Страница 15 из 15
В Древних Речах слово «битва» заменено на имя «Хильд». Так сказано: «Я вас побуждаю баловать Хильд», и всякий понимает, что Бьярки зовет друзей на битву. Хильд – одна из валькирий, которых одноглазый Один посылает на каждую битву. Они мчатся по воздуху на крылатых конях, а от блеска их доспехов на небе возникает сияние, видимое только в Северных Странах. Валькириям дано право решать, кто выживет, а кто падет на поле сражения. Потом они подбирают павших и уносят их в Вальхаллу. Имя «Хильд» означает Свирепствующая, она великанша ростом и костлява. Свирепствующая находит упоение в битвах, которые часто называют «хохотом Хильд» или «вьюгой Хильд». Валькирия – та самая худая жена, которой по праву принадлежит обагренный кровью муж. Хильд унесет скальда в Чертог Мертвых, куда он так стремился попасть.
Харальд шептал: «Бури дня». Наверняка это сегодняшняя битва. А что скальд имел в виду под словом «дюже»? Наверное, он хотел сказать, что его рана ноет дюже. А лучше так – «метки бури дня саднят мне дюже». Он чувствовал, что получилось не очень складно, зато он закончил вису, сложенную прославленным скальдом.
Глава 6
«Бросил тело братнее…»
Раненый Харальд с большим трудом добрался до сарая, стоявшего на вершине холма. Дверь сарая была выломана, и он вошел внутрь. На полу лежал толстый слой валежника. Харальд опустился на валежник, надеясь отдохнуть и набраться сил. Но едва он прилег, за полуразрушенной стеной сарая раздались голоса. Он поспешно зарылся в валежник, чтобы его не заметили. Голоса приблизились, было слышно каждое слово. Из отрывочных восклицаний Харальд понял, что к сараю подошли дружинники лендрманнов, участвовавших в битве на стороне язычников. Дружинники спорили о том, куда исчезло тело Олава конунга.
– Нет нигде, – произнес грубый голос. – Торир Собака как с цепи сорвался. Рычит, что всего несколько часов гонялся за Дагом, а когда вернулся, тела конунга не было на месте.
– Надо спросить у бондов. Наверняка они утащили мертвое тело, чтобы предать поруганию. У них здорово накипело против Олава конунга.
– Бондов не найти. Прямо удивительно! Было такое огромное войско, а к вечеру все разошлись. Они спешат по домам к своим коровам и козам.
– Посмотри в сарае, – приказал старший из дружинников.
Харальд затаил дыхание. Он услышал, как дружинник зашел внутрь. Наверное, вглядывался в полутьму. Хруст веток, сопровождавших его шаги, громко отдавался в ушах юноши. Никого не обнаружив, дружинник вышел.
– Там пусто!
Дружинники удалились. Когда вдали замолкли их голоса, Харальд перевел дух. Его мучил стыд. Быть может, следовало отбросить валежник, подняться во весь рост и принять бой с людьми Торира Собаки? Но с одной рукой он вряд ли бы причинил им большой вред, а вот его самого наверняка бы убили. Разумнее спрятаться, тем более никто не узнает о проявленном малодушии. Никто, кроме него самого, а от самого себя ничего не скроешь. А что бы посоветовала мать? Аста наверняка взглянула бы на трусливого сына холодными синими глазами и отвернулась бы с презрением. С каким негодованием она рассказывала сыновьям о том, как ярл Хакон по прозвищу Злой Ярл прятался от врагов в свином хлеве. В хлеву вырыли глубокую яму, закрыли ее бревнами, сверху насыпали земли и навоза и запустили в хлев свиней. Ярл несколько дней сидел в яме, согнувшись в три погибели, под хрюканье свиней, пытаясь сохранить свою жалкую жизнь, вместо того чтобы выйти к своим преследователям с оружием в руках и принять достойную смерть.
Харальд возблагодарил Бога, что его убежищем стал сарай, а не свиной хлев. Валежник лучше вонючего навоза. Сухо и хорошо пахнет. Впрочем, с края связки валежника намокли. Харальд пытался определить, откуда натекла лужа, но слабость одолела его. Он с трудом отодвинулся подальше, нащупал сухое местечко и забылся тяжелым сном.
