Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 54



– Нет, если ты меня уронишь, я себе голову расшибу.

– Ну, ладно: если я тебя уроню, ты расшибешься, но я не дам тебе упасть. Ну, решайся же.

– Отстань от меня, это все бред собачий. Хватит… замяли этот разговор.

– Ну, положись на меня!

Я понял, что он не шутит, и принял его вызов. Я встал с дивана и сказал:

– Хорошо.

Но тут же я заметил, что Никола был прав. Я стоял как вкопанный, и чувствовал, что не смогу упасть назад.

– Ну же, давай!

– Я тебе доверяю, но меня словно парализовало. Ни рукой, ни ногой не могу пошевелить. Клянусь, не могу. Это, наверное, из-за косяка.

– Вот видишь, я так и знал. Дело не в травке, а в тебе. Решайся. Ну, давай, я тебя подхвачу… возможно.

Я начал смеяться.

– Прекрати смеяться, закрой глаза, а когда соберешься с духом, откидывайся назад.

Я почти минуту колебался, но в конце концов упал. Он меня подхватил. Я это сделал впервые в жизни. После этой глупой забавы мы снова уселись на диван, и на нас после травки напал зверский аппетит. Нам захотелось чего-нибудь сладкого. Никола пошел рыться в буфете и наконец вернулся с парой съедобных трусиков, которые он купил в секс-шопе.

– Это все, что я нашел, они со вкусом банана… Вначале я отказался, потом попробовал кусочек. Они были вполне съедобными…

Наш вечер закончился весьма необычным образом: двое мужчин, обкурившись марихуаны, сидели на диване и жевали женские трусики со вкусом банана.

18. Она (и никто больше)

Я всегда думал, что мне нужна именно она, что она моя последняя женщина, и что после нее у меня уже никого больше не будет. Я никогда не испытывал с другими женщинами того, что переживал с ней, когда она делала вид, что сердится на меня. Свои обиды или раздражение она изображала неподражаемым образом, и это чрезвычайно трогало меня. Мне с ней никогда не было тяжело, даже когда она дулась и не разговаривала со мной, потому что, как и у детей, длилось у нее это недолго.



Ради меня она перестала пользоваться гигиенической губной помадой. Когда я целуюсь, мне больше нравится естественный вкус губ. Я люблю их такими, какие они есть, мне не нравится, когда губы липкие или когда у них какой-то, пусть даже приятный, фруктовый привкус. Те, кто думают, что ей ничего не стоило отказаться от своей привычки, верно, никогда не употребляли гигиеническую губную помаду. Намного легче бросить курить. У женщины, отказавшейся от помады, возникает постоянное ощущение, что у нее сухие, растрескавшиеся губы. Разве не приходилось вам порой слышать от девушки: «Извини, у тебя, случайно, нет гигиенической помады?» Если такой вопрос вам покажется немного странным, в том смысле, что редко, когда у мужчины найдется в кармане тюбик губной помады, то девушка, которую угнетает ощущение сухих губ, находит его вполне естественным. И если женщина ради вас отказывается от гигиенической помады, значит, она дорожит вами. Это великая женщина. А она такой и была.

Как бы там ни было, сейчас ее нет в моем доме и тем более в моей жизни. Она все унесла с собой.

Через два дня после того, как она ушла от меня, она написала мне по электронной почте, что должна прийти ко мне домой забрать свои вещи, но ей не хочется, чтобы я в это время был дома.

Я спросил у Николы, могу ли я перебраться к нему на выходные. Он, вполне понятно, не только согласился, но сделал для меня нечто большее. На другой день он пришел на работу с двумя авиабилетами до Парижа. Он не в первый раз приносил билеты в какой-нибудь европейский город. Он часами сидит в Интернете и, когда находит подходящее предложение, покупает билеты. Если потом мы решаем не лететь, мы мало что теряем, потому что он всегда находит билеты на недорогие рейсы, low cost.

Мне нравится по выходным мотаться вместе с ним в разные страны. Но перед отъездом я всегда немного волнуюсь, иногда волнение возрастает настолько, что, когда приходит время трогаться в путь, я часто жду, не случится ли что-нибудь экстраординарное, что помешает мне уехать. Я собираю чемодан, а сам мечтаю завалиться на диван в обнимку с подушкой.

