Воин ночи

Глухой стон вырвался из груди каждого воина ариев, когда они увидели, как изорванный стяг над холмом упал. ТАМ все было кончено, и теперь следовало мстить за царя… но сил не оставалось. К бледному, кусающему губы Яросвету тяжелыми шагами подошел кузнец Огнеяр и устало проговорил:

‑ Отводить пора рать, боярин. Тем, на холме, мы уже ничем не поможем. Лучше завтра с новыми силами в бой пойдем ‑ и уж тогда будем стоять до последнего!

Яросвет кивком головы подозвал вестового с перевязанной головой и что‑то ему сказал. Вестник ускакал к лагерю, и через считанные мгновения оттуда раздался тяжелый рев боевых труб: отступление.

Но точно такие же трубы трубили в лагере Хейда.

…И вот снова стояли два войска, перестроившиеся и готовые к схватке. Лишь поле, как и прежде, разделяло их. Как не похоже было оно, залитое кровью, усеянное трупами и сломанным оружием, на утреннее, блестящее росою, исполненное чарующего запаха трав! И таким страшным показалось это поле вампирам, что они не дерзнули снова ступить на пропитанную кровью почву…

Хейд в сопровождении своих военных вождей прошел между построившимися для новой атаки пехотинцами, но затем сделал знак командирам остановиться и один вышел из черных рядов на край поля брани. Никто не смел остановить повелителя вампиров, в задумчивости идущего между мертвых тел в сторону рати ариев ‑ поредевшей, усталой, но полной решимости биться насмерть.

Затем он остановился и, словно в недоумении, огляделся вокруг. Трупы. Трупы людей и лошадей, кровь, отсеченные конечности, растоптанные ногами и копытами внутренности, вырванные из вспоротых животов. Арии, вампиры, отважные чудские охотники, которые могли бы еще долго и счастливо жить в своих дремучих лесах, на берегах таинственных озер… Такова ли победа, которая обычно представала взору завоевателя? Да, уничтожена огромная часть вражеского войска, убит царь ариев и множество его бояр и воевод, но и его рати еще не ведали стольких потерь. Раньше он побеждал малой кровью, военной хитростью, различными построениями, но здесь потери почти достигли половины его войска, а до победы еще далеко. И страшно даже вообразить, во что она обойдется. Хейд уже понял, что ни одного сраженного ария он не сможет превратить в вампира, чтобы восполнить потери, как во всех других походах! Прочь, прочь из этой страшной Земли, от ее несгибаемого народа, чья воля куда тверже любого металла или камня, а ненависть к захватчикам пылает, подобно лесному пожару!

Когда Хейд развернулся и пошел обратно, полководцы вампиров уже поняли, какое решение он принял. Когда снова взошло Солнце, арии не увидели черного воинства. Оно сгинуло, словно дурной сон, словно ядовитый туман болот, под яркими лучами уползающий в свое логово ‑ на Закат…

Неимоверным усилием Ледар открыл глаза. Боли он не чувствовал, вернее ‑ она была где‑то там, далеко, словно эхо или отсвет реальности, потерянной им. Царь больше не ощущал ран ‑ только одну большую усталость, которая подобно теплому одеялу обнимала его, тянула в сон. Он не мог ни двинуть руками или ногами, ни даже застонать, только сознание все еще жило, и царь понял, что умирает.

Закатное небо, словно вобравшее всю кровь этого страшного дня, призывало его. Рваные облака медленно двигались, клубясь, и в этих туманных вихрях Ледар видел всадников. Павшие герои прошедших тысячелетий неслись в неведомое, повинуясь воле арийских богов, реяли плащи, сверкали доспехи, развевались русые волосы… Там ‑ все предки Ледара, от легендарных вождей варварских племен Ледникового Периода до владык Русколани, правителей величайшей страны Белой Расы. Там все те, кто пал в боях за свою Родину. Золотые луга великого Сварога излечивают любые раны и увечья. Вот‑вот прервется нить жизни, и вольной птицей вырвется душа в непостижимую высь, ступит на Дорогу Звезд! Однако образы древних витязей сменялись совсем иными видениями.

Любавушка! Все бы отдал Ледар, лишь бы хоть на миг снова обнять ее, зарыться лицом в волосы, да только нечего было отдавать, ничего, даже жизни, не осталось у царя… Все бы отдал Ледар, но это "все" уже было принесено в жертву ради другой любимой ‑ Родины!