Утром он пробудился от холода. Нестерпимо ныло предплечье. Рукав рубахи намок в чем-то густом и липком. Действуя левой рукой, он отбросил несколько вязанок валежника и замер в изумлении. На ложе из ветвей лежал конунг Олав Толстый. Его бледное лицо дышало спокойствием, глаза были широко открыты и пристально смотрели на брата. Связка валежника, отброшенная к стене, шумно сползла вниз. Харальду почудилось, что конунг шевельнулся. Юноша отпрянул от тела и выбежал из сарая.
Из утреннего тумана, окутавшего холм, на него в испуге смотрели два бонда, пожилой и молодой. Харальд предстал пред ними как мертвец, восставший из могилы. Бонды приготовились бежать без оглядки, но тут пожилой узнал юношу. Щурясь, чтобы лучше разглядеть его лицо, он робко спросил:
– Не младшего ли брата Олава конунга видят мои глаза?
– Я Харальд, сын Сигурда. Там… под валежником… или мне почудилось спросонья?
Сейчас Харальд не знал, что и подумать. На самом ли деле он видел брата? В белесом тумане все казалось зыбким, как в сновидении. Пожилой бонд поспешил развеять его сомнения:
– Тебе не почудилось. Мы спрятали тело конунга в сарае. Перед битвой Олав конунг просил нас позаботиться о мертвых, а если будет суждено погибнуть ему самому, то велел спрятать его тело, чтобы потом предать христианскому погребению. Мы местные бонды. Я – Торгильс, сын Хальма, владелец здешних земель, а это мой сын Грим Добрый.
Харальд разглядел глупую ухмылку на лице бонда помоложе. Видимо, прозвище дали дурачку в насмешку. Подтверждая его догадку, Грим простодушно добавил:
– Олав конунг щедро отсыпал нам серебра…
Торгильс поспешно прервал откровенную речь сына:
– Мы рады оказать последнюю услугу конунгу. Он был милостив к нам и велел не топтать наши посевы. Хорошо, что мы догадались спрятать его тело в старом сарае за оградой усадьбы. Вчера вечером люди Торира Собаки обыскали наш двор. Перевернули все вверх дном и допытывались, не знаем ли мы, куда подевалось тело Олава. Мы, конечно, отвечали, что ничего не знаем. Всю ночь мы с Гримом строгали гроб, а рано утром пришли забрать тело. Раньше, в век сожжений, умерших конунгов сжигали на кострах со всем их добром. Так установил бог Один, ибо каждый является в Вальхаллу только с тем богатством, которое сгорело на костре. Сейчас знатных принято хоронить в лодках или кораблях, над которыми насыпают высокие курганы. Олав Толстый верил в Белого Христа и просил похоронить его по обычаю новой веры. Мы не знаем, как это делается, однако в Нидоросе живет епископ Сигурд. Мы отвезем гроб на моем корабле, и епископ поступит с телом по-христиански. Пойдем с нами. Мы окажем двойную услугу конунгу, если позаботимся о его брате.
Харальд призадумался. В отличие от своего простоватого сына, Торгильс выглядел хитрецом. Говорит льстиво, но себе на уме. Вдруг он заманит его в ловушку, а потом выдаст врагам? Впрочем, в нынешнем положении выбирать не приходится. Куда он пойдет, раненый и голодный, и как найдет приют в незнакомой местности? Взвесив все это, Харальд сказал:
– Я доверюсь вам, бонды!
Бонды пришли с носилками, на которые положили тело Олава. Мертвый конунг пристально глядел вверх, словно хотел пронзить взором туман, закрывавший небо. Они двинулись в путь. Торгильс и Грим несли тело конунга, за ними брел Харальд, держась за ноющее предплечье. Бонды безошибочно находили дорогу в белесой пелене. Впрочем, до их усадьбы было рукой подать. Когда они проскользнули за ограду и оказались в безопасности, Торгильс извлек из стога сена гроб, сколоченный из старых, растрескавшихся досок. Наверное, они с незапамятных времен хранились под крышей амбара, и только скупость хозяина уберегла их от участи быть сожженными в очаге. Теперь из этих потемневших досок сделали гроб для конунга.
«Такого ли убогого ложа достоин повелитель Норвегии!» – печально думал Харальд. Но Олаву было все равно. Конунг смотрел мертвыми глазами в небо.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте