Здесь и сейчас

– Оли, дорогой, меня знают все врачи в нашем городе. И в Бремене меня смотрели, ничего не нашли. Я даже во Франкфурт ездила на консультацию, помнишь? Ты тогда ночевал у Гюнтера. Никто не считает меня больной, сынок, ты не думай…

Я почувствовала, как к горлу подступает комок, и поскорей замолчала.

– Мама, я тоже не считаю тебя психической, – поспешил заверить Оли, – но я вижу, что ты мучаешься. А значит, нужно искать других врачей, не обычных и не восточных. Других.

– Каких «других»? – невесело усмехнулась я. – Инопланетных? Других, боюсь, не существует.

– А вот и нет! – радостно воскликнул Оли. – Я нашел другого врача, я даже с ним говорил. Он сказал, что тебе можно помочь.

– Это папа Агнет? – догадалась я. Бедный Оливер, он не понимал, что мои проблемы могут лишний раз ударить по нему. Папа Агнет, вполне естественно, может запретить дочери общаться с моим сыном, отпрыском больной на всю голову мамаши.

– Нет, – пискнул Оли, вытаращив серые озера глаз, и я сообразила, что папы Агнет он боится не меньше моего.

– Нет? – Это было уже интересно.

Таня, немного подумать – и все становится ясным. Доктора не входят в круг общения моего малыша. То ли в силу возраста, то ли в силу отменного здоровья, хвала Всевышнему. Зато в сферу его интересов регулярно попадает Интернет. А это значит, что Оли всего лишь накопал во Всемирной паутине какого-нибудь специалиста. Хм, любопытно, как Оливер с ним общался, от своего имени, или от моего? Если от моего, то нужно будет внушить ребенку, что нехорошо водить за нос взрослых. А если от своего, то не могу даже представить себе этого эскулапа. Не удивлюсь, если светило окажется современным ясновидящим из Бирмы.

– Нет, мам. – Малыш выглядел довольным собой. – Ты не подумай, я все тщательно взвесил, этот доктор живет в нашем городе, и он не возьмет с тебя денег.

– У-у??? – Определенно, что-то из области ненаучной фантастики. Я, действительно, знакома со всеми специалистами подобного рода земли Бремен: некоторые приходили любоваться на меня, будто на экспонат, остальных нашла и посетила я сама. Благотворительность, как я успела узнать, не их конек. Кстати, среди них, по всей вероятности, был и папа симпатяги Агнет – девочка же сказала мне, что ее папа психотерапевт. Интересно, кто именно?

– Он может встретиться с тобой в субботу или в воскресенье, нужно только позвонить ему. У меня есть номер его мобильного.

Мой ребенок так растрогал доктора, что тот дал номер частного телефона?

– А где он принимает? В клинике или у него кабинет? Как фамилия твоего чудесного врача, возможно, я его знаю?

– Нет, мам, ты его не знаешь, он не из клиники. – Оливер заметно смутился. – Ты понимаешь, он… он не совсем врач. Ну то есть он врач, конечно… почти.

Ветеринар, что ли? С представителями этой профессии я действительно не знакома. Так, вот все и становится на свои места. Я вдруг почувствовала разочарование. И как удалось хитрюшке Оли за несколько минут убедить меня в реальном существовании чудодейственного доктора? И как я повелась? Или сейчас выяснится, что протеже сына – гадалка со стажем.

Я постаралась не дать воли эмоциям.

– А кто же он? – Надо отдать мне должное, голос прозвучал беззаботно и жизнеутверждающе.

– Он Курт, брат Агнет. Он учится на доктора в Бремене, он каждые выходные приезжает домой.

Так, студенты меня еще не смотрели. А, нет, вру, меня смотрели и студенты.

– Мам, ты только не говори сразу нет. Курт, он совсем взрослый, он хороший и очень веселый. И еще он очень красивый. Он всем нравится и тебе тоже понравится. – Оли затараторил, словно трещетка, только бы не дать мне возможности вставить слово: – Он водил нас с Агнет в зоопарк и, знаешь, он так много знает про животных! Мам, он так смешно моржа передразнивает! Ты его попроси, он тебе покажет…

Я все-таки не выдержала и расхохоталась, представив, как прихожу к врачу и прошу того показать мне моржа. Оли расценил мой смех по-своему.

