Перебежчик (ЛП)

- Дело твоей жизни! - фыркнул Адам. - Юг? Дикси? Ты даже не знаешь Юг! Ты за всю жизнь не забирался южнее причала Рокетт! Ты видел рисовые поля Южной Каролины? Плантации в дельте?

Гнев Адама был яростным и красноречивым.

- Если хочешь узнать, как выглядит ад на земле, Нат, то отправься в путешествие, чтобы посмотреть на то, что ты защищаешь. Поезжай вниз по реке, Нат, послушай звуки хлыста и посмотри на кровь, понаблюдай за детьми, которых насилуют! Вот тогда вернешься и расскажешь мне про дело своей жизни.

- Так вот в чем твои моральные побуждения? - Старбак попытался вновь получить преимущество в споре. - Ты думаешь, что выиграв эту войну, Север осчастливит рабов? Думаешь, что с ними будут лучше обращаться, чем с бедняками на северных фабриках? Ты бывал в Массачусетсе, Адам, видел фабрики в Лоуэлле. Это твой новый Иерусалим?

Адам устало покачал головой.

- Америка спорила на эту тему тысячу раз, Нат, а потом у нас были выборы, и мы решили спор в ящиках для голосования, и именно Юг не принял этого решения, - он вытянул руки, словно желая показать, что не хочет больше выслушивать этот старый и бесцельный спор. - Дело моей жизни - это поступать правильно, вот и всё.

- И обманывать отца? - спросил Старбак. - Ты помнишь прошлое лето? В округе Фалконер? Ты спросил меня, как я могу бояться собственного отца и не бояться сражения. Так почему же ты не расскажешь отцу о том, во что веришь?

- Потому что это разобьет ему сердце, - просто признался Адам. Он замолчал, вглядываясь на север, где в зелени пейзажа поблескивала излучина реки Чикахомини.

- Понимаешь, я думал, что смогу оседлать обеих лошадей, смогу служить и своей стране, и штату, и что если война закончится быстро, отец никогда не узнает, что я предал одну из сторон ради другой, - он сделал паузу. - И это по-прежнему возможно. Макклелану нужно просто посильнее надавить.

- Макклелан не может надавить. Он просто напыщенный индюк. Может только надуваться от гордости, но в драку не полезет. А кроме того, он считает, что у нас численное преимущество. Я сам был тому свидетелем.

Адам моргнул, услышав тон Старбака, но долго не отвечал, а потом вздохнул.

- Джеймс меня выдал?

- Никто тебя не выдавал. Я сам всё понял.

- Умница Нат, - печально произнес Адам. - Голова набекрень, но умница.

- Как поступит твой отец, узнав, что ты предал дело Юга? - поинтересовался Старбак.

Адам взглянул на него.

- Ты собираешься ему рассказать? Ты уже почти это сделал и теперь скажешь всё остальное, да?

Старбак покачал головой.

- Что я собираюсь сделать, так это спуститься к тем палаткам, найти Дятла Бёрда и сказать ему, что я вернулся, чтобы служить капитаном одиннадцатой роты. Вот и всё, что я собираюсь сделать, если только кто-нибудь снова не выпихнет меня из Легиона, а в таком случае я отправлюсь в Ричмонд и найду малоприятного, но умного старика и предоставлю ему заниматься всем этим.

Адам нахмурился в ответ на эту угрозу.

- Почему? - спросил он после паузы.

- Потому что это то, что у меня хорошо получается. Я понял, что хочу быть военным.

- В бригаде моего отца? Он тебя ненавидит! Почему бы тебе не вступить в другой полк?

Старбак пару секунд молчал. По правде говоря, он не обладал никакими рычагами, чтобы вступить в какой-нибудь другой полк, по крайней мере, не капитаном, потому что его клочок бумаги был пригоден только в качестве оружия против семьи Фалконеров.

Но была еще и другая, более глубокая правда. Старбак начал понимать, что войну нельзя вести, не вкладывая душу. Человек не может убивать походя, как христианин, заигрывающий с грехом.

Война дролжна быть всепоглощающей, прославляющей и пьянящей, и лишь немногие могут пережить этот процесс, но эти немногие войдут в историю героями. Вашингтон Фалконер был не из таких.

Он наслаждался соблазнами высокого воинского поста, но не имел вкуса к войне, а Старбак внезапно очень четко понял, что если он выживет под пулями и снарядами, то сможет однажды повести на сражение эту не слишком наполненную энтузиазмом бригаду. Тогда она станет бригадой Старбака, и да поможет Бог врагу, когда настанет этот день.

