Четвертый Рим

—Существует один истинный путь получения волевого импульса, — презрительно оглядел монаха Тойбин. — Ты должен найти достойную историческую личность и вступить с ней в духовный союз.

Тут он напыжился, давая Иезуиту представление об истинном виде образца.

—Слушать глухими ушами неземную музыку кифары Орфея — ну и идейка! — захихикал Губин.

Тут все невольно обратились к Орфею, и тот ответил совершенно загадочно:

—Ты услышишь музыку, если душа твоя созрела для понимания.

Надо отдать должное Никодиму — он никогда не задумывался о собственной душе и, более того, мгновенно отметал любые дискуссии на данную тему. Однако юноша пребывал далеко не в лучшем состоянии и, дабы успокоиться, считал ступеньки на пути к психологу.

Пять пролетов вниз, потом проход по мощенному булыжником двору, огороженному со всех четырех сторон глухими стенами, дверь, обитая блестящим пластиком, и... широкий вестибюль приемного покоя. Вращающаяся стеклянная дверь, раскидистые пальмы в горшках с изъеденными зелеными листьями, все то же, как при первом визите в качестве душевнобольного, только тогда у входа стоял молодой конвойный прапор со штыком у пояса. Сейчас вместо него так же сурово и неподвижно стояли два хмыря из местных психов в байковых серых халатах, таких же, как и на Никодиме. Вместо штыков у них были подвешены на кушаках железные прутья, свинченные с больничных кроватей, но выражение лиц психов было еще более служебное, чем у царских часовых. Если те, прежние, служили, дабы не выпускать беглецов, то задача нынешних более сложна — не впустить с улицы претендентов на больничные харчи.

Никем не сопровождаемый, не то что в былые времена, когда каждого испытуемого в лаборатории конвоировали не менее двух санитаров, Никодим поднялся в отделение психотерапии.

"Косить или не косить, — думал он, идя по узкому коридорчику, где, как и несколько месяцев назад, висели таблички с фамилиями и научными званиями врачей, — вопрос тяжелый. С одной стороны, ранее, когда псих косил, он уходил от наказания со стороны карательных органов, с другой, сейчас скажи, что ты здоров, и сестра-хозяйка не поможет. Сами психи выгонят лишний рот к такой-то матери".

Он постучался в кабинет врача и осторожно приоткрыл дверь. В окружении трех сияющих экранов ему навстречу повернулось узкое лицо с внимательными глазами из-под русой челки. Психолог был молод, бодр и, несмотря на всеобщую деградацию, полон энтузиазма. Он жил в лабораторном корпусе вместе с женой и сыном, которых поселил рядом из соображений экономии и безопасности. Кроме того, он считал, что чем раньше ребенок познакомится с теневыми сторонами действительности, тем больше у него шансов выжить.

— Просматривал я вчера ваш вопросник тестовый, — безо всякого приветствия обратился к Никодиму врач, — и пришел к выводу, что вы, дорогой, при ответах бессовестно врете. Открою вам сейчас такой секрет, такой секрет ужасный... — психолог замахал, как утка крыльями при кладке яиц, — вы своим ушам не поверите и, конечно, разнесете его по палатам. Дело в том, что во всех вопросниках, которые я даю больным для заполнения, существуют поправочные кривые на правду и ложь. И эти кривые, дорогой мой, ни вам, ни вашим коллегам никак не обойти. Все ваши ответы я суммирую на мониторе и получаю так называемый "профиль". Так вот, такого лживого профиля, как у вас, я не видел даже у знаменитых аферистов. Более того, когда вы нажимаете на кнопки, я изучаю не только информацию, которую вы передаете, но и моторику ваших рук. И есть, к вашему сведению, целая наука почище графологии, которая позволяет по движениям рук, непроизвольным движениям, естественно, составить такой же профиль вашей духовной сущности. Вы пронизаны ложью, мой друг. Причем вы лжете, даже когда простой расчет рекомендовал бы придерживаться истины. При этом вы очень хитры, честолюбивы, неразборчивы в средствах для достижения цели и изобретательны в методах. Что же вы делаете у нас, абсолютно здоровый и незаурядный разбойник? Никогда не поверю, что у вас ничего не припасено на черный день и вы нуждаетесь в дармовой каше.

Никодим улыбнулся. "Вот могилу себе роет, —. подумал он лениво, — ну прямо сам нарывается на чистку. Самого болвана держат здесь по инерции, так нет, неймется. Лезет в сыщики. С другой стороны, я тоже хорош, надо было подготовиться лучше к этим сраным тестам, а не прокалываться по мелочам. Еще два месяца назад все это было бы опасным, сейчас просто смешно... до тех пор, пока этот тип не обратится в полицию. А он обязательно настучит".