– Я знал, что ты согласишься! – обрадованно завопил он на весь дом. – Агнет сказала, что ты не согласишься, а я знал, знал! Ты ведь у меня самая лучшая на свете! Ты все всегда понимаешь! Ну… почти все…

И что остается делать после такого признания твоих заслуг?

Ребенок ведь старался, нельзя не отметить. Он думал обо мне и о том, как мне помочь. Правда, в проблему оказались посвящены совершенно посторонние люди, дети – Агнет и неведомый мне Курт, – но все равно. Все равно, имею ли я право отказаться от чистой и бескорыстной заботы? Я могу сейчас отмахнуться, указать Оливеру на его место во взрослой жизни, но кто из нас выиграет от этого? Точно не я и точно не Оли. Не зря же я двенадцать лет борюсь за доверие сына. Я, в самом крайнем случае, могу просто познакомиться с этим Куртом, от которого в восторге мой сын, и составить о нем собственное представление. Это нелишне. Между прочим, среди студентов попадаются умненькие, ведь учат же их чему-то. С Куртом можно будет просто побеседовать, а то я обычно теряюсь в общении с докторами, половину мучающих меня вопросов забываю задать. А когда вспоминаю, то уже бывает поздно, консультация окончена.

Сын воспользовался моей задумчивостью и моим молчанием, принялся активно убеждать:

– Курт уже скоро получит диплом доктора, а сейчас он изучает гипноз. Курт говорит, что гипноз – страшная сила, с его помощью можно чего хочешь узнать…

– Что, – машинально поправила я, – надо говорить «что хочешь».

За чистоту языка я тоже борюсь. Ужас, если задуматься, то вся моя жизнь – борьба: за доверие, чистоту языка, опрятность жилища, финансовое благополучие. Борьба с постоянно разрастающимися во дворе кустами; курящим Гюнтером; гадящим Профессором; с Эрикой, регулярно пытающейся меня протестировать и подогнать под таблицу с ответами; с больничной кассой, не желающей возмещать расходы на лечение; с китайским знахарем Минном Ли, рассчитывающим до конца жизни поить меня микстурами за мои же денежки; с оптовыми книжными базами; с зонтом, вырываемым ветром из рук; с заржавевшим замком на дверях гаража; с пятнами на одежде; с падающими на пол бутербродами; песком с ботинок; жеваными жевательными резинками; сквозняками; снами; пробуждениями; опозданиями; появляющимися морщинками; немытыми руками Оливера; грязью в машине… Да надо ли все перечислять? Неудивительно, что после этого я отказываюсь бороться с глобалистами, антиглобалистами, экономическим кризисом, ухудшающейся экологией, неонацистами, выделением нашего города в отдельную землю Бремерхафен, живущими на социальное пособие и прочей ерундой.

– Ну да, что хочешь, – послушно поправился сын. – Так вот, Курт говорит, что может сделать тебе гипноз, и ты не будешь больше видеть сны, никогда-никогда. Он как-то это назвал, но я забыл.

Само сочетание слов «никогда-никогда» меня настораживает, как и слово «навсегда». Я не уверена, что хочу, чтобы меня чего-то лишили навсегда. Даже волосков над верхней губой, даже снов. Вдруг мне когда-то будет этого не хватать, а у меня забрали это «навсегда»? Да и слово «гипноз» меня тоже настораживает.

– А что ты знаешь про гипноз? – осторожно интересуюсь я.

– Гипноз – это круто! Можно заставить другого человека делать все, что тебе хочется. Например, в воздухе висеть или луковицу есть и улыбаться. Курт нам показывал один раз.

Оба-на! В то время, как я тружусь на ниве чужого просвещения, какой-то доморощенный Вольф Мессинг просвещает моего сына, заставляя есть сырой лук? Я уверена, что детскому желудку это вредно! Интересно, а что еще он заставляет делать детей?

– А что еще можно делать с помощью гипноза? – как можно беззаботней интересуюсь я.

– Что угодно! – авторитетно заявляет сын. – Нечестные люди с помощью гипноза могут у тебя деньги отобрать, заставить украсть, и даже убить. Можно заставить влюбиться, но это ерунда, это только женщины делают…

Я почувствовала, как ноги мои стали ватными, дрожащими руками подтянула к себе стул и тяжело опустилась. Левая рука от плеча налилась непривычной тяжестью, в сердце что-то задрожало на тонкой ниточке.