Эмма и незнакомец

— Мы отправляемся, как только взойдет солнце.

Джон оглядел беспокойное стадо с гордым одобрением.

— Не стыжусь сказать вам, Фэрфакс, что хотел бы, чтобы я мог совершить это путешествие. Я не заметил, как превратился в старика.

Скорее по привычке, чем из необходимости, Стивен вытащил револьвер из кобуры, проверил барабан и снова убрал его в кобуру.

— Вы могли бы еще возглавить перегон, если бы понадобилось, — ответил он без всякого сочувствия и уперся руками в бедра.

Большой Джон вытащил кисет с табаком и пакет с папиросной бумагой из кармана своего нарядного пиджака и ловко скрутил сигарету. Они со Стивеном подошли, не разговаривая, к ограде, где постояли, наблюдая за восходом солнца над вершинами далеких вечнозеленых деревьев.

Наконец Большой Джон выпустил дым в туманный воздух.

— Мы оба понимаем, почему я больше не поведу скот. Черт возьми, я богат.

Стивен усмехнулся.

— Это весомая причина, — согласился он.

Ленаган задумчиво смотрел на Стивена проницательными голубыми глазами.

— Когда я смотрю на вас, Фэрфакс, у меня чувство, что я вижу только то, что вы хотите, чтобы я увидел. Вы отличный десятник, но вы были рождены для другой жизни, правда?

Стивен достал кожаные перчатки из кармана грубых хлопчатобумажных штанов и натянул их.

— Мне думается, что большинство людей не совсем то, кем они представляются, — произнес он, уклоняясь от взгляда Ленагана.

Хозяин продолжал курить, и его внимание было направлено на возбужденный скот, готовый к перегону на запад в Спокан.

— У меня большой опыт в общении с людьми, — легко сказал он. — Я не раз видел, как вы оглядываетесь, а кольт всегда наготове. В какую беду вы попали и как я могу помочь вам?

— Вы дали мне работу. Это достаточная помощь.

— Но это не та работа, что вам надо, — запротестовал Джон. — У вас был доступ к деньгам, к большим деньгам, я бы сказал.

Стивен вздохнул. Если на земле и был кто-то, кроме Эммы, кому ему хотелось довериться, так это Большой Джон Ленаган. Но через несколько минут он уезжает, и времени на объяснения не оставалось. Он уважал Большого Джона, и его мнение много значило для Стивена.

— Когда я вернусь, — пообещал он, — мы поговорим.

Мужчины пожали на прощание руки, и Стивен снова вскочил на коня. Хриплым криком он собрал ковбоев и успокоил их. Он распределил их по стаду и коротко переговорил с возчиками двух фургонов. Фрэнк Дива, маленький мужчина с черными висячими усами, прокуренными зубами, одетый в грязную кожаную куртку, был поставлен разведчиком, так как знал местность между Споканом и Витнивиллом.

Звучали крики и проклятья, кто-то даже выстрелил из пистолета, и потом стадо двинулось. Пыль поднималась из-под копыт, и даже верхом Стивен каждым мускулом и каждой косточкой чувствовал, как дрожит земля. Он проскакал назад, чтобы видеть целиком все стадо и людей, перегоняющих его. Сзади громыхали фургоны.

Скот будет проходить мимо Витнивилла, где-то в четверти мили от города. Интересно, проснулась ли уже Эмма, прислушиваясь к непрерывному грохоту восьми сотен копыт, не считая лошадей и мулов, тянувших фургоны.

Дива прервал его мысли.

— Я думаю, мы могли бы добраться до Змеиной реки до заката, если постараемся, — прокричал он, чтобы заглушить шум.

Грохот был невыносимым, но Стивен знал, что через несколько дней не будет замечать его.

— Тогда мы поднажмем, — выкрикнул он в ответ. — Чем скорее эти вислоухие сукины дети станут заботой армии, тем счастливее я буду.

Дива ухмыльнулся, прикоснулся к полям своей безнадежно потрепанной шляпы и через секунду галопом мчался на своем маленьком пони впереди стада.

Пронзительным свистом и хлопаньем шляпы по бедрам Стивен вернул к стаду полдюжины отставших животных. Солнце еще не поднялось высоко, а его рубашка уже липла к телу и под мышками было мокро. Пыль слепила, было нечем дышать.

Стивен широко улыбнулся. Перегон начался.