- Потому что нельзя сбегать от врагов, - наконец-то ответил он на вопрос друга.

Адам с жалостью покачал головой.

- Нат Старбак, - с горечью произнес он, - влюблен в войну и военное дело. Это потому что ты потерпел провал во всём остальном?

- Здесь мое место, - Старбак проигнорировал язвительный вопрос Адама.

- Но не твое. Так что тебе нужно переубедить отца, Адам, чтобы позволил мне остаться капитаном одиннадцатой роты Легиона. Как ты это сделаешь - дело твое. Тебе нет нужды рассказывать ему правду.

- А что еще я могу ему сказать? - в отчаянии спросил Адам. - Ты уже сделал достаточно намеков.

- У тебя с твоим отцом есть выбор, - отозвался Старбак, - оставить всё это в тайне или вытащить на свет Божий. Мне кажется, я знаю, что предпочтет твой отец, - он помедлил, а потом приукрасил свой блеф еще одной ложью.

- А я напишу тому старику в Ричмонд, что шпион мертв, скажу, что он был убит во вчерашнем сражении. К тому же, ты ведь закончил свою карьеру шпиона, разве нет?

Адам услышал сарказм и вздрогнул, а потом пристально посмотрел на Старбака.

- У меня есть и другой вариант, помни об этом.

- Да?

Адам расстегнул кобуру и вытащил револьвер. Это был дорогой револьвер Уитни с пластинами из слоновой кости на рукоятке и гравировкой на барабане. Он вынул маленький капсюль и вставил его в одну из заряженных ячеек.

- Бога ради, только не застрелись! - встревожился Старбак.

Адам повернул барабан, чтобы заряженная ячейка оказалась готовой к выстрелу.

- Иногда я подумывал о самоубийстве, Нат, - тихо сказал Адам.

- Вообще-то я часто думал, какое это счастье - не беспокоиться о том, чтобы поступать правильно, не беспокоиться об отце, не беспокоиться о том, любит ли меня Джулия или люблю ли я ее. Тебе не кажется, что в жизни всё слишком запутанно? Боже ты мой, мне она кажется просто спутанным клубком, но во всех своих молитвах, Нат, во всех мыслях в последние несколько недель я был уверен только в одном, - он взмахнул заряженным револьвером, очерчивая им весь горизонт.

- Это Божья страна, Нат, и Господь поместил нас сюда с какой-то целью, а эта цель не в том, чтобы убивать друг друга. Я верю в Соединенные Штаты Америки, а не в Конфедеративные Штаты, и я верю, что Господь сотворил Соединенные Штаты как пример и благодать для всего мира. Так что нет, я не собираюсь кончать жизнь самоубийством, потому что это не сделает Америку ни на день ближе к тысячелетнему царствию Христа, как и не сделают этого смерти на поле боя, - он вытянул руку и опустил дуло револьвера, так что оно нацелилось прямо Старбаку в лоб.

- Но как ты сказал, Нат, я могу просто убить тебя, и никто ничего не заметит.

Старбак уставился на оружие. Он мог разглядеть острые кончики пуль в нижних ячейках и знал, что одна такая пуля направлена на него в темном дуле. Револьвер слегка дрожал в руке Адама, и Старбак поднял глаза на бледное и серьезное лицо друга.

Адам взвел револьвер. Звук щелкнувшего курка показался очень громким.

- Помнишь наши былые беседы в Йеле? - спросил Адам. - Как мы гордились тем, что Господь сделал добродетель такой труднодостижимой? Грешником быть легко, но трудно быть христианином. Но ты бросил попытки стать христианином, правда ведь, Нат?

Револьвер по-прежнему дрожал, его дуло раскачивалось в последних лучах солнца.

- Я помню, как с тобой познакомился, Нат, - продолжил Адам. - Я часто беспокоился о жизненных трудностях, о том, как сложно познать волю Господа, а потом появился ты, и я подумал, что ничто уже не будет таким сложным. Я думал, что мы с тобой разделим эту ношу. Думал, что вместе пройдем по пути к Господу. Ведь я ошибался, да?

Старбак ничего не ответил.

- Ты просишь меня о том, - сказал Адам, - чего не в силах сделать сам. Просишь поспорить с отцом и разбить ему сердце. Я всегда считал, что из нас двоих ты самый сильный, но я ошибся, - похоже, Адам был готов разрыдаться.