Царь Венетам

Медленно возвращалась память. Словно молния или удар меча разорвали окружающую темноту, и перед глазами вновь предстал тот бой ‑ последний бой его отважного народа пиктов. Кто защитит их маленькие деревушки в пустынных горах, если самые отважные воины пали, бросаясь на копья катафрактариев, чтобы не попасть в плен, не стать рабами? Остается лишь завидовать мертвым. Почему великий Медведь обрек его, своего потомка, на позорную смерть в цепях, в рабстве, недостойную вождя?

Узник пошевелился и попытался сесть. Мгновением позже боль пронзила его голову, и времена сместились. Перед глазами его вертелась какая‑то череда из тех битв, в которых участвовал он и бились его предки, немыслимые поединки, погони, засады, дикая судьба варвара, облеченная в образы! Она накладывалась на память последней битвы с этим отвратительным племенем, чья кожа имеет зеленоватый отлив. Трусливые жители Альбиона, изнеженные жители своих каменных городов, забывшие сумрак дремучих чащ и пронизывающие холодом ветра горных склонов, покорились врагам, пришедшим из‑за моря, однако пикты были совсем иными.

Да, пикты проиграли тот бой. Перед глазами снова встал тот миг, когда боевой товарищ упал в грязно‑кровавое месиво, а черный всадник поднял коня на дыбы, чтобы растоптать раненого. Вождь бросился вперед, с силой обрушивая молот на круп коня. Захрустели кости, жуткое ржание слилось с остальными звуками поля брани. И тут словно непреодолимая сила подхватила вождя, швырнув его на землю лицом вниз! Немногие остаются живы после такого удара в затылок.

Борясь с подкатившей к горлу тошнотою, узник потряс головой, но двойственность, расплывчатость окружающего мира не исчезла. Видения, тени снов сплетались вокруг него самым причудливым образом, и сквозь них едва проглядывалась реальность ‑ мокрые стены подземелья. Да, никогда еще не была легкою цена за возвращение из мира мертвых! Наверное, меч вражеского всадника, не причинив фатальной раны, непоправимо нарушил что‑то, и теперь мир навсегда останется для пленника месивом воспоминаний, теней и бестелесных образов? Впрочем, учитывая, что раненый вождь находился в руках своего врага, это "навсегда" не продлится больше нескольких дней, и он расстанется с безумием, когда палач прекратит его жизнь.

‑ Рингалл! Слушай меня, Рингалл!

Узник вздрогнул. Он по‑прежнему был в подземелье, стены словно надвигались на него со всех сторон, стремясь раздавить. Но в то же время вокруг него раскинулся дремучий хвойный лес его юности, где свет Солнца едва пробивался сквозь сплетения мохнатых лап ‑ ветвей, а земля была в несколько слоев устлана осыпавшимися с елей и сосен иглами. В реальности раненый вождь лежал, не имея сил даже сесть, прислонившись к стене, а в том лесу он стоял во весь рост, а перед ним... Пленнику на миг показалось, что кто‑то коснулся его ноги, но он не обратил на это внимания, его сознание было целиком сосредоточено на чаще, в сердце которой он беседовал с таинственным и могучим Предком своего народа.

‑ Меня звали Рингаллом до того, как я был пленен врагами. Я лишился права зваться пиктом и быть вождем, ибо не пал на поле брани, а заточен в подземелье, словно трус, настигнутый погоней. Медведь помотал косматой головой. Вновь раздался человеческий голос:

‑ Ты не прав. В том бою ты не уронил чести рода вождей, ибо пожертвовал собою, чтобы спасти боевого товарища. Такие воины, как ты, составляют гордость любого племени. Потому я и удержал тебя на пороге смерти, хотя даже мне не под силу было помочь тебе вернуться неизменным. Побывав в моем царстве, ты наполовину перестал быть человеком, а я могу лишь дать тебе свою, медвежью силу. Увы, медвежью, а не человеческую.

‑ Но где я сейчас? Где находится твое царство, если я могу попасть в него даже прикованным к стене подземелья?

‑ Мои владения ‑ это мир вокруг вас, людей, но истинный, наполненный тем светом, который вы разучились осознавать: Этот лес существовал здесь тысячи тысяч лет назад, задолго до того, как пришли льды. Когда предки нынешнего человечества начали переселяться сюда с далекого Юга, тут обитала древняя раса, оставшаяся в сказаниях как змеелюди, хотя это было не столько описанием их облика, сколько олицетворением их мудрости. Когда предводитель тех, кого позднее назовут пиктами, попал в засаду врагов, то ему спас жизнь бурый медведь. С тех пор вы почитаете Духа Рода в этом облике.

