Страница 19 из 23
Сема был полной Фединой противоположностью. Родился он на окраине старинного русского города Тамбова. В крепкой и дружной семье. Отец – алкоголик, мать – коня на скаку остановит. А уж в горящую избу приходилось входить частенько. Семин батя, когда нажирался, имел привычку слегка подпаливать родовое гнездо. Здоровое провинциальное детство обучило Сему грамоте и основам древнего боевого искусства под названием «мочилово жестокое». Потом армия дала недостающие знания об окружающем мире. И быть бы ему честным работягой на местном заводе или, при удачном стечении обстоятельств, мог бы по партийной линии пойти (голова-то у него была всегда светлая, а темперамент бешеный). Но тут что-то хрустнуло в Российском царстве, и Семина жизнь съехала с колеи. В отличие от других своих сверстников, тихо спивавшихся в разваливающихся избах, он участвовал в жизни страны по полной. Сначала наперстки и три листа на привокзальной площади, потом работа проктолога для первых кооператоров (основным инструментом являлся паяльник), потом перегон и легализация ворованных немецких тачек, угоны эшелонов с алюминием и мазутом, гастроли в сопредельные регионы, Москву и Питер. Потом знаменитое ледовое побоище с псами-рыцарями Бичи Батумского (закончилось боевой ничьей и объединением в одну дружную интернациональную банду). Далее кровавые крестовые походы за акциями предприятий атомной промышленности. Вынужденная эмиграция в Англию, пока все не устаканится. Получение от скуки МВА в Кембридже, увлечение современной французской философией. Как бы случайное знакомство c неприметным полковником ФСБ на пляже в Ницце. Отказ от идей Сартра и Камю под напором железного аргумента фээсбэшника: «Ну мы же русские люди, братан». (Вместе с французской заумью из жизни Семы ушла и половина акций, добытых в крестовых походах на заводы.) Возвращение на родину и превращение в уважаемого бизнесмена, руководителя и совладельца неслабого холдинга по сервисному обслуживанию энергоблоков на АЭС.
Федя и Сема вошли в ресторан одновременно. При всей разности обстоятельств жизни и судьбы выглядели они как братья-близнецы. Оба без галстуков, в джинсах и пиджаках по случаю пятницы. Оба с лакированным загаром, то ли еще морским, то ли уже горным. Уверенные, холеные мужики, кое-чего добившиеся в этой жизни.
Это люди только думают, что они разные. Может, рождаются они и разными, а потом жизнь обтачивает, как вода камешки, и раскладывает их по полочкам. И стоят они на этих полочках ровнехонько, и на другую полочку не перескочить. Потому что камни не скачут.
– Рок-н-ролл, – вскинул два пальца вверх Сема.
– Hi, френдище, – поздоровался Федя.
– Шалом, уроды, – вежливо кивнул Алик.
Приветствия происходили родом из юности и символизировали суть каждого. У Семы лихое криминальное прошлое и погоняло Сема Рок-н-Ролл, когда-то гремевшее на все Нечерноземье. У Феди изысканный жаргон фарцы конца восьмидесятых. Алик в юности был панком, слушал «Аукцыон» и зачитывался Хармсом. К пятому десятку у всех троих увлечения юности остались позади, и сердце успокоилось на выдержанном односолодовом виски. Его и заказали. Выпили по первой, как полагается, за встречу. Закурили. Помолчали.
– Что-то ты неважно выглядишь, – заметил Федя.
– Правда, хреново, – поддержал его Сема. – Мужчина должен быть пьян, весел и беспечен, особенно в наши годы. А ты трезв, печален и загружен. Ты чего, у нас же молодость, третья по счету уже и еще двадцать молодостей впереди. Рок-н-ролл, твою мать.
Алик рассказал им все: и про сделку с банком, и про видения, и даже про Наташу-рекламщицу.
– Ну офигенно! – обрадовался Сема. – Бабки на горизонте, телка на вертеле, жизнь бьет ключом.
– А как же видения? – спросил Алик.
– А видения – это побочные эффекты, – успокоил Федя. – Все имеет свои побочные эффекты. Вот выпили, к примеру, мы, хорошо нам – весело, спокойно. А завтра что будет? Сами знаете что. Голова трещит, жена ворчит, во рту насрали. Побочные эффекты.
– Ты за всех не говори. У меня похмелья не бывает. У меня рок-н-ролл вечный. Врубишь «Рамштайн», и никакого похмелья, жить хочется. Убить кого-нибудь. Изнасиловать. Уммм, сказка, – сказал Сема.
