Альтернативная реальность

Тем временем на столе появился чуть подсохший черный хлеб, глиняная миска с кусками розоватой вареной рыбы, два здоровенных, перезрелых огурца, ломтики почему‑то белого сырого буряка и, скорее всего, свиное сало, толщиной в добрые три пальца, со следами огня на шкурке.

Овсий перекрестился. Губы зашептали слова молитвы.

‑ А ты, неприкаянная душа, крещенный?

Крещенный ли я? Как‑то даже не задумывался. Да и у постоянно занятой матушки спросить было недосуг. О Боге в трудные минуты вспоминал, но молитв не знал. Потребности, так сказать, не было. Вот такие у меня сложились с религией отношения. Пришлось пустить в ход универсальный ответ "дурныка" ‑ непонимающе счастливую улыбку. Дед безнадежно махнул рукой.

‑ Ешь, хватит слюни пускать...

Я посмотрел на прислонившуюся к стене хозяйку, ожидая, когда и она присядет рядом. Но Палажка лишь неодобрительно поглядывала в нашу сторону.

‑ Ешь, говорю. Нечего по сторонам зыркать. А ты вместо того чтоб стовбычить, принеси лучше кыслячку.

Из столовых приборов, кроме тупого тяжелого ножа с надломленной ручкой, ничего не наблюдалось. Сейчас мне предстояло серьезное испытание ‑ культура и манера еды могли выдать с головой. В подготовительной программе об этом не сказано ни слова. Что и говорить ‑ непростительное упущение "коллег". Пришлось ожидать наглядного примера да набираться ума‑разума.

Дед взял кусок рыбы и стал потихоньку разбирать: вытягивая и складывая кости в кучку на столе. Причем, использовал для этого сохранившиеся пальцы правой руки.

Поймав мой заинтересованный взгляд, понял по‑своему:

‑ И не турок, и не татарин ‑ свои, дурныку,.. рэестрови козаки... И так бывает. Свои, да не свои... Несчастная наша Украина ‑ когда брат на брата... старшина за себя,.. а бедный люд за всех... А ты бери... Палажко, а чего Сирка не видать... Обычно, от стола не отгонишь...

‑ Как увидел твоего дурныка, так из будки и нос не показывает... ‑ фыркнула старуха, со стуком поставив на стол, запотевший глиняный кувшинчик с "кысляком".

"Случайность или закономерность? ‑ подумал я. ‑ Нужно разобраться".

Взял кусочек на удивление белого "буряка". Откусил, разжевал. От горечи вмиг свело челюсти, а из глаз брызнули слезы. Травить, вроде, не должны! Но и есть подобный продукт совершенно невозможно.

Глянул на деда. Тот понимающе, но с нескрываемой ехидцей ухмыльнулся.

‑ Хрен редьки не слаще! Так‑то, дурныку. Неужто прежде не ел?

Тот хрен или редьку, которая не слаще, все же дожевал и проглотил. Как ни удивительно, однако ничего страшного не произошло. Наоборот, послевкусие осталось приятным.

Однако после первого неудачного эксперимента решил быть еще осторожней. Взял из миски рыбу и стал не спеша, как это делал Овсий, вытягивать кости. Затем клал в рот небольшие кусочки.

Дед же "отпилил", по‑другому это действо не назовешь, ломтик сала, и, отправив его в беззубый рот, блаженно замер.

От удивления у меня "отпала" челюсть. Похоже, для него сало было наибольшим деликатесом. Хотя после редьки чему удивляться?

‑ Сало не тупе, козаку сылы дае, ‑ пробормотал он, то, пытаясь его жевать, то, высасывая, словно мякоть из зрелого персика.

Видя, как он блаженствует, не удержался и я. Тоже "отпилил" небольшой кусочек, положил в рот, прижал зубами. Солоноватая шкурка поддалась первой. Прислушался к ощущениям. Судя по выражению лица Овсия, должно быть что‑то невероятное. Сало таяло во рту, но при этом отдавало свиным душком. Особого наслаждения, честно говоря, не испытал. Хотя было вполне съедобно.

Все дело в привычке. Не думаю, что Овсию были бы в радость свежевыжатый апельсиновый сок, лангусты или, скажем, шоколадное мороженое с цельной клубникой. А вот малышка Жаклин от него просто без ума. Вернусь домой, устрою ей ужин предков ‑ если, конечно, смогу найти эту чертову редьку и сало. С удовольствием погляжу на ее очаровательное личико...

