Здесь и сейчас

– Добрый вечер. Я Таня Миттель, мама Оливера. Очень приятно познакомиться, – проблеяла я старательно и бодро.

Доктор Амелунг метнул в меня молнию взгляда. По всему выходило, что лично он ничего приятного в ситуации категорически не видит и, будь его воля, знакомиться не стал бы. Но, тем не менее, мне удалось немного охладить его гнев – показаться невоспитанным сатрапом ему тоже не улыбалось.

– Добрый вечер, – через силу выдавил он и даже попытался навесить на лицо некое подобие радости от знакомства. Радости не вышло, только хищный оскал. – Я Клаус Амелунг.

Странное дело, но я решительно не могла его вспомнить, хоть и посетила всех мало-мальски известных специалистов Бремена.

– Папа, что ты здесь делаешь? – некстати вставил Курт, лучше бы молчал.

Папа сразу вспомнил о сыне и о своем отношении к происходящему здесь. Но первый момент был папой явно упущен, пыл его поубавился, папа покачал головой на неудачный вопрос и вздохнул:

– Я ехал мимо и увидел свет, решил проверить. А что здесь делаете вы?

– Это не то, что вы думаете, доктор Амелунг, – на всякий случай вставила я свое веское слово. Ничего приличного он не думал – видно по сердитым глазам под очками.

Мне жизненно важно было сейчас спасти Курта, отвести от него несправедливый гнев. Но, похоже, доктор Амелунг не собирался позволять мне голосовать.

– Фрау Миттель, должно быть, пора домой, – отметил он, отозвавшись обо мне в третьем лице. – Поздно уже.

Это был очень прозрачный намек. Я подумала, что лучше прислушаться, иначе дальше может последовать прямое предложение покинуть его драгоценный гараж. Да и зачем выводить его из себя, новый взрыв гнева может рикошетом ударить по Курту.

– Вы совершенно правы, мне действительно пора, – пришлось согласиться. – Спасибо вам большое, Курт. Я сегодня узнала много нового для себя.

Я бросила на Курта взгляд одновременно виноватый и призывающий его держаться. Он ответил мне успокаивающим кивком головы, опять переставшей казаться дынькой:

– Доброй ночи, фрау Таня. Очень приятно было с вами пообщаться.

– До свидания, – недобро пробурчал старший Амелунг.

Я не стала разводить антимонии и скоренько ретировалась.

На наш город незаметно опустилась темнота. Удивительно, но такой приятный и жизнерадостный в лучах солнца, в темноте район выглядел недружелюбным и неприветливым, словно подтверждал мою здесь неуместность. На пустой улице не наблюдалось ни души, обыватели смотрели футбол или предавались каким другим занятиям. В окнах дома через дорогу семейная пара уютно ужинала за круглым столом с низко подвешенным абажуром, и там мне тоже не было места. Ветер, казавшийся днем легким и приятным, налетал сейчас холодными рывками, трепал волосы, закидывая их в рот и глаза. Я плохо ориентировалась в темноте, лишь примерно представляя путь домой. А главное, в гараже я забыла велосипед. Можно было бы вызвать такси, но в ожидании машины я могла тут околеть от холода – ветер дул с воды, как я люблю. А одета я была никак не для ночных пеших прогулок.

Я немного потопталась посередине улицы и, как овца на заклание, поплелась назад к гаражу. Тихонько приоткрыла дверь и в нерешительности замерла на пороге.

– …мне казалось, что ты меня понял. Видимо, я ошибся в тебе.

– Папа, я хотел помочь…

– О какой помощи может идти речь? – выговаривал папа менторским тоном. – У тебя на сегодняшний день нет никакого права, ни юридического, ни морального, как это можно не понимать? То, чем ты здесь занимаешься, подсудно, Курт. Тебе знаком принцип «Не навреди»? Ты что, в самом деле полагаешь, что все можешь? Чего ты хотел добиться, я не понимаю. Чем конкретно ты пытался ей помочь?

– Я думал о регрессивном гипнозе…

– О регрессивном гипнозе. Регрессивный гипноз, Курт, хитрая штука, виртуозная. У меня сам знаешь какой опыт, но и я не рискую практиковать регрессивный гипноз, не чувствую в себе уверенности. Я все понимаю, ты не думай, я понимаю, как тебе хочется практиковаться, но ты не имеешь на это права, не забывай. Я считал, что ты уже достаточно взрослый и ответственный. В прошлый раз мне казалось, что мы обо всем договорились, а ты вначале вовлекаешь в сомнительные игры детей, а теперь еще и уговариваешь мамашу.

