Страница 68 из 87
Толпа наступала, окружала их. Взор Труди горел боевым огнем. Она крикнула:
— Спина к спине! Мы их одолеем!
Мара и Джулиана слаженным и плавным движением повернулись и вместе с Труди образовали треугольник, защищая друг друга от нападения сзади.
Они отражали все новые и новые атаки, раз за разом заставляли озверевшую толпу отступать. Двое мужчин лежали на земле, истекая кровью. Еще один отполз в сторону, зажимая ладонью рану на шее.
Настроение толпы изменилось. Если раньше этими людьми владела лишь слепая злоба, вылившаяся в желание наказать трех хорошо одетых аристократок, нагнать на них страху, унизить, возможно, раздеть и выпороть, чтобы надолго запомнили, то теперь ее место заняло осознанное стремление отомстить за пролитую кровь. Менее ста лет назад такая же злобная истерия заставила примерно такую же толпу буквально разорвать на куски принцессу де Ламбаль, подругу Марии-Антуанетты.
— Камнями их! — крикнула какая-то женщина. — Посмотрим, как они теперь запоют!
Булыжники мостовой были уложены скверно и легко выворачивались из земли. Из этих массивных прямоугольных камней, которые были гораздо тяжелее кирпичей, можно было запросто сложить баррикаду, они могли послужить и метательным оружием. Брошенный даже с умеренной силой, такой камень мог проломить кость, в руках обезумевшей толпы эти камни превращались в грозное оружие, способное отразить нападение целого батальона и обратить его в бегство.
Стоя на месте, девушки рисковали быть забитыми до смерти в несколько секунд. Спасаясь бегством, они превратились бы в затравленных лисиц, собаки растерзали бы их на части. Им оставалась только одна защита — нападение.
— Вперед? — шепнула Мара.
— Вперед, — ответила Труди.
Они переглянулись. Их взгляды были полны гнева и решимости, лица взмокли от пота до самых корней волос, ноги дрожали от напряжения, но не от страха. На рассыпавшихся по плечам косах Джулианы запеклась кровь, рукав мундира Труди свисал с плеча, ее брюки, как и юбки Мары и Джулианы, были перепачканы грязью. Их клинки были покрыты кровью, руки и плечи, сведенные судорогой, отказывались им повиноваться.
Но они вдруг улыбнулись, издали дружный боевой клич и стремительным броском врезались в самую гущу толпы.
Мужчины и женщины стали разбегаться, роняя на ходу оружие, толпа редела на глазах. Тут за спиной у героической троицы послышался топот ног. Девушки стремительно обернулись. Мужчины, подбегавшие сзади, остановились и вскинули руки, сжимавшие смертельную сталь шпаг. Их незапятнанные мундиры казались ослепительно белыми в ярком солнечном свете.
Этторе, которому Труди уже успела приставить шпагу ко лбу, громко выругался.
Лука, не сводивший жадного и беспокойного взгляда с Джулианы, восхищенно покачал головой.
— Кто-то звал на помощь? — спросил Родерик и, охватив одним взглядом ошеломленные, почти сердитые лица всех трех женщин, расхохотался от души.
16.
— Они были великолепны, непобедимы! Три амазонки! — восторженно воскликнул Этторе. Роль рассказчика, как всегда, выпала ему. Вся гвардия собралась в гостиной вместе с Рольфом и Анжелиной.
— Один за всех и все за одного! — напомнила Джулиана лозунг мушкетеров.
— Они сами обратили толпу в бегство, без нашей помощи! Они могли бы обойтись без нас!
Мара покачала головой. Невеселая улыбка искривила ее губы при воспоминании о случившемся.
— Я бы так не сказала.
— Никогда не забуду, какой это был ужас, когда этот вонючий мальчишка прибежал к нам, держа в руке ваш вышитый ридикюльчик, мадемуазель Мара, и крича: «Ко мне! Ко мне!» Мы как раз въехали во двор. Я думал, у меня сердце остановится.
— Вонючий?
— От него до самой крыши несло какими-то жуткими духами.
— Духи бабушки Элен! Должно быть, они разбились, когда я бросила ридикюль. Я о них и думать забыла.
— Как ты могла? — укоризненно пробормотал Родерик, наклоняясь над спинкой ее кресла.
Стоявшая рядом Труди бросила на него строгий и недовольный взгляд.
