Объявляю убийце голодовку

Капризный незнакомец не испытывал доверия и к «скорой».

— Ни в коем случае. Наберите номер…

Номер он диктовал мне в несколько приемов. Потом, когда наконец послышались гудки, жестом потребовал дать ему трубку.

— Я в подсобке. Ранен. Со мной молодая женщина. Она не в курсе. Срочно забери обоих!

Похоже, он собирался сказать что-то еще, но потерял сознание. Я подхватила сотовый и хотела выяснить, кто и когда нас будет забирать, но услышала только гудки.

Так мы сидели еще целую вечность, хотя, наверное, я выразилась не совсем корректно. Во-первых, сидела только я, а во-вторых, если мои японские часики не врут, ждали мы всего семь минут.

— Ребятам ничего говори, ладно? — Мой сосед не то очнулся, но то галлюцинировал.

И то и другое мне показалось одинаково тревожными симптомами. По крайней мере, в Алкиных любимых сериалах, прежде чем преставиться, герои непременно изрекали пару-тройку заковыристых фраз. Без этого, насколько я могу судить, не скончался ни один. Как бы и мой словоохотливый собеседник не того…

— Никому не говори, — опять забормотал раненый.

Да ни боже мой! Не пророню ни слова. Вот знать бы только, перед кем придется изображать партизанку на допросе.

— Каким ребятам-то? Которые придут забирать?

— Им. Они не в курсе.

Ага. Они не в курсе. Зато я, можно подумать, владею особо ценной информацией. Говоря откровенно, даже и не знаю, на какие мои знания упомянутые ребята могут посягнуть. Если только по методике преподавания курса делового английского.

Я задумалась. Вообще-то, конечно, сказать, что я вообще ничего не знаю, было бы по меньшей мере оскорбительно. Даже будучи весьма самокритичной особой, не могу не признать, что за последние годы здорово продвинулась в своем развитии. И дело не только и не столько в качестве и количестве прочитанной литературы. Я открыла в себе бездну талантов.

Оказалось, что я неплохо вяжу. Первая же кофточка, изготовленная исключительно по причине прохладного лета, привела коллег в состояние неконтролируемой зависти.

Уже не помню, что подтолкнуло меня к решению увековечить хорошенькое круглое личико подружки, но я это сделала. В результате счастливая Аллочка отобрала портрет едва законченным и поместила на самом видном месте, не посчитавшись с моим желанием оставить его у себя в качестве стимула к дальнейшему творческому поиску.

Любовный роман я накропала просто от хорошего настроения, и его с руками оторвали в трех издательствах. Хотя я до сих пор не до конца уверена, отвечает ли мое детище ожиданием любительниц сентиментального чтива, так как не сумела выжать слезу даже из жалостливой Алки. Она бесстыжим хихиканьем реагировала даже на такие трагические моменты, как смерть главного героя после романтической ночи в заброшенном курятнике и страдания его возлюбленной, заточенной в замке маньяка-расчленителя, по причине слабого здоровья переквалифицировавшегося в любителя-пчеловода.

Словом, знаю я не так уж мало. Только вот сомнительно, что раненый в курсе моего интеллектуального самоусовершенствования и уговаривал не делиться с соучастниками именно всесторонними познаниями. Кстати, независимо от того, что он все-таки имел в виду, не поспешила ли я с обещаниями? Если применят пытки, я, пожалуй, не удержусь!

Мое сосредоточенное молчание незнакомцу, по-видимому, не понравилось. И он опять принялся меня грузить поручениями.

— Передай Орлану, что он был прав.

— Что-что? — Я вздрогнула.

— Скажи Орлану, что все так и есть!

Конечно скажу! Отчего же не сказать хорошему человеку что-нибудь приятное? Вот как только найду этого самого Орлана, так сразу же его и обрадую.

Правда, может так случиться, что, пока среди многомиллионного населения Москвы (впрочем, не вижу оснований обходить вниманием и гостей Первопрестольной) я буду искать нужного человека, мои услуги уже не понадобятся. Мы с ним оба состаримся и умрем. И господин с интересным прозвищем так и не узнает, какой он прозорливый.