Выходило, что Курт ни словом не обмолвился о том, что предложение исходило от меня.

– Что ты знаешь об этой дамочке? Она сейчас пойдет в полицию и заявит о твоей деятельности…

Я тихонько кашлянула, привлекая внимание:

– Я не пойду в полицию.

Оба Амелунга дружно обернулись ко мне.

– Вы еще здесь? – нелюбезно поинтересовался папа Амелунг.

– Я забыла велосипед, – отважно объяснила я свое возвращение.

Мой велосипед, действительно, стоял одиноко прислоненный к стене. В тишине я подошла к велосипеду, выкатила его на улицу.

Я почувствовала навалившуюся вдруг усталость, вязкую и тягучую. Мне предстоял неблизкий путь домой. Умом я понимала, что если ехать так, как мы добирались сюда, через парк, то получится огромный крюк, но никак не могла сообразить, куда мне нужно двинуться, чтобы вышло короче. Этот район мне плохо знаком, а спросить не у кого. Ну в самом деле, не возвращаться же еще раз!

У Оливера в кармане осталась моя прищепка для брюк. Подпирая велосипед боком, я нагнулась, чтобы заправить штанину в носок. Понятно, что неэстетично, но кто ж меня увидит в темноте.

– Уж не решили ли вы поселиться в нашем гараже? – услышала я позади себя. Неприветливый голос обращался прямиком к моей вытаращенной в небо пятой точке.

Я резко дернулась, велосипед, вывернув переднее колесо, заскользил куда-то вниз, но был решительно подхвачен папой Амелунгом. Удивительное дело, он смеялся. И ничего смешного, совершенно ничего.

– Доктор Амелунг, вы не могли бы указать мне дорогу?

– Хм, неблизко, – констатировал Клаус Амелунг, услыхав адрес. Поразмыслив, добавил: – Вот что, разрешите мне вас довезти. В нашем городе вечерами бывает небезопасно.

– На велосипеде? – тупила я. Я, кажется, начала понимать, почему при упоминании герра Амелунга в интонациях Оливера, Агнет и даже Курта проскальзывал священный ужас.

– Бог мой, почему на велосипеде? На машине. А велосипед мы положим в багажник.

Вот ведь, я даже не заметила, что прямо у гаража стоял припаркованный джип доктора. Ну да, не на помеле же он сюда прилетел!

Священный ужас оказался заразным, мне нисколько не хотелось оказаться в машине с папой Курта и Агнет, лучше уж до утра колесить по опасным окрестностям. Но я не решилась отказать, только обреченно кивнула в темноте. То ли он сумел разглядеть мой кивок, то ли счел молчание за согласие, но без долгих слов велосипед оказался в машине, и мне ничего не оставалось, как протиснуться в галантно приоткрытую дверь.

Я ждала, что доктор Амелунг с места в карьер начнет воспитательную беседу, но он не начинал. Ехать же в молчании было тягостно, пришлось начинать мне. Что я могла ему сказать?

– Вы извините меня, доктор Амелунг, я вижу в случившемся свою прямую вину. – Я говорила правду, но, на всякий случай, для убедительности, вздохнула.

Он не ответил, и тишина повисла с новой силой.

– Это ведь я подбила вашего сына на сеанс гипноза. – Мне не хотелось, чтобы Курт еще и меня прикрывал, взрослую тетеньку. – Оливер дома рассказал мне, как Курт проводил гипноз с ними, и меня это очень насторожило. Вы же понимаете, я – мать и должна была прояснить для себя картину.

Мне не хотелось признаваться ему в собственной психической ущербности. Да и, насколько я успела узнать, шизофрения – одно из противопоказаний для проведения гипноза. Решит еще, что я шизофреничка, зачем Курту отдуваться?

Клаус Амелунг только поднял брови и скривил уголок рта. Вообще-то я не считаю себя излишне болтливой, скорее наоборот, но в эту минуту мне захотелось замолчать навсегда. И я замолчала.

Мы ехали какой-то незнакомой, невразумительной дорогой и неожиданно для меня выехали в центр города. В пабах и спорт-барах футбольные фанаты дружно болели за национальную сборную. Я могла бы завести разговор о футболе – тема нейтральная и сегодня уместная, – но терпеливо безмолвствовала.