Сага о Хельги

– Тут уж никто не сможет сказать, что не понял, правда? – спросил Кетиль Хельги, отводя рукой лезвие. – Скоро и ты так выучишься. Аслака ты знаешь, – продолжил он. – Мы зовем его Финн, но тебе лучше звать его просто Аслаком, если не хочешь, чтобы он тебя ударил. Иногда он варит себе отвар из мухоморов, как финский колдун. Но не становится от этого берсерком, а просто засыпает на много часов и потом рассказывает, где он бродил во сне. Тогда его лучше не тревожить.

– Меня вообще лучше не тревожить, парень, если не хочешь, чтобы тебе посчитали ребра, – проронил Аслак и сплюнул в сторону.

И так Кетиль назвал имена всех, кроме Гудбранда и Рагнара. И не раз все сидевшие за костром смеялись над тем, что он говорил, рассказывая о ком‑то. И когда он закончил, Гудбранд указал на него самого и сказал:

– А вот это Кетиль Болтливый, мой сын. И каждый раз, когда я его слышу, я молю Одина, чтобы он превратил болтовню моего сына в ветер, который бы наполнял наши паруса. И тогда у меня был бы самый быстроходный корабль в наших краях. И я смог бы добраться до Исландии за один день, а до…

– А за два дня с такой скоростью ты проплыл бы весь океан и свалился бы уже с ветвей Мирового дерева, Иггдрасиля, и попал бы в Хель, мир мертвых, – продолжил Кетиль, и все опять рассмеялись.

– А теперь твой черед рассказать о себе, – спросил Заяц. – Кто ты, из какого рода и как попал к нам? Мы недолго были на берегу в твоих краях и не знаем всех подробностей. Слышали лишь о тайном поединке. Однако ты не выглядишь, как бывалый поединщик.

На это Хельги ответил висой:

Торбранда сын на север стремится,

К Эйрику ярлу в дружину боец,

Кровь на мече не дает возвратиться,

За сына до смерти мстить будет отец.

И Заяц сказал, что он не уверен насчет бойца – это покажет только битва, а еще одним скальдом в палатах Эйрика будет больше. И все с ним согласились в том, что виса недурна, хотя, конечно, уступает тому, что можно услышать при дворе ярла Хакона от одного из его шести скальдов.

Потом Хельги коротко рассказал, что с ним случилось, не упомянув о том, что только по случаю остался в живых. А Гудбранд, который, верно, знал всю правду, промолчал.

Тут в разговор вступил Рагнар Лысый:

– Если то, что ты нам сказал, – правда, то завтра тебе лучше не сходить на берег, потому что последнюю остановку в Согне мы сделаем в Хиллестаде.

К полудню следующего дня корабль Гудбранда Белого уже подходил к Хиллестаду – усадьбе на полуострове, что отделял фьорд от открытого моря. И Хельги просил Гудбранда узнать, есть ли в усадьбе Туранд, но тот ответил, что, пока Хельги вместе со всеми в походе за данью, о личной вражде ему стоит забыть. Однако скоро случилось так, что и Гудбранду, и всем остальным на корабле пришлось забыть о самой дани.

Едва подошли они к берегу, Гудбранд, Асгрим Сакс и еще один молодой воин по имени Калле высадились на берег. И сильно удивились они, когда ворота усадьбы остались закрытыми и их никто не встретил. Тогда подошли они к самой усадьбе, но ворота по‑прежнему не открывались, и навстречу никто не вышел.

Они постучали раз и другой, и Асгрим уже стал довольно громко ворчать, что в наказание за такое негостеприимство стоило бы кинуть на крышу дома пару факелов. Тогда над воротами показались голова и плечи женщины, и Гудбранд узнал  жену Харальда Кабана.

– Вам бы, разбойникам ярла Хакона, только пограбить да пожечь, да снасиловать кого, – сказала она. – И странно слышать о гостеприимстве от того, кто готов сжечь твой двор.

– Где твой муж, Тора дочь Сигурда? – спокойно спросил Гудбранд. – Ярл ждет от него дани, и ждать он не любит.

– Муж мой отправился позавчера в Трондхейм и взял с собой всех своих людей. Видать, сам решил поспорить с ярлом Хаконом о дани. А никакой снеди, мехов или серебра давать тебе не велел.

– Раз твой муж знал, что мы придем, но отплыл, нас не дожидаясь, не обидится он, что мы сами возьмем все, что нам причитается, – все еще спокойно сказал Гудбранд.

– Особенно если твой муж забрал всех своих людей, – добавил Асгрим.

