Страница 56 из 62
Тем не менее, султан не отказался от своих планов в отношении Украйны и уже на следующий год новая 125‑тысячная крымско‑турецкая армия во главе с великим визирем Кара‑Мустафой подступила к Чигирину. К тому времени его гарнизон возглавил новый воевода окольничий Иван Ржевский – энергичный и деятельный военачальник. Ромодановский и Самойлович, располагая 85‑тысячным войском внимательно следили за передвижением турецкой армии, поэтому уже 11 июля, спустя двое суток после начала осады Чигирина, переправились на правый берег Днепра, где в районе Бужинской пристани были атакованы крупными силами неприятеля, преградившими им дальнейший путь. Тяжелые бои продолжались в течение трех недель. 4 августа Ромодановскому и Самойловичу все уже удалось пробиться к осажденному Чигирину, но после этого князь неожиданно проявил несвойственную ему нерешительность и, став лагерем против города на другом берегу Тясмина, попыток вступить в бой с Кара – Мустафой не предпринимал. Между тем, гарнизон Чигирина остался без начальника, так как еще 3 августа Ржевский погиб во время обстрела города. Воспользовавшись бездействием Ромодановского, Кара‑Мустафа 11 августа предпринял решительный штурм. Турки подвели мины под городские стены и взорвали их, а также подожгли мост через Тясмин, чтобы не дать осажденным возможности перейти по нему в лагерь Ромодановского. Мост рухнул, многие погибли. Уцелевшие защитники Чигирина укрылись в верхнем замке, построенном Ржевским. Им удалось отбить два приступа, но в ночь на 12 августа они получили приказ Ромодановского сжечь замок и прорываться в его лагерь.
Причины нерешительности, проявленной Ромодановским и повлекшей поражение русских войск под Чигирином, историки объясняют по‑разному. Н.И. Костомаров передает бытовавшее в Малороссии мнение, будто сын Ромодановского оказался в турецком плену и турки обещали снять с него кожу живьем, если князь окажет помощь городу. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона приводит другую версию – будто, у Ромодановского был секретный царский указ разрушить Чигирин и вступить в сношение с турками втайне от малороссов. «История руссов» вообще не усматривает ничего необычного в действиях Ромодановского, отмечая численное превосходство турецких сил. С.М. Соловьев также не считает, что Ромодановским была допущена какая‑либо оплошность, хотя приводит сведения о том, что царские посланники интересовались мнением Ромодановского, Самойловича и Серко о том, не лучше ли разрушить Чигирин – этот оплот гетманов‑изменников. Первые два высказались против этого, а Серко, наоборот, считал такое решение единственно правильным. В то же время в 1682 году, когда в ходе стрелецкого бунта в Москве князь Ромодановский был убит рассвирепевшей толпой, ему припоминали это бездействие под Чигирином, повлекшее сдачу города туркам.
Как бы то ни было, но оставшиеся в живых защитники Чигирина сожгли верхний замок и переправились через Тясмин, после чего князь начал отход к Днепру. Кара‑Мустафа пытался преследовать его, но в сражении 19 августа потерпел поражение и вынужден был возвратиться в сожженный Чигирин. К тому времени турецкая армии сократилась почти на треть. По этой причине Кара‑Мустафа вскоре счел благоразумным возвратиться домой. В Чигирине остался Юрий Хмельницкий с крымскими татарами. Так как на правом берегу Днепра русских войск не было (за исключением Киева), Хмельницкому сравнительно легко удалось подчинить своей власти обезлюдевшие к тому времени Жаботин, Черкассы, Канев, Корсунь и другие населенные пункты Приднепровья. Действия его отличались изощренной жестокостью, если не сказать, изуверством. Так, Канев был не только захвачен, но и превращен в пепелище. Жители укрылись в Каневском монастыре, но он был обложен дровами и соломой и подожжен. В огне погибло много людей, в том числе архимандрит Макарий Токаревский, причисленный позднее к лику святых. Вместе с Хмельницким свирепствовал и его родственник, тесть Дорошенко, Павел Яненко‑Хмельницкий.
Судьбу Канева разделили и другие правобережные города и местечки. Опираясь на крымский татар, Хмельницкий в начале 1679 года предпринял попытку вторгнуться на Левобережье, но ему помешали глубокие снега. Весной он повторил нападение, но те местечки, что ему удалось занять, вскоре у него отобрал Самойлович.