Когда перед поездкой я выхожу из дома, я окидываю взглядом свою комнату. Дневной свет, пробиваясь через слегка приподнятые жалюзи, мягко ложится на диван и на стену, и я думаю, что все здесь останется жить своей, уже не принадлежащей мне жизнью. Я озираюсь вокруг себя, всматриваюсь в домашнюю обстановку, гляжу на стулья, стол, постель и надеюсь, что, когда вернусь, найду дом таким, каким я его оставил, без изменений.

Часто к нашим воскресным поездкам за границу присоединяется Джулия. Когда мы втроем обедаем в ресторане, получается, что один из нас, чаще всего Никола, сидит за столом без собеседника напротив. В машине, если за рулем Никола, сзади садится Джулия, если машину веду я, то они поочередно меняются местами, а когда за рулем Джулия, назад идет Никола. В общем, я никогда не езжу на заднем сиденье. Этому нет объяснения, мы вовсе не сговариваемся, все происходит само собой.

Когда мы приезжаем в другой город, я прежде всего иду в музей. В последний раз в Лондоне я только занес в номер сумку и сразу же пошел в галерею Тейт-Модерн. Мне нравится посещать выставки, но если быть честным до конца, то не буду скрывать, что там я чувствую себя несколько неловко и нередко прихожу в замешательство. Внешне я спокоен, но внутри испытываю чувство легкого смущения. Искусство захватывает меня, я в какой-то мере знаю его, но, видно, так никогда и не научусь глубоко разбираться в нем. Я люблю ходить на выставки в одиночку, стоять перед понравившейся мне картиной столько, сколько мне хочется, и проходить, не останавливаясь, мимо других. Мне нравится двухсторонняя связь между мной и произведением искусства. Я не люблю ходить по выставке вместе со знакомыми, я предпочитаю следовать за своими ощущениями.

Бывая в музеях, я люблю заходить в книжные и сувенирные лавки, где всегда покупаю что-нибудь на память: чашку, календарь, карандаши или магнитик для холодильника.

В те выходные, проведенные в Париже вместе с Николой, мне было худо. С тяжелым сердцем я бродил по улицам романтического города, зная, что в это время она дома складывает свои вещи в коробки. Я ел, гулял, сидел в баре и даже не обращал внимания на окружавшую меня красоту, все мои мысли сосредоточились на ней, я представлял, как она берет свои вещи, складывает их, сворачивает, а потом укладывает в коробки, в сумки, в чемоданы свои обманутые надежды. Я видел, как она с печальными глазами ходит по дому с унылой обреченностью человека, проверяющего, все ли он забрал с собой. Я был готов сорваться с места и мчаться домой со всех ног, я бы подбежал к ней и на коленях умолял ее остаться. Но все было бессмысленно, я не мог просить у нее того, что потом сам не смогу удержать. Как всегда.

Никола старался расшевелить меня, хотя видел, что мыслями я витаю в другом месте. Я был рассеян, думал только о том, что происходило далеко от меня. А Никола все говорил, говорил, говорил…

– Знаешь, почему у круассанов такая форма и почему они, вообще, так называются? – спросил он у меня, когда мы сидели за столиком в баре.

Я ему даже не стал отвечать.

– Их делают в форме молодого растущего месяца, чтобы они были похожи на полумесяц на турецком флаге. Во время осады Вены турки, пытаясь захватить город, рыли по ночам подкоп, чтобы взорвать фундамент и обрушить стены, но пекари, которые ночами не спали, а работали, услышали шум и предупредили войско, и оно отбросило турок от городских стен. В память об этой победе пекарей попросили испечь сладкие булочки, и они придумали круассаны, что значит «полумесяц». Как серп луны на турецком флаге. Ты знал об этом? Интересно, да?

– Нет.

Когда в воскресенье вечером я вернулся домой, я несколько минут простоял перед дверью, как бы не решаясь войти в свою новую жизнь. Я надеялся найти дом таким, каким он был раньше, увидеть ее у плиты и услышать, как она говорит мне: «Мы поговорим обо всем в следующий раз, а сейчас садись за стол, я приготовила тебе ужин».