плечам.
‑ Ну, держись молодцом, ‑ сказала мать вслед удалявшейся тележке. ‑ Я буду тут. Сейчас и сестра подойдет. Ведь операция скоро кончится...
Совсем ослабевшая больная открыла помутневшие, как у подбитой птицы, глаза и что‑то пробормотала, но слов разобрать было невозможно.
‑ Не беспокойся, ‑ сказала мать. ‑ Профессор все сделает как надо.
В это время старшая сестра Оба завязывала профессору халат, он уже вымыл руки спиртом. Потом она, словно мать сыну, который уже перерос ее, надела на голову старика белую шапочку, похожую на феску. Другая сестра протянула ему металлический ящичек с двумя парами резиновых и матерчатых перчаток. Профессор стал похож на белую куклу с театральной маской вместо лица.
Во время операции в помещении нужно поддерживать температуру в двадцать градусов тепла, поэтому уже сейчас в операционной было душновато. На пол из шланга с тихим шумом лилась вода, которая пока смывала пыль, а потом будет смывать кровь. В водяной струе отражалась свисавшая с потолка большая бестеневая лампа. В этом неестественно ярком свете и ассистент Асаи и медсестры двигались, как колышущиеся в воде водоросли.
Две медсестры подняли госпожу Табэ с тележки и положили на операционный стол. Профессор привычными движениями начал извлекать из никелированного ящика и класть на стеклянный столик хирургические инструменты. Эльбаториум, которым загибают легочную плевру, реберный нож и пинцеты, соприкасаясь друг с другом, неприятно позвякивали. Услышав этот звон, госпожа Табэ вздрогнула, но тут же ее тело расслабилось, и она закрыла глаза.
‑ Не беспокойтесь, сударыня, ‑ тихо сказал Асаи; ‑ мы все время будем давать наркоз!..
‑ Все готово? ‑ глухо спросил профессор, но его голос в наступившей тишине показался резким.
‑ Все.
‑ Тогда приступим.
Все склонились над операционным столом. Старшая сестра тампоном, пропитанным йодом, протерла спину больной.
‑ Скальпель!
Взяв протянутый электрический скальпель, профессор чуть наклонился вперед. Сугуро уловил шипящий звук. Это горели мышцы.
Какое‑то мгновение казалось, что жировой покров сейчас вывалится из‑под кожи, но уже в следующую минуту все покрыла темная кровь. Щелкнув зажимами, ассистент Асаи мгновенно зажал кровеносные сосуды. Сугуро перевязал каждый из них шелковой ниткой.
‑ Эльбаториум! ‑ бросил профессор. ‑ Вливание!
В белой ноге госпожи Табэ торчала игла ирригатора. Взглянув, как по резиновой трубке в организм больной бегут глюкоза и адреналин, Сугуро ответил:
‑ Все в порядке.
‑ Давление?
‑ Нормальное.
Прошло несколько томительных минут. Внезапно госпожа Табэ застонала. По‑видимому, она еще не полностью потеряла сознание.
‑ Тяжело, мама... Ой, как трудно дышать!..
На лбу профессора выступил пот. Старшая сестра, встав на цыпочки, отерла ему лоб марлей.
‑ Тяжело дышать, мама... дышать...
‑ Реберный нож, ‑ потребовал профессор.
Когда отвернули края раны, обнажились несколько ослепительно белых ребер. Профессор крепко зажал одно похожим на садовые, ножницы реберным ножом.
‑ Ум‑м, ‑ послышался из‑под маски его напряженный голос.
Раздался тупой звук, и конец четвертого ребра, напоминающий рог оленя, с сухим стуком упал в таз.
На лбу старика снова и снова выступал пот, и старшая сестра, становясь на цыпочки, тут же вытирала его.
‑ Вливание?
‑ В порядке.
‑ Пульс? Давление?
‑ В порядке.
‑ Приступаем к последнему ребру, ‑ пробормотал профессор.
Так дошли до самого опасного участка.
Сугуро вдруг заметил, что кровь больной потемнела. На мгновение его грудь сдавило недоброе предчувствие. Но профессор уверенно продолжал операцию. И сестра, следившая за кровяным давлением, ничегр не говорила. Асаи тоже молчал.
‑ Ножницы! ‑ крикнул старик, и всем показалось, что он чуть вздрогнул. ‑ Ирригатор в порядке?
Значит, заметил. Потемнение крови говорит об ухудшении состояния оперируемого. Сугуро увидел, что лицо Хасимото блестит, словно покрытое воском.
‑ Изменения?
‑ Давление... ‑ растерянно пролепетала молоденькая медсестра, ‑ давление падает...
‑ Кислородную подушку!.. ‑ истерически крикнул Асаи. ‑ Скорее!
‑ Пот в глаза... Пот в глаза льется, ‑ прошептал профессор, чуть пошатнувшись.
Старшая сестра дрожащей рукой приложила к его лбу платок.
‑ Марлю, быстро!
Профессор стер кровь, закрыл разрез, но кровотечение не останавливалось. Руки Хасимото заработали быстрее.
‑ Марлю... Марлю... Давление?
‑ Падает.
Профессор с исказившимся от муки лицом обернулся в сторону Сугуро. Казалось, он вот‑вот расплачется.
‑ Давление?
‑ Безнадежно, ‑ ответил Асаи. Он уже снял и бросил маску.
‑ Пульса нет... ‑ пробормотала старшая сестра, снимая руку с пульса больной.
Рука Табэ ударилась о край операционного стола и безжизненно повисла. Профессор замер. Все молчали. Только тихо журчала стекавшая на пол вода, отражая свет лампы.
‑ Сэнсэй, ‑ хрипло проговорил Асаи, ‑ сэнсэй... Профессор поднял на него пустые глаза.
‑ Надо привести тело в порядок, да?
‑ Привести в порядок?.. Ах да... Конечно...
‑ Я зашью сечения...
Остекленевшие глаза покойной уставились на них, как бы говоря: «Зачем вы подвергли меня таким мучениям?..»
Сугуро, у которого подкашивались ноги, уселся на корточки. В ушах все раздавались назойливые, глухие звуки, будто на лист жести падали гвозди. Он почувствовал внезапную тошноту и с силой стал тереть кулаками глаза.
Асаи, встав на место профессора, зашил разрезы; старшая сестра обтерла мертвое тело спиртом.
‑ Перевязать бинтом! ‑ высоким голосом приказал Асаи. ‑ Все туловище.
Усевшись на стул, профессор бездумно уставился в одну точку. Казалось, он ничего не слышал.
‑ Перенесите тело в палату. Родным пока ничего не сообщать, ‑ охрипшим голосом приказал Асаи и оглядел своих коллег ‑ они, напуганные, стояли, отвернувшись к стене.
‑ Когда перенесете в палату, тут же введите физиологический раствор. И вообще делайте все, что полагается после операции. Больная не умерла. Она умрет завтра утром.
У Асаи был уже не тот вкрадчивый, сладкий голос, каким он обычно разговаривал в лаборатории. Его очки без ободков сползли на кончик вспотевшего носа.
Когда тело положили на тележку и закрыли простыней, молодая медсестра, пошатываясь, пошла к дверям. Видимо, у нее не осталось сил даже подталкивать тележку.
В коридоре к ним подбежали побледневшая мать и сестра Табэ.
‑ Операция прошла благополучно, ‑ с деланным спокойствием проговорил Асаи, пытаясь выдавить улыбку.