‑ Я в плену, великий Медведь. Издавна воины моего племени считали это немыслимым позором. Если меня даже не казнят, я умру. Я не могу быть рабом!

‑ Человек свободен до тех пор, пока он готов сражаться за свою волю. Рингалл, такие вожди и герои, как ты, должны противостоять Империи Хейда и тем Темным Силам, которые стоят за нею. Иначе эта зараза будет распространяться и расширяться, покуда не покроет всю землю, а тогда ‑ смерть, вырождение, вечное возвращение людских душ в тела рабов. Вы, немногие уцелевшие, побежденные, но не сломленные, должны взорвать державу вампиров изнутри, чтобы ее земель, ее лесов и полей вновь коснулся настоящий солнечный свет.

В голове узника, подобно клину, подобно ввинчиваемому в череп коловороту, вновь заполыхала боль. Он застонал, прижимая к лицу ладони, и таинственный лес вместе с его обитателем закрыла тьма, но голос, проникающий сквозь все преграды пространства и времени, призыв, сливающийся с кровью гордого северного варвара, которая текла в жилах Рингалла, продолжал звучать ‑ и в нем была Вселенная:

‑ Если никто не осмелится бросить вызов чудовищу, пожирающему народы и земли, то тысячи павших героев останутся неотмщенными, и некому будет защитить честь женщин и свободу детей прежде вольных племен, когда враг ступит в их дома и будет грабить, разорять, насиловать и порабощать! Все ‑ от легендарных пращуров ‑ Богов до еще нерожденных поколений! ‑ с надеждой взирают на тех, кто должен сражаться сегодня: чтобы нечеловеческая рука не сорвала древних стягов, прежде не знавших поражений: Чтобы не были осквернены святыни Рода и могилы отцов: Чтобы не были опозорены наши Боги, покровители войны и труда, озер и рощ, чтобы не был на место светлой, родной веры водружен страх рабов перед господином: Сражайтесь! Это ‑ ваш долг! Это твой долг.

Два стражника с отвращением разглядывали лежащего у их ног грязного, покрытого кровью варвара. Он глухо стонал, время от времени принимаясь что‑то бессвязно шептать. Один из вампиров сперва толкнул пленника древком копья, затем ‑ пнул сапогом, но тот даже не дернулся. Второй стражник с усмешкой хлопнул первого по плечу:

‑ Ему незачем было надевать ошейник! От таких ран люди не оправляются. Пойдем проверим остальных ‑ этот вряд ли доживет до казни.

Второй кивнул, и, поворачиваясь к двери, добавил:

‑ А жаль! Чем больше этих дикарей будет прелюдно обезглавлено и сожжено, тем меньше холопов будет задумываться о "свободе".

А за несколько лет до пленения повелителем вампиров вождя пиктов произошло вот что.

Светозар опустился на колено и коснулся пальцами примятой зверем травы. Вот здесь олень остановился ‑ что его встревожило? Охотник почти воочию увидел, как лесной красавец замер, тревожно принюхиваясь, готовясь каждую секунду сорваться с места или дать отпор врагу, затем понял, что опасности нет, продолжил свой путь: Можно было бы попытаться преследовать зверя, но вряд ли эта затея могла увенчаться успехом без собак. Да и солнце заметно клонилось к горизонту ‑ пора было возвращаться.

Впрочем, поводов обижаться на Лесного Хозяина не было. Хотя Светозар и не подстрелил сегодня дичи из своего лука, расставленные прежде силки обогатили его охотничий мешок, а значит ‑ вернуться засветло будет не стыдно. Напротив ‑ он знал множество историй о том, как Лес наказывал жадных охотников, не желавших довольствоваться тем, что позволили взять из своей бесценной сокровищницы Покровители Жизни. Конечно, пора отправляться в обратный путь, попрощавшись с Лесом.

Но в то же время что‑то мешало Светозару просто повернуться спиной к чащебе, лицом ‑ к пути домой, да и пойти себе легким и быстрым шагом. Как будто легкий ветерок или листья шептали, что он должен сделать еще что‑то, очень важное, возможно ‑ самое важное из всего, ранее сделанного. Пришло осознание того, что рядом ‑ совсем близко! ‑ находится кто‑то, кому нужна помощь. Охотник сделал несколько шагов в сторону от тропы... и явственно услышал тихий, но отчаянно горестный плач.