Слепой. Приказано выжить

Присаливая яичницу, он усмехнулся. Понятно, что никто ничего не пронюхивал – скорее уж, наоборот. Объяснений этому странному на первый взгляд совпадению существует как минимум два. Первое: хорошие идеи приходят в умные головы одновременно. И второе: фильм-то не новый, лет ему десятка полтора, если не больше, и, похоже, Филер наткнулся на него гораздо раньше Андрея Родионовича. Наткнулся, внимательно просмотрел и нашел, что принцип, по которому Шон Коннери организовал свою компанию плюшевых медвежат, хорош – хорош настолько, что идею не грех позаимствовать. Ну и что, что плагиат? Тайное присвоение чужой интеллектуальной собственности в наше время является основой процветания как отдельных граждан, так и крупнейших корпораций и даже государств. Шпион – не ругательство, а профессия, овладеть которой дано далеко не каждому, а промышленный шпионаж – не просто разновидность кражи со взломом, а одно из главных направлений работы всех разведок мира.

И к чему изобретать велосипед, когда его уже изобрели задолго до тебя? Просто бери его, залезай в седло и катайся – по крайней мере, на первое время сойдет.

События на экране шли своим чередом. Кто-то тайно проникал в логово заговорщиков, кто-то в кого-то стрелял, включались какие-то фантастические смертоносные установки, опереточный злодей так и норовил наступить на горло прогрессивному человечеству тяжелым кованым сапогом, и его было необходимо во что бы то ни стало остановить. Это уже не представляло для Андрея Родионовича интереса. Получивший пищу для размышлений мозг радостно набросился на работу; дробилка загрохотала, перемалывая в мелкий щебень куски горной породы. Телевизор продолжал бормотать, орать на разные голоса и бабахать, но старался он напрасно: его больше не видели и не слышали. Рассеянно пережевывая яичницу с ветчиной и белыми гренками, Андрей Родионович Пермяков обдумывал детали предстоящей встречи, необходимость которой уже назрела.

Около семи, когда он уже домывал посуду, раздался звонок мобильного телефона. Политик был не из тех, кто, заслышав требовательное электронное верещание, бросает все и сломя голову несется хватать трубку или открывать дверь. Он спокойно ополоснул тарелку, протер ее кухонным полотенцем и поставил в сушилку, закрыл воду, насухо вытер руки и лишь после этого ответил на вызов.

– Спишь? – забыв поздороваться, осведомился Филер.

– Нет, – не вдаваясь в подробности, лаконично ответил Андрей Родионович.

– Молодец, – похвалил генерал Буров. – Кто рано встает, тому Бог подает. У меня есть новости.

– Надеюсь, хорошие?

– Лучшая новость – это отсутствие новостей, – пошутил Иван Сергеевич.

– Это не наш случай, – заметил Пермяков. – Так что у тебя за новости?

– Новости не для телефона, – сказал Филер. – И не для телевизора, – добавил он, расслышав, по всей видимости, у себя в трубке бормотание упомянутого бытового электроприбора.

Андрей Родионович взял с кухонного стола пульт и движением пальца заставил экран погаснуть, а динамик замолчать. На протяжении последнего получаса он не обращал на телевизор внимания, словно того вообще не существовало, но наступившая в квартире тишина неожиданно показалась желанным даром небес.

– Где и когда? – спросил он.

Филер назвал время и место; подтвердив, что сумеет выкроить из своего графика полчаса, Андрей Родионович прервал соединение. Выходя из кухни, он бросил взгляд на замолчавший телевизор и с усмешкой покачал головой: ай да Филер! Вот уж, действительно, «мы рождены, чтоб сказку сделать былью»…

В получасе езды от его дома ворковали и клевали с пола рассыпавшийся из красного пластмассового ведерка корм сытые, ухоженные голуби. Забранная проволочной сеткой дверца голубятни была открыта настежь. Один из голубей, заметив чистое небо там, где раньше был частый проволочный переплет, как по лестнице, взошел по откинутой в сторону руке лежащего ничком на пороге голубятни человека, промаршировал, застревая коготками в ткани рубашки, по спине, немного повертел головой, оценивая обстановку, а потом захлопал крыльями и поднялся в мутноватую от густеющего смога синеву – все выше и выше, пока не превратился в едва различимое белое пятнышко.

