Фаланга (ЛП)

— Сержант, — сказал Орфос, — какие будут указания?

Боракис подошел к алтарю и склонился над ним. Чаша была не пуста. Что–то в ней мрачно поблескивало. Из–за тусклого освещения нельзя было сказать точно, но жидкость походила на кровь.

Кровь определенно свернулась бы за то время, что часовня была запечатана. Боракис очень хорошо знал запах крови. Он поднес к чаше лицо и принюхался, зная, что чувства Астартес распознают истинную природу жидкости.

От дыхания сержанта полированный камень подернулся влажной пленкой. И тут космодесантник заметил тонкие серебристые провода, оплетающие чашу паутиной электрических цепей.

От тепла и влаги дыхания нити пришли в движение. Они начали удлиняться, замыкая цепь, которая через дно чаши соединялась с устройством за иконой.

Бриллиантовые глаза Рогала Дорна полыхнули красным. Помещение пронзил луч толщиной с карандаш.

Сержант Боракис упал. В его черепе зияло сквозное отверстие от лазерного луча.

— Назад! — закричал Лаокан, — отходим!

Каллиакс рванулся вперед, ухватил тело Боракиса за воротник доспеха и потащил прочь от алтаря. Элементы триптиха скользнули в разные стороны, являя взору иссохшую плоть сервиторов-стрелков, вооруженных двуствольными автоганами. Скаута, пытающегося отползти вместе с трупом сержанта, осветили зеленые и красные огни.

Ожили автоганы, накрыв помещение плотным огнем. Каллиакс почти сумел добраться до ведущего в туннель отверстия. Его броня почти смогла продержаться ту секунду, которая требовалась скауту. Когда пули попали в цель, из спины Каллиакса начали вырываться обломки керамита, а затем кровь и плоть. Космодесантник рухнул наземь, когда пуля пробила бедро, обнажив влажную окровавленную мышцу и пробив кость. Скаут уронил тело Боракиса и ответил огнем болт-пистолета. Его лицо и верхняя часть груди исчезли в кровавом облаке.

Лаокан и Орфос успели нырнуть обратно в туннель, стены которого были еще влажными от крови Кая. Орфос видел, как погиб Каллиакс, и ощутил то же самое желание, которое, должно быть, охватило погибшего — забрать тело павшего боевого брата, вернуть его в Орден и с честью предать земле рядом с остальными почитаемыми погибшими. Но скаут отбросил эту мысль. Именно из–за нее погиб Каллиакс. Орфосу придется оставить его здесь. Так надо.

Дальняя стена начала рушиться, засыпая алтарь обломками. Сервиторы-стрелки выбрались из укрытия и направились к выжившим скаутам. Рука одного из них безвольно висела, поврежденная огнем болт-пистолета Каллиакса.

— Не оглядывайся! — закричал Лаокан, перекрывая грохот выстрелов, и толкнул Орфоса в извилистый коридор.

Стены снова начали сдвигаться. Орфос принял решение со скоростью, выработанной годами боевых тренировок и гипнодоктринации. Он мог направиться в сторону выхода, чтобы убежать обратно в долину. Но где–то там погиб Кай — Орфос точно знал, что там ловушка. Относительно другого направления, ведущего вглубь строения внутри горы, такой уверенности не было. Рассуждение не очень логичное, но другого попросту не было.

Орфос рванулся во тьму тоннеля. Лаокан побежал сразу следом за ним, и в рев выстрелов вплелся звук крошащегося камня. Туннель снова сжимался, скрип передвигающихся панелей словно подгонял скаутов. Вскоре показались останки Кая, перекатываемые движущимися камнями. Оторванная рука, поврежденная, лишенная лица голова, измятый болт-пистолет.

Орфос был быстр. По результатам всех проверок после каждой хирургмческой процедуры. Сержанты Десятой роты предполагали, что благодаря скорости и решительности скаут лучше всего подходит для обучения штурмовым доктринам.

Лаокан же был не столь быстр. Он был снайпером. Его руку зацепили зубья сдвигающихся панелей, космодесантник не сумел удержать равновесия и упал. Орфос услышал крик шока и боли, ухватил Лаокана за ботинок и вытащил брата-скаута из жующей глотки.

