Страница 9 из 15
Конечно же, мы с папой редко давали правильные ответы, но дело было даже не в этом. Это была не ерунда – это было ощущение самодовольства и благодушия, когда ты что-то знаешь, и в то же время ощущение робости перед всей той огромной вселенной вещей, о которых ты и понятия не имеешь. Дело было в том, что на участников передачи следовало смотреть с благоговением, потому что нам с папой казалось, что эти странные существа на самом деле знают все. Задай им любой вопрос: сколько весит Солнце? почему мы здесь? бесконечна ли Вселенная? в чем секрет настоящего счастья? – и если даже они и не дадут мгновенного ответа, они, по крайней мере, посовещаются, о чем-то тихо и неразборчиво перешептываясь друг с другом, а затем выдадут ответ, который, даже если не совсем верен, все равно звучит как вполне хорошее предположение.
И неважно, что участники викторины были абсолютно неприспособленными к жизни, или немного прыщавыми и неопрятными, или старыми девами, а иногда и просто откровенно странными; важным было то, что где-то было место, где люди на самом деле знали все эти вещи, и им нравилось это знание, и они любовно лелеяли свои знания, считали их важными и нужными, и в один прекрасный день отец сказал, что стоит мне усердно, усердно поработать, и однажды я смогу попасть туда…
– Прикидываешь свои шансы? – звучит сзади девичий голос.
Я оборачиваюсь и вижу, что обладательница голоса настолько красива, что я чуть не роняю свою банку пива…
– Прикидываешь свои шансы?
Не думаю, чтобы стоял когда-нибудь рядом с чем-либо настолько прекрасным. Конечно же, красота присутствует в книгах, или, например, в картинах, или в пейзаже, вроде экскурсионной поездки на остров Пурбек в рамках курса географии, но до сих пор я не припомню, чтобы встречался с настоящей красотой, которой обладает живое, теплое, мягкое человеческое существо, которое даже можно потрогать – по крайней мере, теоретически. Она настолько совершенна, что я буквально вздрагиваю, когда вижу ее. Мышцы груди сводит судорогой, и мне приходится напомнить себе о необходимости дышать. Да, я знаю, это звучит как огромное преувеличение, но она на самом деле похожа на молодую светловолосую Кейт Буш.
– Прикидываешь свои шансы? – спрашивает она меня.
– Ммм? – парирую я, как заправский фехтовальщик.
– Думаешь, это для тебя? – спрашивает она, кивая в сторону объявления.
Быстро выдай что-нибудь остроумное.
– Пфхм, – саркастически усмехаюсь я, и она сочувственно улыбается мне, как добрая молодая медсестра улыбнулась бы, глядя на человека-слона.
– Тогда увидимся завтра, – говорит она и уходит прочь.
Она одета в причудливое, но в то же время достаточно сдержанное платье, которое выдает уверенность его владелицы в себе, вкус и чувство юмора. Она выбрала наряд Французской Шлюхи: черно-белый полосатый топ в обтяжку, широкий черный эластичный пояс балерины, черная юбка-карандаш с разрезом и колготки в сеточку. Или это чулки? Чулки или колготки, чулки или колготки, чулки или колготки…
Я следую за ней по коридору на приличном расстоянии, чтобы не вызвать ее тревоги, наблюдая за ее покачивающейся походкой – совсем как у Мерилин Монро, когда она выходит из клубов пара в фильме «В джазе только девушки»… Чулки или колготки, чулки или колготки… Когда она проходит мимо спален, из каждой двери высовывается чья-нибудь голова и говорит «привет», «здорово», «как дела», «прекрасно выглядишь», но ведь она пробыла здесь всего восемь часов, ну максимум день, так как же это вышло, что она знакома, похоже, со всеми?
Затем она возвращается на вечеринку, проходит сквозь толпу ахающих Викариев и направляется к небольшому скоплению девчонок, которые стоят с краю танцплощадки, – знаете, такие крутые, все из себя модные девчонки, которые всегда видят друг друга издалека и тусуются вместе. Диджей крутит «Tainted Love», и атмосфера в комнате кажется сгустившейся, более сексуально-хищнической и упаднической. Конечно, это не совсем Берлин времен Веймарской республики, а скорее постановка «Кабаре» силами выпускников колледжа Восточного Суссекса. Я стою в тени и веду наблюдение. Я собираюсь показать свое остроумие, все, на что я способен, а для этого мне нужно еще немного пива. Я иду и покупаю шестую банку. Или седьмую? Не уверен. Не важно.