Что-то пошло вразрез с планом. Майор Григорьев понял это, когда, в очередной раз заглянув в винтовочный прицел, увидел идущего вдоль забора уютно разместившегося в глубине парка особняка кинолога в сером полицейском камуфляже с овчаркой на длинном поводке. Человек был вооружен, собака тщательно обнюхивала каждый сантиметр почвы у себя под ногами; они показались в просвете меж кронами деревьев всего на один короткий миг, но этого мига майору хватило, чтобы понять: что-то не так.

Спустя минуту или две снизу послышался скребущий по нервам мяукающий вой сирены. Привстав, Григорьев выглянул из-за парапета и без труда отыскал источник звука – кажущийся сверху маленьким, как детская игрушка или модель в масштабе один к сорока трем, микроавтобус, который только что резко затормозил перед домом.

Боковая дверь с лязгом отъехала в сторону, и оттуда горохом посыпались люди в сером камуфляже и опущенных на лица черных трикотажных масках. Все они были в бронежилетах и вооружены автоматами. Один из них, задрав голову, посмотрел наверх, и Григорьев с тяжело бухающим сердцем торопливо присел, укрывшись за парапетом. Если утренний обход периметра со служебной собакой мог служить частью обычного дневного распорядка, то наблюдаемое в данный момент явление к обыденной рутине отношения наверняка не имело: это было ЧП, очередной, и, как не без оснований подозревал майор Григорьев, последний в его жизни форс-мажор.

А иначе и быть не могло, вдруг понял он, сидя на корточках за парапетом с бесполезной снайперской винтовкой на коленях. Твой Потапчук – конченый человек, сказал тогда Лысый. На тот момент это, скорее всего, было преувеличение, попытка выдать желаемое за действительное. Зато через несколько минут данное спорное утверждение превратится в аксиому. Он, майор ФСБ Григорьев, станет тем человеком, который окончательно поставит на своем шефе крест.

Потапчук отстранен от дел и, возможно, даже арестован. Такое решение мог принять кто угодно, но официально озвучить его должен был непосредственный начальник Потапчука, генерал Лагутин – тот самый чудак, что каждый Божий день с риском для жизни выбирается через слуховое окно на крышу, чтобы покормить голубей. Чтобы добить Потапчука, Лагутина вовсе не обязательно убивать, достаточно просто организовать неудачное покушение. Главное, чтобы исполнитель был взят с поличным, и чтобы исполнитель этот был напрямую связан с Потапчуком – попросту говоря, являлся его подчиненным.

Именно это, понял майор, мы в данный момент и наблюдаем. Вот подчиненный Потапчука, вот винтовка с оптическим прицелом, вон голубятня, а вон спецназ, посланный проверить поступившую из анонимного источника информацию о готовящемся покушении. А где-то там – возможно, на приличном удалении, а может, и где-то рядом – Лариска с Витькой, которых при таком раскладе вовсе незачем отпускать на волю и запугивать: никому не говорите, а то убьем! Убить проще и надежнее; забронировать на их имена и выкупить авиабилеты на край света, хорошенько спрятать трупы, и все шито-крыто: готовя по приказу своего начальника покушение на генерала Лагутина, майор Григорьев отослал подальше семью, а сам оказал вооруженное сопротивление при задержании и был уничтожен.

Да, наверное, так; наверное, именно уничтожен, потому что расстрелянный в упор из автомата киллер, в отличие от киллера, взятого живьем, никому и ничего не может рассказать.

Когда он рискнул снова выглянуть из-за парапета, микроавтобус уже уехал. Вдоль фасада дома редкой цепью стояли автоматчики; остальные, если майор ФСБ Григорьев хоть что-то понимал в подобных вещах, должны были вот-вот объявиться здесь, на крыше.

Ум майора заметался, как загнанная в угол крыса, в поисках спасительного решения. Спасения не было, оставалось одно из двух – принять бой или застрелиться, – и оба варианта сулили один и тот же, крайне нежелательный, исход. Майор шарил глазами в поисках укрытия; укрытий здесь, на крыше, было предостаточно, но все они никуда не годились, потому что он не знал, с какой стороны ждать противника. Выходов на крышу было целых четыре, по числу подъездов; все они наверняка уже были перекрыты, и угадать, каким из них воспользуется группа захвата, не представлялось возможным. Ты будешь ждать их справа, а они появятся слева, у тебя за спиной – увидят тебя, лежащего за оголовком вентиляционной шахты с винтарем наизготовку, и без разговоров влепят очередь в затылок…