Чёрное и белое

— Ты знаешь, все-таки очень странно, что вы с леди Хартли никогда не встречались, — сказала Айрис, разливая кофе по чашкам. Фил смахивал паутину и грязь с двух покрытых пылью ящиков. — Если учесть, что ты с отцом живешь в нескольких милях от нее.

Филипп вздохнул и неопределенно кивнул головой.

— Это долгая история. Но, похоже, все случилось потому, что моя бабка была одинокой, озлобленной старой женщиной. Ее мужа убили во вторую мировую войну. Потом еще удар: на охоте погиб любимый сын. Из близких осталась только Виола, моя будущая мать. Вот ей и подарила пожилая женщина свою эгоистичную, требовательную любовь. Предполагаю, что далеко не сладкой оказалась жизнь моей бедной матери в доме бабки. Удушающе скучная атмосфера и постоянное общество нелюдимой стареющей леди…

Он рассказал, что леди Хартли не позволяла своей дочери ходить куда бы то ни было без ее разрешения. Она вела себя намеренно грубо, чтобы отпугнуть от дочери друзей, особенно молодых людей. Фактически несчастная девушка превратилась в заключенную, которой предстояло провести остаток своей жизни с сумасбродной матерью.

— Но почему она не сбежала из дому?

— Моя мать, по словам многих людей, отличалась мягким, отзывчивым нравом, жалела старую женщину. Когда Виоле перевалило за тридцать, она поняла — у нее не осталось никаких шансов выйти замуж. Бедняжка нашла отдушину в религии, которая стала для нее неиссякаемым источником силы, надежды. К счастью, леди Хартли не возражала против посещений церкви в Шилдтоне. Поэтому мать могла ходить гуда, когда хотела. Именно в церкви она и познакомилась с моим будущим отцом.

Айрис не без интереса слушала рассказ о том, как преподобный Август Бартон — добрый, но рассеянный холостяк, которому было за сорок, влюбился в тридцативосьмилетнюю Виолу Хартли. Его, разумеется, не волновало богатство ее матери, заметил Филипп. Влюбленный Бартон попытался добиться у своей будущей тещи согласия на брак с Виолой. Но когда стало очевидным, что суровая леди никогда не даст своего благословения — она даже запретила своей дочери встречаться с Бартоном, — Виола впервые отважилась на бунт.

— Леди Хартли ничего не могла сделать, чтобы помешать свадьбе. Но старая мегера никогда — до конца своих дней — не простила дочери ее побег с моим отцом, — закончил Филипп.

— Просто невероятно, как можно быть такой жестокой и бессердечной! — воскликнула потрясенная Айрис, услышав, как бедная Виола умерла спустя полтора года после рождения Фила, а леди Хартли даже после смерти дочери не желала иметь ничего общего ни с викарием, ни с единственным внуком.

Слушая эту грустную историю, Айрис по-новому взглянула на жизнь Фила. Каким же одиноким чувствовал себя маленький мальчик, лишенный материнской ласки и заботы! Стареющий отец и понятия не имел, как воспитывать сына. Неудивительно, что Филипп, которым занимались постоянно сменявшие друг друга домоправительницы, вырос буйным и плохо управляемым подростком. Еще хорошо, что — благодарение богу — не попал ни в какую дурную компанию.

Вот сидят они друг против друга на грязных ящиках и мирно говорят о том, о сем. Айрис взглянула на красивого рослого мужчину с удивлением. Не странно ли? Они провели вместе немало времени и еще ни разу не поссорились. Может быть, это оттого, что Фил держит в себе агрессивность? Правда, естествен ли этот его спокойный тон или он сдерживает свой необузданный нрав. Уже то хорошо, что не поминает о событиях минувшего дня.

— Сейчас, мне кажется, самое время нам все спокойно обсудить, — сказал Филипп, поднимаясь и направляясь к окну.

— Может, не стоит? — снова занервничала Айрис, заметив, как он махнул в сторону Эшлинг, которая по-прежнему с удовольствием возилась в снегу. — И потом, скоро надо ехать на обед. — Она бросила быстрый взгляд на часы. — Может…

— Послушай, хватит! Ни тебе, ни мне не нужны эти ссоры и споры, — твердо произнес Филипп. — Раз ты считаешь меня двуличным злодеем, думаю, будет справедливо, если ты выслушаешь, наконец, и мой вариант нашей с тобой истории.

