Мимо денег

— Где Сабуров? Отвечай немедленно! Или я…

Не успел договорить. Ничего не изменилось вокруг, но он кожей ощутил присутствие старца. Девушка улыбнулась ему как-то отрешенно.

— Гуси полетели! — пробормотала странным, механическим голосом, будто робот. Открыла ладонь — и серебряный доллар причудливо вспыхнул под лучами уходящего солнца.

Трихополов очарованно уставился на монету. Протянул руку.

— Дай мне! Дай, стерва! Это мое!

Аня размахнулась и швырнула серебро в реку — насколько хватило сил.

— Вы же знаете, что делать, Микки?

О да, конечно, он знал. В этот роковой миг вся Америка, весь просвещенный Запад смотрели на него влюбленными очами. Поганая россиянская сучка, как она посмела! Раздраженно сопя, Трихополов начал раздеваться. Аккуратно сложил на парапет подбитое мехом пальто за три тысячи баксов, костюм за полторы, бежевую рубашку и голливудский галстук, а также эластичные трусики телесного цвета, подарок Галины Андреевны, невероятно ее возбуждавшие. Поставил рядышком штиблеты, сделанные по индивидуальному заказу голландской фирмой «Росткок», клепающей кожаную обувь для королевских семей. На Аню не смотрел: она была ему противна. Богохульства о нее не ожидал.

Раздевшись догола, Трихополов спустился по ступенькам, потрогал воду пальцем ноги — ничего, теплая! — смело шагнул и поплыл, мощно раздвигая реку, как Чапаев в одноименном фильме. Из машин высыпала братва, оторопело наблюдая за загадочными действиями босса. Аня поднесла ладони к лицу, не желая ничего больше видеть.

Трихополов отплыл метров на десять — и нырнул с открытыми глазами. Видимость под водой была хорошая, это его обрадовало. Значит, неправду писали, что вода в Москва-реке давно превратилась в мазут. Сквозь желатиновую толщу он отчетливо различал серебряное мерцание, будто луч света в темном царстве. Сабуров хотел его наколоть, подпустил к нему лазутчицу, но он, Микки, опять оказался победителем и сейчас сорвет главный в своей жизни куш. Еще одно небольшое усилие, еще одно… Уже на пределе человеческих возможностей подгреб к заветному светлячку, примерился хватить доллар зубами, открыл рот — и все серебро мира вспениваясь и бурля, хлынуло в его легкие. Мгновение сбывшейся мечты. Как глубоководная рыбина, Трихополов перевернулся брюхом вверх и блаженно затих.

На бешеном форсаже на каменную площадку выпрыгнула бежевая «десятка». Сидоркин наполовину вывалился из салона, замахал руками, по-командирски гаркнул:

— Чего глазеете, пацаны?! Вызывайте водолазов! Звоните Шойгу!

Среди обалдевших охранников началось хаотичное движение: кто-то побежал к реке, кто-то — в противоположную сторону. Кто-то бессмысленно вопил в «мобильник»:

— Хозяин утоп! Падлой буду!

Аня забралась в салон на переднее сиденье. Все еще завороженно повторяла как заклинание:

— Гуси полетели! Гуси полетели! — Но едва машина вырулила на проспект, успокоилась. Спросила у Сидоркина: — Это сон или явь?

— В философском смысле, — отозвался Сидоркин, — вся наша жизнь есть сон. Феликс Дзержинский.

— Надо же… — вежливо удивилась Аня.

Еле-еле плелись по кольцу. Никто их не преследовал. Ане хотелось поскорее увидеть доктора. Он ее обязательно похвалит. Сидоркин словно услышал, о чем она думает. Солидно кашлянул:

— Великий человек наш Савельевич… К нему под горячую руку лучше не попадать… Он кем тебе приходится, я толком не понял?

— Он мой муж, — с достоинством ответила Аня.