Мятежные ангелы

— Но вы заодно и причиняли вред другим. Вы не давали им ни малейшего шанса обладать частицей магии, иметь хотя бы небольшое право голоса.

— О, могу вам обещать — вы станете делать то же самое. Мы заботимся о самих себе. Так уж все устроено в этом мире.

— Это весьма отвратительно, — говорю я.

— Сила есть сила, власть есть власть, — отвечает она без малейшего сожаления. — Я, конечно, не порадовалась, что вы оставили меня с Ракшана. Но я понимала, что вы приняли меня за Цирцею. Но теперь это не имеет особого значения. Вы не допустили Цирцею к Храму и к магии. Вы отлично поработали. А теперь мы можем воссоздать Орден, собрав сестер, и…

— Это вряд ли, — говорю я.

Мисс Мак-Клити пытается улыбнуться.

— Что?

— Я создаю новые связи, новое объединение. Фелисити. Энн. Картик из братства Ракшана. Филон из Леса Света. Аша, неприкасаемая.

Мисс Мак-Клити качает головой.

— Вы это не всерьез.

— Сила должна быть разделена.

— Нет. Это запрещено! Мы не знаем, можно ли доверять им, можно ли отдавать в их руки магию.

— Верно. Не знаем. Нам придется полагаться на веру.

Мисс Мак-Клити закипает.

— Да ни в коем случае! Орден должен оставаться чистым!

— Но это уже привело в прошлом кое к чему, не так ли? — говорю я как можно более язвительно.

Поняв наконец, что так она ничего не добьется, мисс Мак-Клити меняет курс и начинает говорить со мной нежно, как мать, утешающая встревоженное дитя.

— Вы можете попробовать объединиться с ними, но, скорее всего, это не сработает. Сферы сами выбирают и направляют тех, кто станет членом Ордена. Мы над этим не властны. Именно так и было всегда.

Она пытается погладить меня по волосам, но я резко отшатываюсь.

— Все меняется, — говорю я, выходя из ее комнат.

Отбросив притворство, мисс Мак-Клити кричит мне вслед из окна:

— Не превращайте нас в ваших врагов, мисс Дойл! Мы не отдадим силу так просто!

Я даже не оглядываюсь. Вместо того я смотрю прямо вперед, на вход в подземку. Забранные в рамы плакаты превозносят все прелести грядущей революции в средствах передвижения. Уже начата электрификация путей на некоторых станциях. Вскоре все поезда будут двигаться благодаря невидимой силе самого современного и могучего изобретения. Это воистину совершенно новый мир.

Ужин с Миддлтонами — это и радость, и горечь. Мне трудно следить за вежливой беседой от супа до десерта, когда так много нужно сделать. Когда приходит время для мужчин и женщин разойтись по разным комнатам, Саймон увлекает меня в сторону, в гостиную, и никто не возражает против этого.

— Я буду скучать без вас, — говорит он. — Вы мне напишете?

— Да, конечно, — отвечаю я.

— А я рассказывал вам, как мисс Уэстон выставила себя на посмешище, преследуя мистера Шарпа на чайном приеме с танцами?

Мне эта история не кажется забавной. Мне жаль бедную мисс Уэстон. У меня вдруг перехватывает дыхание. Саймон обеспокоен.

— Джемма, что с вами?

— Саймон, а будете ли вы так же заботливы ко мне, если узнаете, что я совсем не та, кем вы меня считаете?

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, буду ли я вас интересовать всегда, вне зависимости от того, что вы узнаете?

— Весьма любопытный вопрос. Я просто не знаю, что ответить.

Но это и есть ответ. Отрицательный. Ему незачем произносить свое «нет» вслух. Саймон со вздохом берет кочергу и ворошит огонь в камине. Почерневшая корка слетает с поленьев, открывая гневно-красную сердцевину. Дрова вспыхивают оранжевым, потом огонь снова замирает. После трех попыток Саймон сдается.

— Боюсь, огонь окончательно угас.

Я вижу несколько оставшихся ярких угольков.

— Нет, полагаю, нет. Если…

Саймон снова вздыхает, и этим все сказано.

— Не обращайте внимания, — говорю я, тяжело сглатывая. — Я устала.

— Да. — Он хватается за это объяснение. — Вы еще не поправились как следует. Вы забудете все это, как только наберетесь сил, и все станет так же, как прежде.