Слегка погоревав, что, вероятно, не смогу донести информацию особой значимости до адресата, я принялась гадать, что бы такое мог искать мой раненый в стенах захиревшего лечебного учреждения. Неужто клад? Но тогда он умалишенный. И этот его приятель такой же. Лучше бы они со мной посоветовались. Я в детстве прочла кучу приключенческой литературы и вполне могла бы порекомендовать гражданам более перспективные места. Сидел бы сейчас голубчик где-нибудь в дебрях Амазонки, дышал незагазованным воздухом, поправлял пошатнувшееся здоровье созерцанием местных красот. И даже не найдя сокровищ, ощущал бы себя гораздо счастливее.

Дыхание раненого стало совсем прерывистым, и последнее, что я от него услышала, была жалоба на мух. Вот уж это ему точно померещилось. В такой вони не выдержали бы даже тараканы. Уж на что я девушка, тьфу-тьфу, здоровенькая, того и гляди, выпаду в осадок.

Я наклонилась к раненому, чтобы посоветовать ему или передать информацию лично, или уж сопроводить послание более точными координатами, но оказалось, что ни мне, ни кому-нибудь другому уже не удастся его разговорить. Может, я, конечно, ошибаюсь, все-таки опыта в подобных делах у меня нет, но я напророчила-таки себе уединение с трупом. И хотя я в общем-то о подобной перспективе догадывалась, к ее воплощению в жизнь оказалась не готова.

Я взвизгнула, потом, кажется, завыла и одним прыжком рванула из обители скорби. Трудно сказать, кто пострадал больше, но столкновение с парнем в камуфляже, попытавшимся одновременно со мной сделать шаг, только в противоположном направлении, вряд ли обеспечило синяки мне одной.

— Сдурела? Чего орешь?! — зашипел камуфляжник, и я замолчала.

Вслед за ним в тесную каморку ворвались еще двое в таком же прикиде и, пихнув меня к стене, кинулись к усопшему. С перепугу я понесла околесицу, уверяя, что не знаю точно, может, труп еще не до конца труп, и пусть они как следует его проверят, прежде чем бросать. А ну как он все-таки живой?!

— Заткнешься ты, дура, или нет?! Вань, может, вырубить ее?

Я вскипела:

— Как это — вырубить?! Да вы кто вообще такие?! И что вы себе позволяете? Воры, грабители, убийцы, маньяки…

Признаю, что несколько погорячилась, особенно когда со всей силы треснула нахала кулаком по физиономии. Хотя жалко, что не попала. Он перехватил мою руку и прыснул мне в лицо какой-то дрянью. Я успела обидеться еще больше, а потом куда-то поплыла. Далеко-далеко.

Глава 3

Очнулась я в отвратительном настроении, а самочувствие, на которое я жалуюсь крайне редко, на сей раз было даже хуже настроения.

С трудом разлепив тяжелые веки, я обозрела окрестности и в восторг от увиденного не пришла.

Я находилась не то на несанкционированной свалке, не то на излюбленном неприхотливыми горожанами месте для пикников. С зеленью тут, правда, было негусто, зато территория изобиловала банками, бутылками и прочим мусором, компенсировавшим недостаток растительности и нестерпимо вонявшим.

Созерцать было нечего, и я предалась раздумьям. Мыслительные способности восстановились не сразу и, боюсь, далеко не в полном объеме. Иначе как можно объяснить обуявшие меня при воспоминании о событиях минувшей ночи энтузиазм и жажду деятельности?!

Вместо нормального испуга и отвращения, каковые в таких случаях должна испытывать законопослушная гражданка, до последнего времени знакомая с трупами исключительно по американским боевикам и смачным фотографиям в «Московском комсомольце», я сгорала от нестерпимого желания докопаться до истины и узнать тайну моего почившего незнакомца и его боевых друзей.

Причем если к умершему претензий у меня, в общем, не было, снедало исключительно любопытство, то его приятелям я собиралась выставить серьезный счет.

Мало того что они нанесли мне оскорбление словом и делом, подорвали мое здоровье (меня, между прочим, до сих пор подташнивает и голова тяжелая!), так еще и выбросили на какую-то помойку! А ведь я, как ни крути, заботилась об их усопшем товарище! Могли бы отблагодарить как-нибудь иначе!