Тысяча Сынов

Магнус из последних сил повернул голову, и его поврежденный глаз отыскал Аримана:

«Это мой последний дар тебе».

Оружие Лемана Русса устремилось вниз, но, прежде чем оно успело нанести смертельный удар, Магнус прошептал таинственные слова, забытые человечеством с тех пор, как люди впервые обратились со своими гортанными мольбами к безымянным богам неба. Эти слова разрушили структуру тела Магнуса, и в то же мгновение оно словно растворилось, а Ариман едва не закричал от неожиданного притока неограниченной силы.

Ни один смертный не смог бы этого вынести, но как только поток вошел в его тело, Ариман понял, что он должен сделать.

Он обеими руками сжал нефритового скарабея, вмонтированного в нагрудную броню, и мысленно представил себе точные пропорции и каждую деталь фигурки.

Этот драгоценный символ был ему знаком до мельчайших подробностей, и Ариман без труда представил подобные артефакты на груди каждого воина Тысячи Сынов. Едва только все скарабеи появились перед его мысленным взором, энергия, переданная Магнусом сыновьям, распространилась по всему Легиону.

В тишине раздался мучительный стон, как будто ось мира сдвинулась со своего места. Последний вздох умирающего бога освободил такой мощный заряд энергии, что ткань реальности разорвалась.

Поверхность Просперо исказилась, и Ариман покачнулся от сильнейшего приступа головокружения. Ему показалось, что из мира вывалилось дно или он попал в бесконечную шахту. Мир исчез, осталась только темнота, какая могла быть во Вселенной через миллиарды лет после того, как все живое обратилось в прах.

Но в темноте не было безмолвия, завывания слышались со всех сторон, словно между мирами охотились многочисленные стаи волков. Неужели и здесь не скрыться от боевых псов Императора?

Непроницаемая, беспросветная темнота с ошеломляющей быстротой сменилась бурлящим вихрем света различных цветов, ослепительными видениями отчаяния и беспредельного восторга. Все и ничто мгновенно появлялось и исчезало, потом уносилось в бесконечность, и кошмар продолжался.

Ариман почувствовал, что его сознание ускользает, хрупкие признаки реальности, за которые обычно цепляются смертные, разбиваются один за другим и на его разум обрушиваются миллионы новых видений.

К его счастью, разум погрузился в беспамятство, иначе бесконечный поток ощущений мог бы вызвать душевное расстройство.

Ариман плыл в темноте, не различая ни пространства, ни времени.

«Это конец».

Но это был еще не конец.

Ариман открыл глаза и обнаружил, что лежит лицом вниз на шероховатой черной каменной плите. Каждая клеточка его тела, от израненной плоти до тончайших волокон мозга, стонала от боли. Блестящий обсидиан мерцал янтарными отблесками света. Ариман застонал и попытался восстановить последние фрагменты воспоминаний.

Над головой загрохотал гром, от яркой молнии перед глазами возникли резкие тени. Несмотря на обжигающую боль, Ариман приподнялся на коленях и оглянулся, пытаясь определить, что же стало с Просперо.

С первого взгляда ему показалось, что Магнус в свои последние мгновения подверг их домашний мир чудовищным изменениям, но даже его расстроенный разум скоро определил, что над ним простирается не родное небо Просперо. Здешние небеса бушевали вихрями миллионов различных оттенков, а с земли к тучам с треском выскакивали столбы ярких молний.

Ариман посмотрел вниз с выступа черной скалы и увидел неровное вулканическое плато, пересеченное дымящимися трещинами и извилистыми потоками пылающей лавы. Над поверхностью плато, словно в насмешку над стройными шпилями Тизки, узловатыми пальцами вздымались скальные выступы, увенчанные искривленными серебряными башнями. Рядом с собой он заметил кожаный переплет «Книги Магнуса» и бережно зажал ее под локтем.

Зубчатые горные вершины вонзались в мерцающее небо, беспрестанно ревущее раскатами грома. Небо светилось и переливалось огнями, словно в самом масштабном проявлении полярного сияния Механикум, но это был не побочный эффект загрязнения атмосферы, а смерчи эфира, поглощающие воздух и сияющие неукротимой энергией.