— У нее были на то причины.
— Быстрее ветра мы бросились на выручку мадемуазель Маре, даже не спрашивая, что да как. Мы даже не знали, есть с ней кто-нибудь или она одна, — продолжал Этторе. — Представьте же наше состояние, когда мы обнаружили всех трех дам! Они дрались, как львицы, и были окружены мертвыми телами, но грозная опасность еще не миновала. Не успели мы дать знать о нашем присутствии, как наши дамы пошли прямо на врага в лобовой атаке. Это было проявление высшей доблести, никогда в жизни я не видел ничего более волнующего, более…
— Безрассудного? — подсказал Родерик.
— А что бы ты сделал на нашем месте? — возмутилась его сестра. — Стоял бы и ждал, пока тебя забьют насмерть камнями? Встал бы на колени и начал молиться? У нас не было выбора.
— Я предпочел бы, чтобы вы остались в целости и сохранности за этими стенами.
— Лишь бы не причинять тебе беспокойства, — съязвила Джулиана.
— Это была моя вина, — сказала Мара. — Я понятия не имела, что это будет так опасно.
— Я тоже, — согласилась Джулиана.
Труди вздернула подбородок:
— И я тоже.
— Один за всех… — тихо процитировал Родерик.
Все замолкли, и паузу опять заполнил Этторе:
— А потом, когда мы соскочили с лошадей, чтобы вступить в бой с безумцами, одуревшими от краденого вина и свободы, за наших осажденных женщин, что они сделали? Они набросились на нас, эти разъяренные фурии, и чуть было не прикончили за то, что мы помешали им развлекаться!
— И вы начали смеяться, — тоном прокурора бросила ему Труди.
Маленький итальянец был оскорблен до глубины души.
— Это Родерик начал смеяться. Мы с Лукой поддержали его только из вежливости.
— От облегчения из-за того, что они не пострадали, — неожиданно вступил в спор Лука.
— Так я и поверила, — фыркнула Джулиана. — Нет, вы смеялись, потому что мы предстали перед вами в таком расхристанном виде.
— Воинственные, расхристанные и бесконечно милые сердцу.
Джулиана удивленно повернула голову, чтобы взглянуть на цыгана, и вдруг густо покраснела, прочитав что-то в глубине его черных глаз.
Жак и Жорж переглянулись и скорбно вздохнули.
— Ну почему, — спросил Жак у брата, — нам никогда не удается спасти девицу, попавшую в беду?
— Из-за вас они чаще всего и попадают в беду, — с грубоватой прямотой заметил Михал.
Родерик одним грозным взглядом пресек эти шуточки.
— Я не шучу, — сказал он тихо, — и слов на ветер не бросаю. Отныне ни одна женщина не покинет стен этого дома без надлежащего эскорта, состоящего по крайней мере из двух, а еще лучше трех членов гвардии и при этом только в карете. Гвардейцы будут выезжать верхом только по двое. Никаких исключений.
Анжелина, хмурясь, наклонилась вперед:
— Неужели все это действительно необходимо? Уличные волнения не так уж часты.
Ее сын повернулся к ней. Его лицо не смягчилось.
— Вчера театр Французской комедии объявил о своем закрытии.
Театр Французской комедии, ведущий и самый крупный театр Парижа, мог закрыться только ввиду чрезвычайных обстоятельств. За прошедшие десятилетия политических бурь Париж научился следить за расписанием театра, видя в нем надежный показатель уровня напряженности в обществе. Когда театр закрывался, горожане запирали окна и двери и сидели по домам.
— А как насчет меня, сынок? — спросил Рольф.
Он сидел на стуле с высокой спинкой, вытянув вперед одну ногу в сапоге, поставив локоть на подлокотник и опершись подбородком на костяшки пальцев. В его голосе прозвучал вызов, но Родерик предпочел сделать вид, что ничего не замечает.
— Вы, сир, разумеется, вольны поступать, как вам вздумается, хотя я предпочел бы считать вас одним из гвардейцев — готовым сопровождать дам и выполнять любые другие обязанности.
Мара ожидала взрыва, но она недооценила короля Рутении и проницательность его сына. Вопрос Рольфа был, как она только теперь поняла, продиктован не заботой о собственном величии, а решимостью помочь в разрешении трудной ситуации. Он иронически кивнул в ответ на слова сына, но в его взгляде сквозило удовлетворение.