Лаокан лишился руки, кость и сухожилия, выглядели словно перегрызенными. Лаокан врезался в Орфоса и попытался откатиться дальше вперед, выигрывая время для них обоих. Орфос ухватил Лаокана за уцелевшую руку и бегом потащил за собой.

Вдруг Лаокана словно что–то схватило. Орфос уперся и потянул сильнее, напрягая каждый нерв, чтобы уберечь боевого брата от постигшей Кая судьбы.

Вокруг царила тьма. Даже усиленным зрением скаута, почти таким же, как у полноценного космодесантника, можно было видеть лишь густую тень.

Пол под ногами Орфоса провалился. Каменный край провала ударил его по голове, сломав несколько зубов. Краем сознания скаут чувствовал удары о неровную стену ямы, в которую они с Лаоканом провалились.

Орфос очнулся и понял, что на некоторое время терял сознание. Выругался на самого себя. Нужно всеми силами стараться не терять бдительности, ни на секунду. Болт-пистолета в руке тоже не было. Он выронил оружие. За такую промашку Боракис назначил бы ему полевое наказание. Но сержант, с горечью вспомнил скаут, уже погиб.

Орфос ничего не видел. Он немного повозился с наплечным тактическим фонариком. Вспыхнувший свет выхватил из темноты каменного космодесантника, намного более крупного, чем в нишах туннеля — в два раза выше настоящего роста. В правой руке статуи был цепной меч, а в левой грозовой щит, на котором Орфус увидел надпись: «Аполлоний». На оружии скаут увидел знаки различия капеллана, а доспех определенно принадлежал капитану роты штурмовиков. Рядом со статуей стояло еще одно изваяние, изображавшее, по всей видимости, капеллана. Надпись на нем гласила: «Акиар».

— Брат, — позвал Орфос, — брат, что это за место? Что мы нашли?

Лаокан не отвечал. Орфос начал искать брата, вероятно, также оглушенного падением.

Лаокан лежал неподалеку, рядом с болт-пистолетом Орфоса. От тела осталась только верхняя половина, рядом с которой кровавыми завитками лежали внутренности. Скаут лежал лицом вниз, уткнувшись носом в пыль.

Орфос встал рядом с трупом на колени.

— Прости меня, брат, — сказал он. Слова казались бессмысленными, они словно умирали меж стен пещеры, — я могу помолиться за тебя позже. Я помолюсь, брат. Обещаю.

Орфос подобрал болт-пистолет и обвел пещеру лучом фонарика. Еще одна статуя была установлена над большими стальными противовзрывными воротами. Она тоже изображала капеллана космодесанта и носила имя «Фемискон». Орфос заметил на наплечнике статуи изображение чаши, которое видел на статуях в туннеле. Это был символ Испивающих Души.

На совесть Испивающих легло еще одно преступление — эта смертельная ловушка, созданная на погибель верным Имперским Кулакам. Орфос сплюнул на пол. Насколько бы святым ни считали это место Испивающие, Орфосу хотелось его осквернить. Что бы оно для них ни значило, он хотел уничтожить это значение.

Скаут поднял голову. Высоко вверх уходили стены. Глубины покрывающей камень резьбы, возможно, и достаточно, чтобы вскарабкаться наверх, но это будет нелегко. А повторное падение может повредить ногу или руку и лишить космодесантника возможности уйти этим путем. Он посмотрел на ворота.

Холодный металл ворот словно вытягивал тепло из рук и лица Орфоса даже на приличном расстоянии. В каменной стене виднелась панель управления. Орфос не настолько спешил, чтобы нажимать кнопки наугад. Скаут положил руку на металл — он был ледяным, а дыхание вырывалось наружу туманными облачками.

Ворота начали открываться. Орфос отпрыгнул, вскидывая болт-пистолет. За воротами была темнота — свет фонарика отражался ото льда и переливался в вырывающемся из щели между створками морозном тумане.

Скаут медленно отошел от ворот.

— Кто бы ты ни был, — воскликнул он, — и какую бы участь ни уготовил мне, знай: я буду сражаться! Я — Имперский Кулак! Я могу погибнуть здесь, но погибну как Кулак!

Двери открылись. Внутри находилась усеянная сосульками глыба льда, соединенная со стенами с помощью толстых кабелей. Глыба содрогнулась. Источник тепла внутри нее заставил поверхность светиться. Начали отваливаться куски льда. Взгляду Орфоса открылся керамит, окрашенный в темно-фиолетовый цвет.