Теперь умирающий явственно слышал тот звон золотых лучей, о котором говорил ему Гердан. Царь не смог бы выразить свои чувства, но он ощущал, что неразрывно связан и с залитым кровью полем, и с лесом вдалеке, и с этими облаками Заката, с небом и зарею, с каждой травинкой и с каждым обгоревшим бревном на развалинах Смолограда. И еще он вспомнил, что то же самое было с ним в детстве, такими же летними вечерами, когда покидал своих сверстников, боярских детей, забирался на одинокое дерево посреди просторов, окружавших Русколань, и в молчании смотрел и слушал: вот коровы мычат, вот девушка несет коромысло с полными ключевой водою ведрами, вот два подгулявших мужика уж было взяли с бранью друг друга за бороды, да только разняли их подоспевшие ополченцы‑стражники… И та же светлая печаль, что и теперь, посещала ненадолго сердце будущего грозного предводителя ариев. Но какая же пропасть легла между мальчишкой, еще только учащимся жить, и израненным воином, умирающим на поле брани! Бездонная пропасть ‑ длиною в один шаг? Только меч сломался, и конь прискачет домой, в стольную Русколань, без седока…

Новый звук родился толи в пылающих небесах, толи в его собственной голове. Это было волшебное, чарующее, пусть и очень далекое, пение хора. Постепенно оно нарастало, приближаясь, печальная мелодия скорби сменилась торжественным гимном, и умирающий увидел над собою, в ореоле сверкающих лучей, с золотисто‑красным нимбом Солнца, вплетенным в волосы, Любавушку. Она улыбалась ему, протягивая вперед младенца. Их сына.

Ледар приподнялся, рукой попытался коснуться ускользающего видения, прошептал какое‑то слово, но солнечный свет неожиданно затопил все видимое пространство, с ним слился хор…

Царь захрипел и упал обратно на землю. Правая ладонь, сжимавшая рукоять сломанного меча, разжалась.

Ясный даже на пороге смерти взор погас.

…Я любила тебя, люблю, и никогда не полюблю другого, сколько бы времени ни прошло…

14.

Спустя несколько месяцев после бесславного возвращения из Арьяварты Хейд приказал самым верным из своих военных вождей и Черной Госпоже Ульре собираться в дальний путь. Куда и зачем, он не говорил, видно было лишь, что предстоит нечто очень важное. Вскоре кавалькада всадников покинула замок повелителя вампиров и двинулась на Полночь.

По пути им попадались разоренные еще со времен первых походов Хейда селения. Виллены жили в немыслимой грязи, в каких‑то примитивных землянках ‑ как и полагалось рабам. Спутники повелителя вампиров утоляли жажду крови у всех на виду, справедливо презирая двуногий скот, как и положено Высшей Расе. Хейд никогда не присоединялся к их трапезе, лишь презрительная улыбка кривила губы завоевателя, желавшего зрелищами рабской покорности изгнать память о неудачном походе на Восток.

На границе ледяных пустошей и заснеженных лесов Вечной Зимы Хейд попрощался со своим эскортом. По‑прежнему ничего не объяснив, он поручил Ульре править Империей до его возвращения. В одиночестве он проскакал еще несколько дней, а затем, на границе Замерзшего Леса, отпустил коня и вошел под своды сплетенных тысячелетия назад ветвей. Эти деревья, ныне спящие, были уже невероятно старыми, когда пришли льды, и им суждено пробудиться, когда льды уйдут. Но даже их жизнь была лишь мгновением перед Вечностью, которой обладал повелитель вампиров. Хейд шел в неведомое, ожидая, когда лес кончится, и его взору откроются обледенелые пики гор над бесконечной белой пустыней, а на одном из плато вознесутся башни Замка, который показывал ему в видениях колдун…

Повелитель вампиров не слишком любил встречаться с ним. Присутствие колдуна напоминало Хейду о том, что он не всесильный император, а лишь воин на службе истинного повелителя. Зачем Ангорду, который обладал способностью по своему желанию оказываться в любом месте, понадобилось звать оживленного им вампира в свою таинственную обитель? Все приозошло мгновенно. Неожиданно перед взором Хейда возникли затерянные в просторах Севера горы, и хорошо знакомый насмешливый голос сказал: