Грязь

Рекс Миллер

Грязь

Пролог

Сначала она почувствовала чье-то присутствие. Еще не видя никого.

Чем-то завоняло. Смрад шел из-за угла, предвещая физическое появление неизвестного отвратительным потоком воздуха. Она захлебнулась зловонием. Это было какое-то жуткое сочетание запахов разлагающегося тела, канализации и протухшей пищи. И ещё — она ощутила мерзкий запах зла. Увидев этого человека, она вздрогнула, почувствовав невыразимое отвращение. Когда он подошел к прилавку в смердящем водовороте ядовитого воздуха, она, пытаясь держать себя в руках, все же улыбнулась, решительно и вежливо — как ее учили.

Человек промычал односложное имя, явно не свое. Она что-то промямлила в ответ, отдавая ему заказ и проверяя стоимость — ровно сорок долларов до пенни. Он отсчитал деньги и протянул ей точное количество в отвратительных, пропитанных потом, мятых банкнотах. Пересиливая себя, она взяла, поблагодарив, бросила деньги в кассу, одновременно подумав о том, что нужно немедленно вымыть руки. Он подхватил гигантской лапой огромный пакет с едой и, тяжело ступая, вышел, оставляя за собой шлейф тошнотворного запаха и парализующего страха перед некой совершенно необъяснимой угрозой. Для нее он теперь навсегда останется “сорока долларами за пирожки с яйцом”.

Во Вьетнаме его называли Каторжником. Говорили, что в прошлом, в тюрьме Марион, он набрал человеческих жизней по одной за каждый фунт своего тела, а весил он пятьсот фунтов. Этот человек олицетворял собой Смерть — демоническую, неудержимую, жаждущую крови и очень, очень, очень реальную...

Без труда он взломал дверь чужой машины и, бросив пакет с едой на заднее сиденье, с грохотом сел за руль. Подумал, насколько легко можно было бы убить ту продавщицу за прилавком: как приятно было бы запустить чем-нибудь острым в ее горло, распороть тело между грудей, раскроить живот, потом выпотрошить и отделить те лакомые кусочки, которые он любит больше всего... И с мыслью об этом он оглушительно расхохотался.

Эд и Эдди Линч

Она была из тех женщин, которые обладают способностью быть совершенно разными в зависимости от настроения, одежды, времени суток и еще Бог знает чего. С ней можно было проболтать целый час и потом не вспомнить ни одной темы из разговора. Но зато в свои тридцать восемь лет Эдит Эмелин Линч была достаточно красива — хрупкая скромная нянюшка, в чьи обязанности входит водить детей в церковь по средам.

Но если бы вы вдруг увидели ее при свете луны (если ее чувство собственного достоинства истощено, дайте ей несколько минут, чтобы взять себя в руки), совсем другая Эдди предстала бы перед вами, прохаживаясь на длинных, стройных ногах, которые не могут не волновать. Словом, увидеть — и умереть!

Сейчас вам лучше остаться в этом состоянии, поскольку, глядя на ее разбросанные по широкому, довольно привлекательному, хотя и не особенно хорошенькому личику локоны, можно понять, что она не в форме. В этот день она ощутила особенно острые муки одиночества, несмотря на то, что Эд покинул ее много недель назад.

Начав протирать пыль с зеркала в коридоре, Эдди вдруг заметила нечто вроде тени, мелькнувшей в стекле.

— Господи! Что же это? — воскликнула она в страхе, почувствовав, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Но Бог миловал, и уже через секунду Эдди поняла, что это всего лишь Вердо опять подглядывал в окно.

Вердо был совершенно безобидным, но неисправимым старым юбочником, который не пропустил еще ни одной женщины в округе, чтобы не пощупать ее. Поколение матери Эдди прозвало его “любопытной Варварой”. Действительно, любопытство его не знало предела. А подглядывать в окна было его первейшим хобби. Он ничем не занимался и, несмотря на бесконечные вызовы в полицейский участок и довольно приличный срок отсидки, не совершил ни одного преступления серьезнее, чем общее нарушение общественного порядка. Его мелкие прегрешения (типа подглядывания в окна) терялись в большом городе, где даже фешенебельный пригород имел свою справедливую долю беспорядка, кучу бездельников и негодяев разных мастей. Однако кто знает? Может быть, однажды Вердо высмотрит что-то, что круто изменит его жизнь, и уже не ограничится просто подглядыванием в окна, а войдет в дом и начнет действовать?

Как-то, похихикав с девчонками за чашкой кофе над своими историями, Вердо нанес Эдди визит вежливости — и тут ему стало уже не до смеха. Дело в том, что Эдди обнаружила следы, которые появлялись время от времени вокруг их дома. Потом она вычислила, что эти следы оставлял Вердо, когда тащил свой деревянный ящик с инструментами. И тогда постоянные шутки по поводу его “странной работы” лишили ее покоя — ведь этот мерзкий старикашка бродил повсюду, в основном по ночам, подглядывал в окна, и одному Богу известно, что у него на уме. Эду это тоже не нравилось. Наконец они вызвали полицию, и Вердо забрали.

Он пообещал не появляться около дома Эдди, и с тех пор его никогда там не видели. Обычно он был кроток и постоянно извинялся, этот безобидный старикашка, хотя Эдди знала, что там, на улице, он по-прежнему пугает домохозяек и детей до полусмерти. Вероятно, не такой уж он и безобидный, наверняка не одну женщину довел до сердечного приступа, подумала Эдди.

Размышляя о том, что рано или поздно она и сама получит удар, Эдди взяла тряпку, побрызгала моющее средство на зеркало и начала его протирать. Она всегда делала так при Эде. При мысли об этом воспоминания опять нахлынули на нее. Она зажмурила глаза и представила, что эта тень, испугавшая ее, принадлежит Эду, потихоньку подбирающемуся к ней, как это он любил делать. Она вспомнила их последнюю встречу и то, как хорошо им было вместе.

Тогда Эд пришел домой раньше обычного. Ли еще находилась в гостях у Дженни, и они могли посвятить почти весь уик-энд друг другу. Они никогда не считали себя страстными любовниками. И хотя им было приятно заниматься сексом, они не увлекались им. Сначала Эдди это беспокоило, но потом, несмотря на заверения других женщин и на то, что печатали в журналах, на которые она подписывалась и которые иногда брала в овощном магазине, она инстинктивно поняла, что у них с мужем все нормально. Они не выдумывали новых любовных утех, Эд удовлетворялся простым старомодным способом. Был ласков, но никогда не увлекался и не тратил на ласки все время. Другими словами, секс приносил им радость, но не стал основным в их совместной жизни.

Эдди вспомнила, каким прозаичным и скучным оказался их последний разговор. Они говорили о том, что Ли вернется с гриппом, о контракте, который Эд получил у Фарма Ратмуссона, о предложении Сэнди и Майка в этом году вновь поехать к Гатлинбург всем вместе, о повышении цен, о том, как опять приходили из секты иеговистов и предупреждали, что нельзя ездить автостопом, и о всякой чепухе, типичной для обсуждения супружеской парой. Она вспомнила слова Эдда о том, что им нужны новые замки, а цепочки на двери совершенно бесполезны. Выражение “замок намертво” задержалось у нее в голове. Сейчас эти слова приобрели особый смысл. Замок намертво...

Она подумала, до чего же страшно оставаться одной в большом доме с огромным количеством окон и тенями крутом, особенно в это время, когда соседей нет дома. Она вспомнила об истории, прочитанной в последней вечерней газете, о маленьком мальчике, которого похитили недалеко от их дома. А что, если бы это случилось с ее Ли? Господи! От этой мысли хотелось плакать. Она подумала, что никто нигде не может чувствовать себя в безопасности. Но почему, почему Эд? Ведь он был таким замечательным человеком!

“Жертва какого-то ритуального обряда”, — предположил детектив, описывая, как искалечили Эда. Между прочим, родители Майка тоже погибли похожим образом. Майк был лучшим другом Эда, а его жена Сэнди ехала ее лучшей подругой. Образовалась отличная компания, потому что даже их дети могли играть вместе: восьмилетняя дочь Эдди и чуть помладше — Сэнди. Родители Майка выиграли, участвуя в викторине, турне по Японии, но самолет разбился о гору Фудзи, и все пассажиры погибли. В этой массовой смерти было что-то почти ритуальное. Затем кто-то совершил нечто подобное и с Эдом.