— Нет необходимости… — начала, было, она, но конец фразы потонул в смехе Филиппа.

— Есть, и еще какая, — привычным жестом он провел рукой по волосам. — В конце концов, ты фактически обвинила меня в преступной безответственности: я бросил соблазненную мною девушку, наградив ее к тому же ребенком. Бедняжка осталась без помощи и поддержки. Видит бог, упреки вполне справедливы. — Филипп тяжело вздохнул.

Айрис пожала плечами:

— Послушай, мы уже наобсуждались до тошноты. Я понимаю, что тебе трудно со мной, — нелегко выслушивать обидные, неприятные слова по поводу событий восьмилетней давности. Но все это в прошлом. Каждый из нас давно живет своей жизнью. Какой смысл снова ворошить старую историю?

— Смысл, моя дорогая, в том, что твоя версия тех событий не во всем совпадает с моей, — отрезал Филипп. — Вспомни, перед тем как уехать в Америку, я попросил тебя стать моей женой. Мы договорились, что ты будешь ждать, пока я не подготовлю все для твоего приезда в Штаты? Так вот, когда я говорил все это, я полностью отвечал за каждое произнесенное мною слово. Однако мне и в голову не приходило, что ты не знаешь моего адреса. Видимо, в предотъездной суматохе я попросту забыл оставить тебе телефон дяди. Но зато отлично помнил, что надо связаться с тобой, когда ты переедешь в Лондон к тетке. А переедешь ты к ней после того, как приведешь в порядок дела с продажей старого дома в Шилдтоне и выяснишь все, что касается состояния здоровья твоей матери. Я правильно излагаю ход событий?

— Да, кажется, так, — ответила Айрис.

— Хорошо. А теперь я скажу тебе то, чего ты не знаешь. Вскоре после моего приезда в Америку мы с дядей поехали на один из его заводов. По дороге произошло лобовое столкновение нашей машины с тяжелым грузовиком. Я ничего не помню об аварии. Очнулся в больнице — перелом обеих ног, голова гудит от серьезного сотрясения мозга. Но все равно мне крупно повезло — я остался жив. В отличие от моего дяди, который был за рулем и при столкновении погиб на месте.

Айрис ахнула. Затаив дыхание, она напряженно слушала рассказ о событиях, о которых и не догадывалась. Филипп продолжал:

— Несмотря на многочисленные травмы, у меня, по счастью, не было никаких неприятных последствий вроде амнезии. Раны зажили, я вернулся к работе, но еще очень долго меня мучили сильнейшие головные боли. Несмотря на это, пришлось приступить к управлению фирмой дяди. Кроме меня, у него не осталось никого из родственников, поэтому я не был удивлен, узнав, что незадолго до своей трагической смерти он составил завещание, по которому оставлял все, чем владел, мне.

Филипп посмотрел на свою застывшую от внимания слушательницу и улыбнулся.

— Как ты понимаешь, члены правления, и служащие фирмы не были в восторге от такого поворота событий. На место прежнего владельца — солидного, опытного человека — пришел ничего не знающий мальчишка. И на них не стоило за это обижаться. Спустя несколько недель я так был измотан, что не представлял, способен ли дальше справляться с навалившимися на меня проблемами. Но постепенно и, надо сказать, с большим трудом я входил в курс дела. Мне приходилось из кожи вон лезть, доказывая, что я способен руководить фирмой. Я должен был оправдать доверие, которое оказал мне дядя, оставив завещание. Вот за этими заботами и пролетели почти три месяца с момента нашего с тобой расставания.

Притихшая Айрис тяжело вздохнула.

— Если бы я знала об этом несчастном случае… Но мне и в голову не могло прийти, что…

— Ты и не могла знать об этом, — быстро вставил Филипп. — Так же как и я не догадывался о твоих проблемах. Вот такой сценарий нашей любви. Не правда ли, он достоин шекспировского пера? Недомолвки, ошибки, недосказанности, которые привели влюбленных к отчуждению и обоюдному недоверию. И это о нас — о двух безнадежно влюбленных! — В возбуждении он стал ходить по оранжерее между торчавшими из пола столбиками. — К моему большому сожалению, когда я смог наконец позвонить тебе в Лондон, трубку сняла твоя тетка. Она буквально визжала от восторга по поводу того, что ты выходишь замуж за Чарлза Олдфилда.