Сотни воинов Тысячи Сынов, ошеломленные ужасающим пейзажем, бесцельно бродили внизу по изрезанному трещинами плато. Время от времени поверхность содрогалась от подземных толчков, как будто ядро планеты еще не до конца сформировалось.

Ариман поднялся на ноги и снова осмотрел кошмарный, постоянно меняющийся мир. Внезапно он заметил сгорбленную фигуру с опущенной головой, неуверенно шагавшую ему навстречу. Ариман узнал в нем Хафеда, одного из хранителей библиотеки Корвидов, и вздохнул с облегчением. В этом аду нет ничего лучше, чем встретить знакомое лицо.

— Хафед, это ты? — окликнул Ариман, и его слова наполнили воздух зарядами удивления и радости, словно каждый выдох был заряжен неимоверной энергией.

Воин ничего не ответил, но в его теле Ариман почувствовал присутствие устрашающей силы. А когда Хафед поднял голову, он невольно попятился: лицо собрата сильно изменилось от наростов мутировавшей плоти. Собственно, на лице не осталось ни рта, ни носа, а только невероятно размножившиеся выпуклые глаза.

Хафед сделал еще шаг в его направлении и протянул руки, и все его глаза молчаливо умоляли о помощи.

Ариман непроизвольно вскинул обе руки, и в Хафеда полетел заряд испепеляющих молний. До сих пор эта способность была свойственна последователям Рапторов и Павонидов, но огонь так легко сорвался с пальцев Аримана, словно он тренировался в этих братствах с самого рождения.

Тело Хафеда мгновенно почернело и рассыпалось на мелкие обгоревшие частицы.

Ариман в ужасе отвернулся и сбежал по склону, чтобы присоединиться к остальным воинам.

Он довольно быстро разыскал Хатхора Маата, Собека и Амона, но вскоре выяснилось, что Хафед из братства Корвидов был не единственным, кто поддался перерождению плоти. Пришлось уничтожить еще с десяток воинов, пока наконец не выяснилось, что оставшиеся не подвержены мутации.

В общей сложности гибель Просперо пережили одна тысяча двести сорок два воина.

— Где же мы оказались? — задал Собек интересовавший всех вопрос.

Но ответа на него не было, и Тысяча Сынов долгие дни и ночи — хотя определить ход времени не представлялось возможным, поскольку все хронометры вышли из строя, — провели в исследовании ужасной пустыни, которая теперь стала их домом.

Серебряные башенки, как выяснилось, не были пародиями на строения Тизки. Это оказались те же самые шпили, но исковерканные загадочной силой, которая переместила их в неведомый мир. Кроме этих реликвий их бывшего домашнего мира, не нашлось ничего, что могло бы пролить свет на сложившуюся ситуацию.

Ни сила Корвидов, ни способности других братств не помогли определить местонахождение этого мира, как не могли ответить на вопрос, каким образом они здесь оказались.

Но положение изменилось в тот день, когда из недр планеты поднялась Обсидиановая Башня.

Все началось с очередного землетрясения, привычного уже явления, на которое поначалу никто не обратил особого внимания. В рядах Тысячи Сынов царило уныние, впрочем, чего еще можно было ожидать от тех, кто в один день лишился своего дома, отца и братьев.

Но это землетрясение не ограничилось тем, что проложило очередную трещину в вулканическом плато и закрыло другую. Глубокие трещины радиусами стали расходиться из центра равнины, а потом наружу выскочил базальтовый выступ.

Он начал быстро расти, поднимался все выше и выше, а основание с каждым мгновением становилось все шире, пока посреди плато не возникла новая гора. Гигантская вершина с крутыми гладкими склонами поднялась выше, чем Олимп и Гора Агхору, вместе взятые. Упавшие с ее вершины во время подъема скалы и валуны образовали у подножия целую горную цепь самых невероятных форм.

Как только закончился камнепад и улеглась пыль, Тысяча Сынов собрались у основания колоссального сооружения, ничуть не сомневаясь, что столь грандиозное образование нельзя отнести к природным явлениям. На далекой вершине вспыхнула яркая огненная дуга, и вскоре вся гора засияла голубоватым светом, словно внутренние тоннели наполнились молниями, как кровеносная система кровью.