—Однако, доктор, вы в точку попали, — ухмыльнулся он. — Скрываюсь я тут от преследования. Конечно, никакой я не больной, просто здоровее не бывает, и друг мой вместе со мной прячется. Знаете китайца из моей палаты, тоже притворщик. Я вам эту информацию дарю; что вы будете с нами делать?

Психолог нервно стиснул одной рукой дискету и посмотрел искоса на Никодима.

—Вам покажется смешным, — сказал он задумчиво, — но я в отличие от вас не утратил своих моральных принципов. Поэтому я не могу безразлично отнестись к тому, что два проходимца бесстыдно обкрадывают больных и претендуют на их скромную пайку. И не думайте, что вам удастся просто так улизнуть вместе с вашим бессовестным азиатом. Я через одну минуту позвоню в полицию, и, хотя там с людьми совсем напряженно, ради меня они пришлют за вами наряд. Отольется вам дармовая каша!

—Кровожадный вы человек, — сказал Никодим, оглядываясь. Увидев, что никого, кроме них, в кабинете нет, добавил: — Вы очень ревнивы к отсутствию порядочности в других, ну а как же вы и ваши коллеги, которые годами вынимали мозги из голов беззащитных людей своими таблетками и уколами. Сколько на вашей совести людей, потерявших здоровье и память? По ночам не снятся?

—Выбраковка, — сказал врач. — Естественный процесс. Кто не выдерживает интенсивного лечения — погибает. Иначе весь город наводнился бы неполноценными людьми. Впрочем, — улыбнулся он, — к чему лишние споры? Приберегите ваш язык для следователя тайной полиции.

—Да ладно, профессор, — чарующе улыбнулся Никодим, — хватит шутить. Я вот предлагаю вам пари. Ставлю свой байковый халат против вашего ситцевого. — Он взял доктора за рукав белого халата. — А суть пари в том, что никуда вы звонить не будете, потому что я вас за несколько минут уговорю и перевоспитаю.

—Наглец, — сказал психолог, глядя на Никодима как на какую-то сальную тряпку. — Неужели вы думаете, что на меня может подействовать ваша невежественная демагогия. Ваш халат я не возьму, даже чтобы мыть им сортир. Но одну минуту я вам дам. Убедите меня, если сможете.

— Да одной-то много, — утешил его Никодим. Он чуть повел правым плечом и резко сжатым кулаком ударил врача в лоб. Психолог, не сказав ни слова, перевернулся в воздухе и грудой мятого белья свалился на пол. Не теряя времени, Никодим приподнял его за плечи и посадил в кресло. Чтобы доктор не свалился, он стянул его под грудью своим кушаком и привязал к спинке кресла. Затем, не долго думая, открыл объемистый белый шкаф и стал выгребать с полок на стол банки и пробирки с разнообразными лекарствами. При этом он косил на дверь кабинета, не желая, чтобы его застигли врасплох. После того, как целая батарея бутылок, склянок и пакетов с таблетками была выгружена на стол, Никодим достал одну ампулу, на которой было написано "Морфий" и раздавил кончик. Одной рукой он разжал рот психологу, а другой слил ему на язык содержимое ампулы.

Познания Никодима в фармакологии были довольно скудны, и, чтобы не ошибиться, он слил в рот врачу понемножку из самых разных бутылок. Видимо, действие лекарств было разноречивым, потому что психолог то приходил в себя и начинал рваться из кресла, то мирно чмокал губами и похрапывал во сне. Решив, что смирнее всего он становится после действия лекарственной жидкости из одной объемистой бутылочки, Никодим, не церемонясь, воткнул ему горлышко бутылки в рот и резко поднял дно. Жидкость полилась сквозь стиснутые зубы врача к нему в горло, и после двух вынужденных глотков он расслабился и затих. Никодим деловито слил ему в рот все до последней капли, потом, развязав, приподнял и ловко снял с врача халат. Оставив спящего в одних брюках неопределенно-серого цвета и синей рубашке, он обнял его за плечи и поволок прочь из кабинета. По карманам он рассовал с десяток коробочек с чарующими названиями: "промидол", "седуксен", "аминозин" и тому подобными. Поддерживая врача, он буквально снес его вниз и пересек вместе с ним дворик, ведущий в больничный корпус. Оставив спящего мертвым сном психолога под лестничной клеткой, Никодим отправился за подкреплением.