Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 109

Ланс Хорнер

Дьявол

Ланс Хорнер

Дьявол

(приключенческий роман)

Глава I

Рори Махаунд, наследный лаэрд Килбэрни и пятый барон Саксский, стоял перед разверзнутой могилой своего отца и чувствовал, как вода просачивается сквозь дырки в его башмаках. Его рваная шерстяная юбка насквозь пропиталась водой, и грубая мокрая ткань царапнула колени, когда он выпрямился, бросив первый влажный ком глины на сосновый гроб, наполовину залитый грязью на дне могилы. Громкие титулы, которые он получил после смерти отца два дня тому назад, мало что для него значили. Прямо сейчас он с удовольствием обменял бы их на глоток горячего сахарного напитка старика Джейми Макферсона, в который тот добавлял добрую порцию виски.

Слез об отце он не лил, отцу, несомненно, было гораздо лучше в своей грязной могиле, чем когда‑либо ранее, когда он вел постоянную борьбу за свое существование и обитал в мрачной сырости замка Сакс, в котором осталось всего четыре или пять комнат из сорока, пригодных для жилья. За последний год старик был истерзан кашлем и лихорадкой, и, конечно же, никто не мог желать продолжения его страданий; в особенности Рори, так как старый лаэрд никогда ни словом не обмолвился с ним: они общались только через старика Джейми в качестве посредника.

Теперь у могилы отца Рори едва ли прислушивался к словам молящегося священника. Он поднял голову и увидел, как дождь хлещет патера, струйками стекая по лицу и впитываясь в белый подшитый воротничок, так что крахмал стекал на черную робу, которая с годами стала цвета зеленой плесени. Он бормотал что‑то о прахе земном, а Рори казалось, что надо говорить о навозе и грязи. Затем он уловил поспешное «Аминь» и увидел, как священник повернулся и направился назад к кирке. Ушла кучка плакальщиков; Рори бросил последний взгляд на мокрый сосновый гроб, глину, сочившуюся из стен могилы, и сам пошел прочь. Так как до замка было добрых две мили, а верховой лошади у Рори не было, он натянул на голову берет, обмотал промокший плед вокруг шеи и одиноко побрел сквозь сгущающиеся сумерки. Кроме титулов лаэрда Килбэрни и барона Саксского отец оставил ему ровно три фунта четыре шиллинга и шесть пенсов, двух коров, свинью с поросятами, обваливающийся, без крыши, замок Сакс, серебряную брошь с дымчатым топазом, которая когда‑то принадлежала его матери‑датчанке, несколько расшатанных столов и стульев, Библию с недостающими страницами и крепкое, здоровое тело.

Впрочем, копна желтых волос, прекрасная кожа, темно‑голубые глаза и большие ноги и руки – все это наследство викингов досталось ему от матери, которая умерла, бедняжка, после того, как ее хрупкое тело истратило всю свою энергию, производя его на свет. Смерть ее стала причиной отцовской ненависти к малышу, поэтому единственные ласки, которые Рори знал за двадцать два года жизни, исходили от старика Джейми Макферсона. Отец совершенно игнорировал сына.

Именно Джейми разговаривал с ним, рассказывал сказки, натирал ему грудь гусиным жиром во время простуды и учил его всему, что знал сам, А это в самом деле означало немало, и хотя Джейми был не силен в арифметике и классических дисциплинах, он хорошо знал языки и географию. Долгие годы он плавал моряком по маршруту, лежащему между Африкой и Вест‑Индией, и потерял ногу, когда «красные мундиры» попытались растревожить гадюшник восставших колонистов в Бэнкер‑Хилле. Он родился в деревне Сакс под рушащимися стенами замка, куда и вернулся назад, ковыляя на протезе. В Саксе он взял на себя все хлопоты по замку, ухаживая за больной баронессой перед родами, кормя ее ячменной кашицей, чтобы поддержать в ней силы, а потом, выступая в роли акушерки, принимая крепкого вопящего младенца, который появился на свет и стал причиной кончины матери. Старый лаэрд бросил один взгляд на отпрыска, другой на мертвую жену и, назвав несчастного ребенка Родериком, перестал обращать на него какое бы то ни было внимание, будто его вовсе не существовало.

