Страница 74 из 87
— У них назначена встреча через три дня в Доме Рутении.
Неторопливая улыбка искривила тонкие губы француза. Он поднялся на ноги.
— Превосходно. Я уже как-то раз заметил, что мы с вами хорошо работаем в паре. Если бы я знал, насколько хорошо, возможно, я действовал бы иначе.
Мара с тревогой следила за его приближением.
— Как именно?
— Я мог бы довериться вам, посвятить вас в свои планы. Мы могли бы стать… гораздо ближе друг к другу.
Она заставила себя насмешливо улыбнуться.
— Вы не производите впечатление человека, который мог бы довериться женщине и уж тем более посвящать ее в свои планы.
— Совершенно верно, но я мог бы сделать исключение для вас.
Сможет ли она заставить себя выдержать близость, навязанную ей этим человеком? Ответа на этот вопрос Мара не знала, но, когда он протянул руку и коснулся ее щеки горячими сухими пальцами, решила, что, скорее всего, не выдержит. Ей хотелось бы думать, что своими приставаниями он просто хочет ее испытать, но его полыхающий жаром взгляд развеял эту иллюзию.
— Вы… вы могли бы сделать это прямо сейчас. Расскажите мне, как вы собираетесь захватить Родерика во время этой встречи.
— Мы в самом деле можем это обсудить, но только после сегодняшней ночи.
Он обхватил ладонями ее лицо, запустил пальцы в выбившиеся из прически волосы. Она оттолкнула его руки:
— Ваши объятия привлекают меня не больше, чем объятия принца.
— Ты научишься их любить, дорогая моя Мара, — прошептал де Ланде, склонившись над ней и опираясь коленом на кровать. — О да, ты их полюбишь.
Она вскинула руку, чтобы заслониться от него. Он схватил запястье и заломил руку ей за спину, едва не ломая кости. Она тихо вскрикнула от боли. С жестокой улыбкой на лице он опрокинул ее на спину, свободной рукой обхватил нежный холмик ее груди и принялся тискать и мять его, постепенно сжимая все сильнее.
И тут, заглушая ее стон, с грохотом распахнулась дверь. Родерик ворвался в комнату с пистолетом в руке и остановился так внезапно, что тяжелый плащ, летевший у него за плечами, обвился вокруг широко расставленных ног. Его лицо представляло собой непроницаемую маску. Вслед за ним в комнату влетел Михал. Он занял положение в стороне от принца, припав к полу и тоже нацелив пистолет.
— Как уютно вы тут устроились, — протянул Родерик. — Ни дать, ни взять, пара деревенских кумушек над маслобойкой.
Грубо выругавшись, де Ланде отскочил от Мары. Она с трудом поднялась на ноги, кровь отхлынула от ее лица и прилила с новой силой. Сколько принц успел услышать? Он наверняка ничего не понял, а она была так расстроена, что не смогла бы ничего объяснить.
Он перевел взгляд с де Ланде на нее. Мара ответила ему умоляющим взглядом, ей хотелось, чтобы он все понял без слов. Озабоченная вертикальная морщинка, появившаяся у него на лбу между сдвинутых бровей, чуть заметно разгладилась, внутреннее напряжение спало, словно в полумраке скудно освещенной комнаты Мара протянула руку и коснулась прохладными пальцами его лба, остудив горячечный жар его мыслей. Однако, повернувшись к ней, он заговорил с холодной подозрительностью в голосе:
— Так о чем вы тут толковали до нашего грубого вторжения?
— Да ни о чем, это был пустой разговор, — ответила она, насильно растянув губы в ослепительной улыбке. — Как тебе удалось меня найти?
— Дом Рутении находится под наблюдением вот уже несколько дней. Часовые видели, как тебя увезли, проследили твой путь до этого места и послали за мной.
— Но когда пропала Джулиана…
— Я им не поверил, когда они сказали, что она не покидала пределов дома. Это была моя ошибка. Но хватит болтать, пора выбираться отсюда. Или ты предпочитаешь остаться?
Под внешним нетерпением в его голосе сквозила железная решимость увезти ее отсюда, но не было и намека на то, что он встревожен за нее или рад ее видеть. Он ясно дал понять, что его привело сюда чувство долга, к которому примешивались сомнения в ее способности держать язык за зубами. Такое отношение стало для нее ударом, но в то же время она хорошо понимала, что это наилучший способ убедить де Ланде в том, что она говорила ему правду.