– Хорошо, не похмелье, – согласился Федя. – Допустим, телку ты снял в клубе. Хорошую такую, в платье блестящем, с сиськами, и зажигаешь всю ночь с ней. А потом в гостиницу везешь и там тоже все получается славно, несмотря на литр выпитого. А утром просыпаешься.
– Похмелья у меня нет, я предупреждал, – повторил Сема.
– Нет, нет, у тебя похмелья, понял я… Так вот, просыпаешься, а рядом с тобой такое идолище поганое лежит, что мать моя женщина! А потом еще и трипак…
– Это да, это бывает, – кивнул Сема.
– А я что говорил. Побочные эффекты.
– Точно, Федь, прав ты. Вот я помню, когда заводы у чуреков отбивали, весело так было, драйвово. Из чуреков чебуреки сделали. Все так удачно прошло. И чувство у меня такое появилось, как у Чингисхана на лошади Пржевальского в степи. Всех порвать мог. А потом налоговая, менты, прокуратура, казни египетские. И три года в Лондоне откисать пришлось. Побочные эффекты. Вот как это называлось? Надо кентам рассказать, пусть поржут, – сказал Сема.
– Да что вы заладили об эффектах?.. Что я, эффект от реального геморроя отличить не могу? Я этих молящихся не в 3D вижу. А как вас сейчас. Живые они для меня. Я вам серьезно говорю. Проблема это, а вы стебаетесь! – воскликнул Алик.
– Эл, дружище, что я тебе лекцию читать буду? – мягко улыбнулся Федя. – Перенапрягся ты. Куш впереди замаячил приличный. А ты же у нас романтик: Багамы, закаты, соскочить хочешь из нашего вертепа. Накрутил ты себя, расслабься. Съезди в Париж на выходные или в Амстердам травки покурить. Возьми телку с собой и зажги там как следует. Отпустит тут же.
– Тем более, – поддержал Федю Семен, – соскочить навсегда – не вариант. Нет, на уик-энд с телкой в Париж поезжай, конечно. Милое дело. А насовсем – не получится.
– Это почему же? – спросил Алик.
– Уж поверь мне, я там три года мучился. От тоски чуть не сдох, – ответил Сема.
– А я потоскую, что-то мне весело слишком стало в вертепе нашем зажигательном, – пожал плечами Алик.
– А там точно такой же вертеп, только представление длится подольше. И достало это шоу уже всех: и актеров, и зрителей, и режиссера. И скучно им там всем смертельно. А пукают в нос там точно так же, только через тряпочку и sorry при этом говорят. И улыбаются оптимистично. Но и это не главное. Зачахнешь ты там, потому что все мы здесь наркоманы адреналиновые. А там любая дурь есть – удолбись, пожалуйста, а вот с адреналином напряженка. Так что расслабься, отпусти ситуацию. Все равно жизнь кардинально изменить не получится. Сколько бы бабла ни украл.
– Гад ты, Сема. Последней мечты лишаешь.
В словах друзей имелся смысл. Алик бы и сам говорил нечто подобное, если бы услышал свою историю со стороны. Но это со стороны, а он внутри этой истории, в самой ее середине. И поэтому умные слова не канали.
– Давайте выпьем, – после паузы предложил он. – Чтобы все понятно было, как в школе, на политинформации перед классным часом.
– За понимание! – поднял стакан Федя.
– За понятия! – присоединился Семен.
Выпили каждый за свое, подумали каждый о своем и погрустнели. Алик в очередной раз понял, что человек рождается один, живет один и помирает один. И никто никому помочь не может. Ничем. В принципе. Не желая мириться с такими мыслями, а наоборот, наперекор им, он спросил:
– Хорошо, вы все правы. Жизнь не изменить, деньги не помогут. Побочные эффекты. Нужно расслабиться. Ладно, все так, а с Наташей как быть?
– А в чем проблема? – удивился Сема.
– Как в чем? Я не люблю ее, я ударить ее хотел, когда она… а я с женой разговаривал в это время. А потом понравилось… грязненько так понравилось, по-свинячьи, зато сильно.
– Подумаешь, проблема, девка дала с первого раза, да еще зажигательно как. Вот мне вторая жена год не давала, я чуть стены грызть не стал. Я, может, и женился на ней поэтому. Из спортивного интереса практически. Развелись потом быстро. Вот это проблема. А это… – Сема презрительно махнул рукой.