На рассвете Эмма лежала в постели, натянув покрывало до самого подбородка, и прислушивалась к отдаленному топоту проходящего стада, слыша тоскливые крики бедных животных, протестующих против ухода с зимних пастбищ.

Стивен уезжает, и очень возможно, что не вернется.

Он будет ехать и ехать дальше и навсегда выбросит мисс Эмму Чалмерс из головы.

Отчаяние охватило Эмму, когда она представила жизнь без Стивена Фэрфакса. В горле встал комок, и глаза наполнились слезами.

Она с усилием сглотнула и решила не плакать. Она сказала себе, что, если никогда больше не увидит мистера Стивена Фэрфакса, ей будет только лучше. К тому же наслаждаться на поляне маргариток не подобает добропорядочной христианке.

Эмма грустно размышляла, вернется ли он. Она не была уверена в этом. Да, он лишил ее девственности и доставил немалое удовольствие, но не дал никаких обещаний.

Она привстала и взяла маленькую фотографию, на которой были Лили, Каролина и она. Эта фотография всегда стояла на тумбочке у кровати. Кончиком пальца она коснулась изображения Лили, потом Каролины, думая, где они и любимы ли.

Как она помнила, Лили была нежной, но решительной. Ей нужен мужчина, который понимал бы, когда ее баловать, а когда отойти в сторонку и не мешать ей поступать по-своему. Каролина была разумной и независимой, и ей, возможно, совсем не нужен мужчина. Эмма подозревала, что ее старшая сестра такая же чувственная, как она сама, и она, возможно, желала, чтобы кто-то обнимал ее и давал выход ее страсти.

Отодвинув фото, Эмма покраснела. Если бы Каролина и Лили знали, с какой готовностью она уступила любовным ласкам Стивена Фэрфакса, они бы разочаровались в ней и решили, что она похожа на Кэтлин — необузданную, распутную и совершенно не владеющую собой.

Она снова откинулась на пуховые подушки и попыталась вспомнить сестер и мать, но не смогла. В голове не было для них места, потому что все ее мысли заполнил Стивен. Стивен и его бесстыдное искусство извлекать внутреннее «я» Эммы.

Сейчас Эмма задремала, и ей снилось, что она не одна…

Ночная рубашка сбилась к талии, но Эмма не стала расправлять ее. Рядом вытянулся Стивен, обнаженный и сильный, и он улыбался, обнимая и нежно целуя ее.

Тело затопили те же ощущения, которые она чувствовала, когда он раздевал ее на острове. Она раздвинула ноги и жар охватил ее при прикосновении Стивена.

Она всхлипнула, понимая, что видит сон, но не в состоянии была проснуться. Тихий стон вырвался из горла. Стивен поднял и снял с нее рубашку, отшвырнул ее, открывая свету и воздуху ее грудь и живот.

Эмма приказала себе проснуться и одеться, но ею владела та ее часть, которая управляла ее мечтами и во сие, и наяву. Ее спина выгнулась, и она закричала, а Стивен зарылся лицом в шею и ласкал ее, а потом она обрела призрачный покой. Щеки горели, и она проснулась в шоке, пораженная, что Стивена нет. Потеря его была такой горькой, что горло перехватило, а глаза наполнились слезами.

Когда успокоилось дыхание и сердце замедлило свой ритм, Эмма встала с постели, надела шлепанцы и халат и поспешила вниз. Идти было далеко, но она терпеть не могла пользоваться ночным горшком.

Она не столкнулась ни с Дейзи, ни с Хлоей, и это было хорошо. Обе обладали проницательностью и знали Эмму как никто другой на свете. Один взгляд на нее, и они бы точно поняли, о чем она мечтала.

Вернувшись в комнату, Эмма быстро оделась в цветастое ситцевое платье, заплела косу и уложила короной на голове, что подходило для воскресенья. Хотя она не собиралась идти в церковь, Эмма по-своему была религиозной и хотела, чтобы Господь знал, что она побеспокоилась и нарядилась перед тем, как пойти к Нему за утешением.

Приведя себя в порядок, Эмма выскользнула по главной лестнице через парадную дверь, зная, что Дейзи уже готовит на кухне кофе для Хлои.

Стоял чудесный весенний день, залитый солнечным светом и наполненный благоуханием распускающихся лилий. На клумбе у калитки расцвели яркие желтые нарциссы, легкий ветерок шептал что-то в кронах кленов вдоль улицы. Вдали слышался мелодичный перезвон церковных колоколов.