Альтернативная реальность

Прислушался к себе. Может, зов дошел? Да нет, вряд ли. Улита ... она услышала бы и поняла. Ну, смотрите! Предупреждал!

Немного успокоившись, стал обдумывать ситуацию. Может ничего страшного и не происходит? Просто сон. Да мало ли чего приснится? Нет! Просто так отмахнуться нельзя! Я это чувствую. Видимо, где‑то уже прикоснулся к святая святых. Письмо Лещинского вместо Мазепы попадет к Кочубею, да и "Печать Иисуса" теперь в моих руках. Арабский клинок... про него я тоже чуть не забыл. Слишком круто взял? Неужели плетется паутина иной ‑ альтернативной реальности, а мой сон из пока еще не существующего альтернативного будущего. Или уже существующего? Случайно ли оно сулит мне все то, чего был лишен? О, Боже! Так и свихнуться не долго... Все! Хватит, нужно спать! Как по этому поводу говорила Жаклин? ‑ Утро вечера мудренее. Вот так‑то...

На этот раз я проснулся вовремя. Теперь ночные "терзания" воспринимались не столь остро. Отошли на второй план.

Разбудив мирно сопевших хлопцев и отдав дань "вредным привычкам" будущего, покинул приютивший нас на два дня постоялый двор.

Несмотря на раннее утро, на улицах Полтавы было достаточно многолюдно. Крестьяне везли на базар зерно, овощи, фрукты. То и дело с телег подавала голос домашняя живность: кудахтала, крякала, блеяла, хрюкала. У ремесленников на возах ‑ деревянные ведра и миски, плетенные брыли и корзины, а еще множество всякой мелочи. Здесь же и хозяева лавок приглядывались, не купить ли чего оптом.

Навстречу проскакал небольшой отряд казаков. У дверей церкви, чинно поглаживая длинную седую бороду, прохаживался поп в черной рясе.

Полтава просыпалась.

Во дворе полковника нас встретила Параска.

‑ Добрый день, тетушка!

‑ Добрый день, козаче. Ты, Андрию, проходи в хату. А хлопцы твои пусть немного подождут.

Когда мы переступили порог, добавила:

‑ Мужу совсем дурно. С кровати не встает. Только голову поднимет ‑ сразу блюет. А тебя велел провести.

Искра лежал на кровати с замотанной шерстяным платком головой. За ночь багровая опухоль посинела, расползлась, закрыла глаза.

"Таки удар у пана Тадеуша хорош! ‑ подумал я. ‑ Без сотрясения мозга тут не обошлось. Хоть бы "дядюшка" Богу душу не отдал".

Жену Иван узнал не глядя, по шагам.

‑ Параско, кого привела? ‑ простонал он, с трудом шевеля губами. Ни открыть глаз, ни приподняться он даже не пытался.

‑ Как ты велел, Иване, ‑ Андрия... Найду.

‑ Плохо мне, сынку! Совсем плохо... Жена тебе даст письмо... Вези, как договаривались. Расскажешь генеральному судье, о моей болезни... на словах. Параско, дай ему два,.. нет ‑ три червонца... и еды собери в дорогу.

На большее Искры не хватило. "Покопавшись" в его мозгах, я понял, что разговор окончен.

Как я узнал, "На Диканьку" можно ехать двумя путями. Один ‑ дальний, зато более ровный, наезженный и многолюдный. Другой, через "Будыщанськи горы", ‑ чуть ближе, зато посложней. Подумав немного, все же выбрал второй. Хотел избежать лишних глаз, языков, ушей...

Что‑что, а это вполне удалось. Не отъехав и мили от Полтавы, мы остались в гордом одиночестве. Вначале "шлях ишов" по нетронутому плугом землепашца лугу. К осени на его зеленом ковре появились блеклые пятна высохшей травы. Но все же пока еще желтели, белели, скромно синели частые полевые цветы. Однако в воздухе по‑прежнему гудели трудяги серые пчелы, мохнатые синие с белым брюшком шмели. Звенели комары, жужжали оводы и нахальные августовские мухи. Скрипели сверчки, кузнечики, то и дело взлетали из‑под самых копыт. В небе, заставляя тревожно перекликаться стрижей и прочую птичью мелочь, гордо парил орел. Воздух густо наполняли ароматы сохнущей травы, полевых цветов и горьковатый привкус полыни.

За лугом последовали небольшие овражки и поросшие колючим кустарником холмы.

Я, было, подумал, что это и есть Будыщанские горы. Но, как оказалось, ошибся. К ним мы ехали еще добрых три часа.