Завершали завтрак черным хлебом, запивая пришедшимся мне по вкусу с первого раза "кысляком".

Дед вновь перекрестился, достал из кармана затянутый бечевой мешочек, извлек оттуда горстку грубо меленого табака, набил люльку, ловко высек искру ‑ задымил, задумался.

‑ Так, дурныку... Там за тыном ‑ дрова. Перенеси под хлев... А после мы с тобой таки сходим к отаману. От греха подальше...

Дровами он назвал стволы плохо отесанных от веток деревьев, каждое весом так килограмм по восемьдесят.

Для меня здесь это не вес. Но все же пришлось показать как тяжело. Моя сила уже не в первый раз повергла деда в изумление.

‑ Боже ж ты мой! ‑ крестился он. ‑ Царица небесная! Вот чудо, так чудо! Я ж говорил совсем про другие, порубанные. Палажка! Палажка! Глянь! Сроду такого не видела! Силы‑то сколько, Господи!

‑ Лучше б его Господь умом наделил... ‑ прошептала не менее удивленная старуха.

За домом возле хлева бегали куры, время от времени старались перескочить через загородку. Из самого хлева пахнуло навозом, раздалось недовольное хрюканье и мычание.

Овсий, несомненно, прав ‑ голод им не грозил.

Тем временем тучки, собиравшиеся на небе с самого утра, все‑таки брызнули мелким дождиком.

‑ Пошли, дурныку, в хату. Переждем...

Как я ни был осторожен, но все же грохнулся головой о потолок. Да так крепко, что из глаз посыпались искры.

Нагнувшись и почесывая быстро появившуюся на затылке шишку, оглянулся. Даже среди бела дня здесь царили полумрак и уныние. Поразила убогость обстановки. Печь, рядом с ней заменяющий лежанку деревянный настил, пара полок с глиняной посудой, два больших с медной окантовкой, но рассохшихся и треснувших сундука. Незатейливо сколоченный стол и хромоногие, словно инвалиды войны, лавки. В углу ‑ две блеклые иконки с коптящей под ними масляной горелкой (по‑ихнему она называлась "лампадой").

На одной стене висело потемневшее от возраста и пыли (ведь пол‑то был глиняный) полотно с вышитыми на нем разноцветными узорами. На другой ‑ военная гордость Овсия ‑ местами поржавевшая, зазубренная сабля с серебряным эфесом и кремневое ружье с резным, усеянным множеством мелких трещинок, деревянным прикладом.

Вначале я подошел к иконам. Написаны на досках. Художник, видать, особым умением не блистал. Лики Христа и Богородицы смазаны, невнятные. К тому же, их покрыла многолетняя копоть.

Разглядев сквозь облезшую краску сучек, паутину в углу со скопившейся на ней пылью, вновь поразился полноте реальности происходящего.

"Неужели все это проделки монстра Хроникона?"

Ледяной ветерок страха вновь повеял в груди. Прогнав его прочь и опять треснувшись головой о потолок, подошел к ружью. Стал разглядывать, совсем позабыв, что за мной тоже наблюдают. Голос Овсия заставил вздрогнуть.

‑ Добрая рушныця, у басурмана добыл. Жаль, колесико треснуло. Наш кузнец чинить не берется. Нужно идти в Полтаву. Там сделают. Только вот дорога не близкая да и сила не та... А рушныця, смотри, еще и сгодится...

Глядя на деда глазами "дурныка", телепатически всячески поощрял разговор. Пора осваивать следующие ступени: навивание и контроль. Без них добиться чего‑либо не удастся. Согласно рекомендациям "коллег", можно пытаться на вторые‑третьи сутки после темпорального шока.

‑ ...еще постреляем. Козаки болтают ‑ война будет... Царь московитов Петр со шведским Карлой. Ну а Карла уже подмял датцев, саксонцев и пыхатым польским панам чубы подрал... Да и по заслуге им ‑ "пся крев". Привыкли нас за быдло держать... Вот и говорю: еще пригодится... Саблей махать мне уже не сподручно...

Он надолго умолк. Похоже, сожалел, что распустил язык. Я же тем временем, усевшись на пол и прикрыв глаза, обдумывал его слова.

Темпоральный прыжок не только удался, но и вывел в нужную точку пространства и времени. Уже не малая удача...

‑ Спать, дурныку, ночью будешь! А теперь вставай, пошли к отаману.