Я спешу обратно (а вдруг она ушла?), но она на месте, стоит у танцпола с четырьмя девчонками, смеется и шутит так, словно знает их всю жизнь, а не весь вечер. Я изображаю на своем лице нечто вроде легкой скуки и совершаю несколько вылазок, с индифферентным видом проходя мимо незнакомки в надежде, что она посмотрит на меня, схватит за локоть и скажет: «Расскажи мне все о себе, очаровательное создание». Она этого не делает, поэтому я решаю пройти мимо нее еще разок. Я повторяю это раз четырнадцать-пятнадцать, но она не замечает меня, поэтому я решаю использовать более прямолинейную тактику. Я подхожу к ней и становлюсь у нее за спиной.
Я выстаиваю у нее за спиной весь бесконечный расширенный микс «Blue Monday» группы «New Order». Наконец одна из новых подруг незнакомки, девушка с треугольным лицом, тонкими губами, кошачьими глазами и обесцвеченным ежиком волос, перехватывает мой взгляд и инстинктивно хватается за свою сумочку, словно решила, что я здесь для того, чтобы украсть чей-нибудь кошелек. Поэтому я успокаивающе улыбаюсь, и она начинает сумасшедшим взглядом осматривать своих подруг и, похоже, издает какой-то ультразвуковой сигнал, потому что вся группа наконец оборачивается и смотрит на меня, и белокурая Кейт Буш вдруг оказывается прямо передо мной – ее прекрасное лицо всего лишь в паре дюймов от моего. На этот раз я готов продемонстрировать свое остроумие, поэтому заявляю не в бровь, а в глаз: «Привет!»
Это интригует ее меньше, чем я надеялся, потому что она просто бросает в ответ: «Приветик» – и начинает поворачиваться ко мне спиной.
– Мы встречались… Только что… В коридоре… – мямлю я.
Ее лицо остается безучастным. Несмотря на объем выпитой жидкости, во рту у меня все стало вязким и клейким, словно слюна загустела от овсянки, но я облизываю губы и говорю:
– Помнишь, ты спросила меня, прикидываю ли я свои шансы? В «Университетском вызове»?
– Ах да, – отвечает она и поворачивается снова, но ее подружки разошлись, почувствовав промелькнувшую между нами искру, и мы наконец-то остались одни, как предначертано судьбой.
– По иронии судьбы я на самом деле викарий! – говорю я.
– Извини, не расслышала. – Она наклоняется поближе ко мне, и я пользуюсь возможностью приставить руку к ее уху и погладить ее прекрасную голову.
– Я на самом деле викарий! – кричу я.
– Ты?
– Кто?
– Викарий?
– Нет, я не викарий.
– Мне показалось или ты только что сказал, что ты викарий?
– Нет, не викарий…
– Что же ты тогда сказал?
– Ну да, то есть да, я сказал, что я викарий, да, но я просто… просто пошутил!
– Ой, извини, я не понима…
– Кстати, меня зовут Брайан. – Без паники…
– Привет, Брайан. – И она снова начинает оборачиваться, чтобы высмотреть в толпе своих подружек. Не останавливайся, не останавливайся…
– А что? Разве я не похож на викария? – интересуюсь я.
– Не знаю. Может, самую малость…
– Опа! Отлично! Ну, спасибо! Спасибо огромное. – Теперь я пускаю в ход ложное негодование: скрещиваю руки на груди и, пытаясь заставить незнакомку рассмеяться, перехожу к остроумному, беззаботному, добродушному подшучиванию: – Викарий, да! Спасибо тебе большое! В таком случае ты выглядишь как… э… как настоящая… настоящая шлюха!
– Извини – кто?
Должно быть, она меня не расслышала, потому что не смеется, так что я повышаю голос:
– ШЛЮХА! Ты выглядишь как проститутка! Шикарная проститутка, кстати…
Она улыбается мне такой, знаете ли, робкой, едва различимой улыбкой, напоминающей презрительную, и говорит:
– Извини меня, Гэри, но мне срочно нужно в туалет…