Свою ставку Хмельницкий из Чигирина перенес в Немиров и принял титул князя сарматского. Все гетманские универсалы он подписывал сложным именем Гедеон – Георгий – Венжик Хмельницкий, величая себя князем сарматским и гетманом запорожским. Что касается имени «Венжик», то оно объясняется, по‑видимому, тем, что в это время бытовало мнение (возможно инспирированное самим Юрием), будто его дед был женат на дочери запорожского гетмана Венжика Хмельницкого. Однако, исторической науке такой гетман не известен, а упоминание о его деятельности в «Истории руссов» полностью противоречит общепризнанным историческим фактам.
В обезлюдевшем Приднепровье Хмельницкий никаким авторитетом не пользовался, фактически всеми делами «княжества» управлял турецкий паша, находившийся при гетмане. В то же время приступы умопомешательства, необузданной жестокости и алчности, характерные для Юрия, вынудили султана в 1681 году устранить его от гетманства. Вместо него был назначен молдавский господарь Иоанн Дука, но после пленения его поляками в 1683 году, Юрию Хмельницкому была вновь (уже в четвертый раз) возвращена гетманская булава. Из «Лiтописа» Величко, составленного им на рубеже ХУ111 века (вероятно, по слухам и изустным рассказам) известно, что в 1685 году Юрий приказал содрать кожу живьем с какой‑то еврейки, муж которой обратился с жалобой к турецкому паше. Тот по приказу султана схватил Хмельницкого. В июне того же года злополучный гетман, недостойный сын Великого отца, был доставлен в Каменец, приговорен к смертной казни и задушен, а труп его сбросили в реку.
Между тем, вскоре после потери Чигирина в Москве был выработан план, поддержанный и казацкой старшиной, согласно которому предполагалось для обеспечения безопасности Заднепровья, уничтожить города и местечки на правом берегу Днепра, а их население переместить в свободные земли Слободской Украйны. Осуществление этого плана, сохранившегося в народной памяти малороссов под названием «сгона» (изгнания) было поручено сыну Самойловича Семену. Начиная с 1679 года, за непродолжительное время свыше 20 000 семей было переселено на территорию нынешних Сумской, Харьковской и Белгородской областей. В эти же земли ушла и часть населения Левобережья, поскольку переселенцам предоставлялись определенные льготы. Гетман Самойлович активно поддерживал идею переселения в расчете на то, что вновь сформированные слободские полки перейдут под его начало, однако в Москве решили иначе. Вновь создаваемые полки сердюков (то есть казацкой пехоты по типу полка, сформированного при Стефане Батории), как и те слободские полки, которые существовали еще с середины 50‑х годов, остались в прямом подчинении царских воевод. Общее управление этими казачьими формированиями, как и в целом делами на территории Слободской Украйны осуществлялось Белогородским приказом.
В результате «сгона» огромная территория правобережной Украйны стала представлять собой пустынную и безлюдную местность, где лишь изредка можно было встретить человеческое жилье. В Москве были озабочены лишь обеспечением безопасности Заднепровья, а правый берег Днепра к началу 80‑х годов фактически оставался бесхозным. Правда, заключенный в 1672 году Бучацкий мир оказался недолгим. Военные действия между Польшей и Турцией начались уже два года спустя, когда в результате решительных мер, предпринятых коронным гетманом Яном Собесским у турков были отняты Немиров, Могилев, Брацлав, то есть почти вся Подолия. 24 августа 1675 года в сражении у Львова Собесский разгромил крупные силы татар и турок, а затем, после избрания королем в феврале 1675 года, стал принимать серьезные меры по укреплению своих войск. Опасаясь возросшего могущества Речи Посполитой, султан вынужден был пойти на заключение в 1676 году нового мира (в Журавне), по условиям которого две трети Украйны возвращались Польше, а остальная территория передавалась казакам под опекой Турции. Этот мирный договор не удовлетворял ни польского короля, который неоднократно поднимал вопрос на сейме о том, не лучше ли вновь вступить в войну с Турцией, чем отдать богатейшие земли непонятно кому, ни султана, который недоволен был наметившимся альянсом Речи Посполитой с Австрией, где в это время вспыхнуло восстание венгров, поддержанное турецким правительством.