– Муж мой сказал, что вам, конечно, привычнее воевать с женщинами, но если вы хотите успеть увидеть, как Олаф сын Трюггви насадит вашего ярла на копье, то вам лучше притвориться настоящим воинами и поспешить в Трондхейм. Сам Олаф с кораблями отправился туда позавчера, но и вы можете поспеть к битве, если не будете жалеть сил на веслах.

– Повтори, что ты сказала, женщина, – с угрозой в голосе спросил Гудбранд.

– Если ты глухой, то я повторю: Олаф Трюггвасон с дружиной был здесь позавчера по пути в Трондхейм. С ним ушел мой муж. Если ты не хочешь пропустить последнюю битву ярла Хакона, то поспеши туда и сам.

– Сколько кораблей было у Олафа?

– Я корабли не считала, но в наших краях достаточно людей, не слишком довольных Хаконом Злым, чтобы Олаф привел в Трондхейм и двадцать, и тридцать кораблей.

– Помнится, викингам с Йомсборга и семидесяти кораблей не хватило, чтобы напугать ярла Хакона, – заметил Асгрим. Но Гудбранд сказал:

– Мы не будем поджигать твой дом, Тора дочь Сигурда. Но когда мы вернемся сюда, то и двойной дани нам покажется мало.

– Об этом договаривайтесь с моим мужем, когда он и его люди с топорами заберутся на ваш корабль, – ответила Тора и скрылась с глаз за оградой.

– Коли бы вы меня подсадили, я мог бы перебраться через ограду, – тихо предложил Асгрим. – Я бы слегка пощекотал Кабаниху кончиком меча за ее малое уважение к ярлу и к нам.

На это Гудбранд ответил, что у них нет на это времени, хотя лично он вырвал бы ей змеиный язык. И все втроем они поспешили к берегу.

На корабле Гудбранд рассказал, что Олаф сын Трюггви явился в Норвегии со своей дружиной и что плывет он в Трондхейм, чтобы бросить вызов ярлу Хакону. И теперь им придется спешить и плыть даже по ночам, чтобы нагнать Олафа и присоединиться к дружине Эйрика Хаконарсона перед битвой, которая, без сомнений, скоро случится.

И они гребли три часа до выхода из фьорда, а потом поставили парус и двинулись сначала на север, а потом на северо‑восток вдоль берега. На берег они не высаживались и плыли даже ночью, пользуясь тем, что светила луна. Но на третью ночь погода испортилась, и им все‑таки пришлось пристать, чтобы в темноте не сесть на мель или не налететь на скалу.

Пока разжигали костер, чтобы поесть, наконец,  горячего, Кетиль попросил у отца разрешения сходить к ближайшему жилью и узнать, нет ли каких вестей. Гудбранд отпустил его, но велел быть осторожным, чтобы не наткнуться на людей Олафа.

Кетиль вернулся через несколько часов и сначала, не отвечая на вопросы остальных, подошел к отцу, и они тихо говорили несколько минут. Потом Гудбранд вышел к костру, вокруг которого сидели все остальные, и сказал:

– Битвы не будет. Ярл Хакон мертв. Но погиб он не в бою. Пал он жертвой предательства и собственной похоти. И теперь бонды провозгласили королем Олафа сына Трюггви. Ярл Эйрик с немногими людьми ушел горами к конунгу свеев в Упсалу. И пришло время нам решить, что теперь делать…

Люди начали переговариваться, и видно было, что они растеряны. И тут спросил Асгрим Сакс:

– Но что же стало с ярлом Хаконом? Неужто он помер, только услышав о кораблях Олафа Трюггвасона? Раньше он был более охочим до битвы и своего никому без платы железом или кровью не отдавал.

– Нет, не сам он помер. А просто привык он брать без спросу все, чего ни пожелает. Даже если это касалось дочерей богатых бондов. И бонды объявили его вне закона, – ответил за отца Кетиль.

– В это я могу поверить, но не пойму я все‑таки, отчего он умер. Неужто девушка, которую он обесчестил, заколола его? – снова спросил Асгрим.

– Нет, Асгрим, все гораздо печальнее, чем то, что ты сейчас представил. И возможно, ярлу такая смерть понравилась бы больше, – ответил Гудбранд. – Но правда в том, что скрылся он вместе со свои рабом, когда бонды провозгласили Олафа королем. И Олаф объявил, что даст десять марок серебра тому, кто укажет ему, где прячется Хакон. И подлый раб убил ярла, когда тот спал. А голову принес Олафу.