Джейми взял все заботы на себя и вырастил ребенка, которого нарек Рори. Он научил Рори всему, что знал сам, а это был довольно странный учебный план, потому что Рори рано научился говорить по‑арабски и на языке хауса, знал порты в Африке, по крайней мере те, что расположены между Конакри и Калабаром, а также такие северные порты, как Мазаган, Танжер и Триполи. В последнем Джейми три года провел в рабстве, прежде чем сбежать на Мальту.

Джейми рассказывал мальчику о сказочном городе Гавана на Кубе, процветающем Бриджтауне на Барбадосе, Порт‑о‑Пренсе на Гаити, о чопорном Ньюпорте на Род‑Айленде и о скудости серокаменного и краснокирпичного пуританского Бостона в Массачусетсе. С Джейми около тлеющего торфяника в камине, когда старый лаэрд уже ложился спать, Рори посещал Канары, и Мадейру, и Азорские острова; а когда мальчик подрос, Джейми познакомил его с портовыми тавернами Бристоля, Кардиффа и Ливерпуля и с публичными домами Порт‑Рояла и Нового Орлеана, хотя мальчик никуда не выходил дальше кухни замка Сакс. Он учил его драться на кулаках до тех пор, пока в деревне Сакс не осталось ни одного парня, который мог бы выстоять против молодого Рори Махаунда. Он учил его ставить силки на кроликов, убивать птиц из рогатки, умудряться стряпать из скудной провизии на замковой кухне. И когда Рори стукнуло пятнадцать, именно старик Джейми рассказал ему, что именно деревенские девчонки хранят пуще драгоценностей у себя под юбками и как наилучшим образом их задобрить, чтобы они с этим расстались. Короче, Рори был способным учеником, говорил с Джейми по‑арабски, чем вызывал сильное отвращение у лаэрда, силой доказывал свою правоту среди деревенских мальчишек и в особенности преуспел по части задирания юбок в густом кустарнике. Теперь, возвращаясь с похорон отца, Рори обдумывал еще одно отцовское наследство, хотя и косвенное. Это было письмо от брата отца из Ливерпуля, которое было получено за неделю до смерти старого лаэрда. Да еще билет на почтовую карету из Глазго до Ливерпуля, которым он так и не смог воспользоваться, потому что кто же оставит умирающего отца, даже если всегда его ненавидел? Но теперь билет мог пригодиться. Эх, да теперь его ничто не остановит. Джейми Макферсон сможет пойти жить к своему сыну, что он давно и хотел сделать, а что касается Рори – ему наплевать на Сакс: остатки крыши замка пусть рушатся, а сам замок пусть разваливается на куски. Глаза б его больше не видели. Никогда!

Они с Джейми прочли это письмо столько раз, что он помнил его наизусть. Это было первое и последнее письмо, которое он когда‑либо получал, так что оно стало важной вехой в его жизни. А теперь важность его еще больше возрастала. Дождь заливал ему глаза, вода хлюпала в башмаках, а он вслух повторял каждое слово, написанное неразборчивым косым почерком.

Ливерпуль 2 марта 1803 г.

Дорогой племянник Родерик!

Я прослышал от Джейми Макферсона о болезни твоего отца, и, хотя мой брат и я не разговаривали много лет, я не думаю, что эта вражда должна распространяться и на тебя, его сына и моего племянника, с кем у меня никогда не было никаких ссор.

Как я понимаю, ты достиг совершеннолетия, а Сакс – не место для парня с твоими способностями. После утраты семейных денег из‑за глупой и упрямой поддержки твоим отцом Чарльза Эдварда Стюарта, внука Иакова II, вряд ли что осталось от Сакса.

Оставив все претензии называться джентльменом и занявшись торговлей, я считаю, что быть богатым купцом гораздо лучше, чем жить обнищавшим аристократом, и советую такой же образ действия тебе. Сейчас я являюсь старшим компаньоном «Маккаэрна и Огилсви» в Ливерпуле с многочисленными процветающими предприятиями, не последним среди которых является прибыльная торговля рабами между Африкой и Американской Вест‑Индией.

Если ты решишь порвать с истасканным пэрством своего отца и загоришься идеей стать, со временем, преуспевающим купцом, предлагаю тебе приехать в Ливерпуль, воспользовавшись вложенным билетом на почтовую карету, и заняться этим делом. Тебе необходимо начать с самого низа и самому пройти весь путь в соответствии со своими заслугами, надеясь в своем продвижении не на меня, а только на собственные силы. Я не верю в кумовство и точно так же буду относиться к своим собственным сыновьям, когда они станут достаточно взрослыми, чтобы войти в дело.