Страница 5 из 21
Впрочем, ее дети отлично поработали: на лигу вокруг не осталось ни одного живого существа. Поляна была усеяна тушками лесных обитателей — пушистых белок и самых разных птиц, а на опушке лежала олениха с неестественно вывернутой под действием яда шеей. Довольная, Вира'ни склонила голову, готовясь сотворить заклинание.
Перед ней на изъеденном червями пне покоилась вырезанная из эбенового камня чаша размером с ладонь. Нутро ее казалось чернее самого великолепного обсидиана, серебряные прожилки вспыхивали, точно молнии в темноте ночи. Вира'ни провела пальцем по краю.
Здесь лежит богатство, а внутри — могущество.
Она рассекла костяным кинжалом большой палец, и кровь обагрила чашу. Густые, точно ртуть, капли падали на дно и тут же исчезали — камень беспрестанно жаждал.
Произнося заученные фразы, Вира'ни чувствовала, как с каждым звуком холодеет язык. Остановка означала неминуемую гибель, и она заставила себя говорить. К счастью, заклинание было коротким. Когда из сомкнутых век уже сочились слезы, она наконец выплюнула последнее слово сквозь синие замерзшие губы.
Закончив, она села на пятки, поднесла порезанную подушечку к губам и принялась осторожно облизывать ранку. Кровь обожгла заледеневший рот.
Впереди самая трудная часть ритуала — ожидание.
Посасывая палец, она заметила, что дети, почувствовав ее недомогание, начали осторожно подбираться. Вира'ни позволила им залезть себе на ноги и устроиться там, откуда те были рождены. А один особенно обеспокоенный малыш даже прополз по животу и принялся тихонько поглаживать ее сосок мохнатыми лапками. Она оставила его вольность без внимания.
Вира'ни мысленно повторила весь ритуал. Могла ли она допустить ошибку? Возможно, больше крови…
Неожиданно из эбеновой чаши вырвалось черное пламя и заметалось сотней змеиных языков.
— Темный огонь, — прошептали его имя посиневшие губы.
Поляну пронизал холод. В отличие от привычного пламени, разгонявшего мрак, это поглощало послеполуденное солнце, путавшееся в ветвях. Леденящий туман овладевал лесом, деревья постепенно погружались в темноту.
Малыш на груди, напуганный зловещей вспышкой, укусил ее, но Вира'ни не почувствовала боли: яд паука — мелочи по сравнению с опасностью, таившейся в черном огне.
Она склонила голову.
— Господин, твоя раба ждет приказаний.
Пламя постепенно разрослось, и, когда мрак поглотил чашу и пень, послышалось эхо далекого вопля. Даже этот шепот боли заставил Вира'ни содрогнуться — она узнала песнь подземелий Блэкхолла. Когда-то и ее голос звучал в жутком хоре и она корчилась на пыточном столе. Так продолжалось бы и поныне, но Черное Сердце счел ее привлекательной и сделал вместилищем своего могущества, оплодотворив Ордой.
Вира'ни тронула тело там, где в ту последнюю ночь его касался сам Темный Властелин. С тех самых пор белая полоса выделялась в ее локонах, точно змея-альбинос среди черных корней. Она погладила прядь, и перед глазами пронеслась картина: клацают желтые клыки, рвут острые когти, костлявые кожистые крылья разрезают воздух. Ослабевшие пальцы соскользнули с волос. Некоторые воспоминания лучше не тревожить.
Голос, восставший вдруг из пламени, мигом поколебал ее решимость. Организм подвел, и, словно побитая собака, запуганная хозяином, Вира'ни обмочилась. Голова клонилась все ниже, тело вздрагивало в такт каждому слову.
— Ты готова? — спросил Темный Властелин.
— Да, сир.
Она поцеловала влажную землю. Пауки разбежались в разные стороны, спрятались под листьями и ветвями — даже они, эти крошечные остатки Орды, узнали голос отца.
— Вверенная тебе территория под контролем?
— Да, сир. Мои дети охраняют перевал. Если ведьма пойдет этой дорогой, Орда предупредит. Я буду готова.
— И ты помнишь свой долг?
Она кивнула, испачкав лоб сырой землей.
— Все умрут.
ГЛАВА 2
Убаюканная мерной поступью лошади, Элена закрыла глаза. Мышцы ног привычно реагировали на шаг Дымки, и граница между животным и всадницей будто растворилась, они двигались в едином ритме.