Ничего уже не будет как прежде. Все изменилось. Я сама изменилась.

В дверь стучит горничная.

— Прошу прощения, сэр. Вас зовет леди Денби.

— Хорошо. Мисс Дойл… Джемма, вы меня извините? Я не задержусь надолго.

Оставшись одна, я беру кочергу и снова и снова тычу ею в едва тлеющие поленья, пока одно наконец не вспыхивает, пробудив к жизни маленький огонек. Но он слишком скоро гаснет. Ему не хватает пищи. Тишина, царящая в комнате, охватывает меня, сжимается вокруг меня. Аккуратно расставленная мебель. Портреты, смотрящие на меня бесстрастными глазами. Высокие часы, отмеряющие оставшееся мне время. Сквозь открытую дверь я вижу Саймона и его родных, довольно улыбающихся, ничем не озабоченных. Весь мир принадлежит им — не потому, что они это заработали, а по праву рождения. Им неведомы голод, или страх, или сомнения. Им не приходится бороться за то, чего им хочется. Мир просто лежит вокруг них, ожидая, и они спокойно входят в него. У меня болит сердце. Я ведь могла бы легко укрыться под их теплым одеялом. Но я видела слишком много, чтобы жить под таким одеялом.

Я оставляю жемчужную брошь на каминной полке, хватаю пальто раньше, чем горничная успевает мне его подать, и выхожу в холодные сумерки. Саймон не пойдет за мной. Он не из таких. Он женится на девушке, которая не похожа на меня и которой эта брошь не покажется слишком тяжкой ношей.

Воздух прозрачен и холоден. По улице бредет фонарщик с длинным шестом. За его спиной загораются фонари. За Парк-лейн раскинулся Гайд-парк, и зимнее покрывало уже легло на его будущую зелень. А еще дальше — Букингемский дворец, в котором правит женщина.

Возможно всё.

А завтра я возвращаюсь в школу Спенс, на свое место.

ГЛАВА 50

Школа Спенс, эта суровая, импозантная леди за время моего отсутствия обзавелась добродушным лицом. Я никогда не была так счастлива за все мои шестнадцать лет, как в тот момент, когда снова увидела это место. Даже горгульи подрастеряли свою злобу. Они теперь похожи на домашних зверьков, которым не хватает ума спуститься с крыши, и потому мы оставили их, полных бодрости, жить там.

Слухи, вспыхнувшие в тот вечер, когда констебль нашел меня на Бейкер-стрит, уже бушуют в школе. Меня похитили пираты. Я стояла на пороге смерти. Я чуть не потеряла ногу — нет, руку! — из-за гангрены. Я умерла, но, к счастью, пошевелила пальцем ноги во время похорон, до смерти напугав несчастного могильщика, которому пришлось извлекать меня из гроба в последнее мгновение. Просто удивительно, каких только историй не выдумывают девушки от скуки! И все равно мне приятно, что все наперебой предлагают помощь, приглашают в свою компанию, как только я вхожу в комнату. Мне даже не приходится лгать, все сами говорят за меня; я же искренне наслаждаюсь выздоровлением.

Фелисити начала давать младшим девочкам уроки стрельбы из лука. Конечно, малышки в восторге от нее, и от ее парижских гребней для волос, и от того, что она старше и всегда одета по последней моде. Я подозреваю, что они могли бы последовать за ней, как за крысоловом из Гаммельна, пусть даже Фелисити обращалась бы с ними хуже некуда. И еще я подозреваю, что Фелисити все это прекрасно осознает и наслаждается такой толпой поклонниц.

Поскольку у меня строгий приказ от бабушки и от миссис Найтуинг не позволять себе никаких физических нагрузок до полного выздоровления, я просто сижу в большом кресле под горой одеял, принесенных специально для меня. И мне это кажется самой лучшей нагрузкой, так что я намерена продолжать ее так долго, как только это возможно.

Перед школой на большой лужайке установлены мишени. Фелисити объясняет какой-то девчушке лет десяти технику стрельбы, поправляет положение ее рук и спины, девочка хихикает. Получив замечание, девочка выпрямляется, зажмуривает один глаз и пускает стрелу. Стрела неуверенно летит над землей и втыкается в ком грязи.