Об их близости известил "трубный глас" оленя. Вскоре я увидел и его самого. Надменный и величавый, с огромными ветвистыми рогами, он стоял, словно изваяние, на вершине холма, снисходительно наблюдая за пасущимися в низу ланями.

Дорога ушла резко вниз, а затем, петляя, снова поползла вверх. Конечно, Будыщанськие горы на самом деле всего лишь высокие, поросшие густым лесом холмы. Не более. Но и здесь вполне можно заблудиться.

Когда спустились в очередную низину и увидели голубое зеркало воды, решили сделать небольшой привал. Спешились, привязали коней. Разложив на тряпице дары Параски, приступили к трапезе. На этот раз, кроме пирогов и "кровъянкы", она положила с десяток желтоватых перезрелых огурцов, кусок солонины и вареные яйца.

Однако спокойно перекусить нам не дали. С гиканьем из‑за кустов выскочила ватага головорезов. Одетые кто во что горазд, лохматые, грязные, они размахивали дубинами, ножами и "справжнимы шаблямы". На размышление времени не осталось.

‑ Выручай, дружок! ‑ крикнул я, выхватывая арабский меч.

Данила, метнулся к лошадям, схватил пистоль и, не целясь почти в упор, разрядил в грудь замахнувшегося на него дубиной детину. Грыць же с воплем "рятуйте" бросился со всех ног наутек.

Двоих я зарубил почти сразу. Третий неумело попытался отмахнуться саблей, но в следующий миг уже дико орал, глядя на обрубок руки из которого струей била кровь. Метнувшись в сторону, я успел полоснуть по боку наседавшего на Данилу долговязого, беззубого "злодия".

Развернулся к остальным. Теперь они уже нападать не спешили, уступив пальму первенства вожаку: седому, одноглазому, со шрамом через все лицо бывалому вояке. В одной руке он сжимал саблю, в другой ‑ нож.

Зловещая ухмылка обнажила несколько чудом сохранившихся гнилых зубов. Он замахнулся саблей, надеясь, что я стану уходить в сторону и угожу под удар ножа. Но недооценил быстроты моих рефлексов. Спустя миг арабская сталь небрежно смахнула его голову с плеч.

Наглядный урок явно пошел впрок. Не желая последовать за вожаком в ад, мазурики бросились врассыпную. Исчезли в кустах еще быстрее, чем появились.

Я вспомнил о Даниле. Повернулся в его сторону. Присев на землю в нескольких шагах от лежащего лицом вниз долговязого, прижав руки к животу и прикрыв глаза, он, содрогаясь всем телом, блевал. Похоже, не ранен. И на том, слава Богу.

За кустами вновь послышались шаги. На поляну, склонив голову, размазывая рукавом слезы и сопли, вышел Грыцько.

Навстречу ему поднялся бледный, без кровинки на лице, Данила. Увидев глаза брата, Грыцько окончательно сник. Подойдя ко мне, упал на колени:

‑ Прости, пане! Прости... И ты, брате! Не гоните мене, Христа ради! Не гоните! Не перенесу позора... Жить не смогу! Наложу на себя руки... Я испугался... Очень испугался... Но больше вас не брошу... Клянусь... Христом Богом клянусь.

‑ Прости, пане, Грыця! И я боялся... чуть не бросился вслед за ним... Ей Богу!

Да что там говорить, я все прекрасно понимал. Простые сельские мальчишки. Что от них требовать? Пройдут годы, прежде чем вырастут "справжни козакы". Убить человека не так‑то просто, даже если он собирается сделать это с тобой.

‑ Хорошо... Седлаем коней и в путь... А ты, Данила, молодец! Не растерялся. А что страшно, так страшно всем. Вот, держи ‑ награда за смелость и за добрую службу... ‑ вложил ему в ладонь два золотых червонца.

‑ Неужто мне? Сроду золота в руках не держал! Спасибо, пане!

‑ Хочу вас предупредить... Нет, приказать! Про то, что были в шинке в день драки и про то, что случилось здесь, навсегда забудьте! Длинный язык ‑ ближайший путь к эшафоту.

‑ А что такое "эшафот", пане?

‑ Ну.., это такое место, где болтливым дурням отрубают головы.

‑ Как вы тому? Срезали, словно гарбуз...

‑ Вот‑вот... Приблизительно так... Обмойтесь, пока вода рядом. Да и поехали. Нужно успеть засветло. В темноте наверняка заблудимся.