Путники провели в седлах почти целый день, но едва продвинулись вперед. Тяжелый скрипучий фургон еле тащился, и они ехали немногим быстрее, чем если бы шли пешком. Кроме того, пришлось перебираться через несколько полноводных ручьев, бурное течение которых могло повредить и колеса, и копыта коней.
Товарищи всю дорогу ворчали, но Элену столь медленный темп вовсе не раздражал, она была рада уже тому, что снова сидит верхом на своей лошадке. Маленькая серая кобыла, Дымка, единственная пережила ужасы прошедшей осени, и другой связи с родным домом не осталось. Теперь девушке казалось, будто те жуткие события — лишь отголосок дурного сна. Если бы решилась, она бы легко представила, что едет по полям родной долины и, например, направляется к горе Лысая Макушка на пикник. Элена погладила жесткую темную гриву дрожащими пальцами. На губах мелькнула улыбка, когда в мускусном животном запахе на мгновение промелькнул аромат родного дома.
— Девочка, лучше открой глаза, — развеял воспоминания усталый голос Эр'рила.
Элена выпрямилась в седле. Альпийские березы и широкохвойные сосны выстроились вдоль тропы, впереди подпрыгивал на кочках фургон.
— Дымка следует за впередиидущими, с ней не заблудишься, — тихо ответила она.
Воин ударил пятками своего крупного горного скакуна, почти сливавшегося со снегом и льдом. Станди, одетый в темно-коричневую куртку и высокие, до колен, сапоги, поравнялся с Эленой. Полоска красной кожи стягивала черные волосы, не давая им падать на лицо, но на перевале ветер подхватил несколько прядей, и теперь они развевались за спиной, точно знамя. Эр'рил, верхом на могучем коне, возвышался над маленькой серой кобылкой и ее всадницей.
— Ты не забываешь тренироваться? — строго спросил он, и в свете вечернего солнца его глаза сверкнули.
Элена перевела взгляд на луку седла.
— Нет.
Воин обучал ее простейшим заклинаниям и тем немногим правилам управления скрытыми силами, которые знал сам. Его брат, Шоркан, был могущественным магом до того, как пожертвовал собой ради создания Кровавого Дневника, и за десять лет, проведенных вместе, некоторые тайные способности перешли к Эр'рилу.
Он вздохнул, потянулся и ловко перехватил поводья Дымки, продолжая умело править конем бедрами и пятками.
— Послушай, Элена, я понимаю твое нежелание бередить силу, живущую внутри, но…
— Вовсе нет.
Девушка сняла перчатку, обнажив кроваво-красную правую кисть.
— Это моя ноша, и я ее не боюсь. — Элена потянулась пальцами к запястью Эр'рила, и, как она и ожидала, он отдернул руку. — Моей силы боишься ты — и все остальные.
Она посмотрела ему в лицо, но спутник не встретил ее взгляд.
— Дело не в том, что мы…
Элена вскинула рубиновую ладонь, заставляя его замолчать. Ей необходимо высказаться.
— Я заметила, что все вы стараетесь не смотреть на мою руку, что избегаете моего прикосновения. Ваш страх пугает меня больше, чем магия.
— Мне очень жаль, Элена, но попытайся понять: прошли века с тех пор, как кто-то носил знак Розы, — и еще больше с тех пор, как им была наделена женщина.
— Да неужели ты не видишь обычную девушку за знаком Розы? — Она натянула перчатку. — Я больше чем просто пятно на руке.
Подняв глаза, она увидела, что Эр'рил на нее смотрит. В задумчивости черты его лица смягчились.
— Хорошо сказано, Элена, — проговорил он. — Наверное, я слишком внимательно следил за ведьмой, не замечая за ней женщину.
Она благодарно кивнула.
— Возможно, следовало бы присмотреться и к той и к другой: подозреваю, во время путешествия серьезную проверку придется пройти обеим.
В ответ Эр'рил, потянувшись, сжал ее колено.
— Ты очень повзрослела за полгода, проведенные среди горцев. Даже больше, чем я предполагал.
— Наверное, дело в здешнем воздухе. — На ее губах мелькнула усмешка.
Похлопав девушку по ноге, воин наградил ее одной из своих редких улыбок, и что-то шевельнулось в самой глубине ее существа. Что-то более осязаемое, чем прикосновение к колену. Волна облегчения и сожаления захлестнула Элену, когда наставник, отняв руку, отвернулся.