Мара направилась к двери. Михал приветливо улыбнулся ей и попятился в коридор, давая дорогу. Когда она вышла, Родерик двинулся за ней следом, не сводя глаз с де Ланде. Выйдя за нею следом, принц захлопнул дверь и повернул ключ, торчавший в замке с наружной стороны. В коридоре была еще одна дверь, стоявшая приоткрытой, и через щель можно было видеть толстуху. Кратко кивнув в ее сторону, Родерик опустил ключ в карман.
Они пересекли коридор и спустились по шаткой лестнице. За спиной было слышно, как де Ланде кричит и молотит кулаками по запертой двери. Никто из них не оглянулся на шум. Родерик на ходу сорвал с плеч плащ и набросил его на Мару, обхватил ее за талию и ускорил шаг. Они прошли три лестничных марша и наконец оказались на улице. Воздух был прохладен и свеж, сумерки быстро сгущались, предвещая наступление ночи.
— Ты можешь идти? — спросил Родерик. — На улицах столько пешеходов, что мы решили не ехать верхом и не брать карету: это было бы слишком заметно.
— Теперь уже могу, — ответила Мара и зашагала, стараясь не отставать от мужчин, быстро удалявшихся от дома, где ее держали в плену.
— Что значит «теперь»? — с тревогой спросил Михал.
— Я была связана. Веревки оказались слишком тугими.
— И вы уговорили де Ланде их развязать? Да, смелости вам не занимать, я просто поражен. И несказанно горд за вас. А ты, Родерик?
— В высшей степени разделяю оба чувства, — ответил Родерик, всматриваясь в глубину улицы перед ними и не глядя на Мару.
Его отчуждение обидело ее. Она сделала решительный вздох и сказала:
— Я должна тебе кое-что объяснить.
— Не сейчас. Мы еще не выбрались из этой передряги, — бросил он через плечо.
— Это важно!
— Остаться в живых — вот что важно. В опасности есть своя прелесть.
Его острый слух различил то, чего за разговором не заметили Мара и Михал: отдаленный ропот большой толпы. Шум накатывался волнами, подобно морскому прибою, и становился все ближе. Они шли по узкой улице, обсаженной с двух сторон деревьями. Свет факелов и фонарей в руках демонстрантов создавал впереди толпы сияние, освещавшее фасады домов, витрины магазинов и сдающиеся внаем комнаты над ними. Только увидев светящиеся во мгле огоньки, Мара поняла, что уже спустилась ночь.
— Михал, ты смешаешься с толпой. Узнай, кто они и куда направляются.
Бывали дни, когда гвардейцы оставляли свои мундиры дома и делали вылазки в город и за город по приказу Родерика, переодевшись в цивильное платье. Очевидно, для Михала наступил один из таких дней, потому что под плащом на нем был какой-то невзрачный сюртук с жилетом и пара обычных брюк. Выслушав приказ, он сбросил плащ, отдал его Родерику и вытащил из кармана картуз. Нахлобучив картуз и сдвинув его на затылок, он сунул руки в карманы и с беззаботным видом фланирующей походкой направился вперед по улице.
Родерик мгновенно завернулся в плащ Михала, скрыв белеющий в темноте мундир, взял Мару под руку и втянул ее в глубокую тень какого-то парадного.
Толпа подходила все ближе. Над головами у демонстрантов развевались самодельные красные знамена. В толпе можно было видеть и университетских студентов, и курсантов Военной школы, но в основном она состояла из ремесленников и мастеровых, все еще одетых в кожаные фартуки и безрукавки, сжимающих в руках молотки и другие инструменты. Здесь были не только мужчины, но и женщины, настроенные весьма решительно, судя по лицам, освещенным огнем факелов. В толпе то и дело слышались крики и взрывы хохота, то и дело кто-то запевал песню, а другие подхватывали. Толпа не буйствовала и ничего не рушила на своем пути, но в голосах явственно слышался вызов. Демонстранты упорно двигались по самой середине улицы, не признавая тротуаров.
Они прошли мимо того места, где стояли Мара и Родерик. Топот их грубых башмаков по булыжнику гулко отдавался между стенами зданий. Они нагнали Михала, он перебросился шуткой с кем-то из толпы и влился в ее ряды, как щепка, которую уносит течение реки.