Страница 66 из 79
– Нет, конечно. Сядьте, поговорим минутку. Должен предупредить, дело может показаться смешным.
– Я никогда не смеюсь над чужими заботами.
– Смейтесь, если угодно. Хоть до упаду. Только потом, пожалуйста. А пока сделайте милость.
– Если только могу служить…
– Если кто-то сможет, то один лишь вы. И я не стану обижать вас просьбами сохранять благоразумие.
– Надеюсь, этого никогда не понадобится, – сказал Пинкертон. – Кто у нас покровитель благоразумия, как не я?
– Мне нелегко говорить, – признался Вандербильт.
– Я весь внимание.
– Алан, – произнес старик, громоподобно чихнув, – дело касается исполина.
– Какого еще исполина? – переспросил Пинкертон, наклоняясь поближе.
Нью-Йорк, Нью-Йорк, 26 января 1870 года
– Чертовски жаль Джона Рёблинга,[87] – сказал Джей Гулд Чурбе Ньюэллу. – Представь: ждать тринадцать лет, когда этот мост оторвется от земли, и расплющить ногу между паромом и пристанью.
– Можно жить и с одной ногой, – ответил Чурба. – Если чего две штуки, то одна всегда про запас. Вот когда всего одна, а после ничего не остается, тогда-то я скажу: не повезло.
– Джон умер от столбняка. Упокой Господи его душу.
– Жалко. Тринадцать лет до моста? Чего там, я ждал двадцать, чтоб собрать со своей земли хороший урожай кукурузы. До сих пор жду, да только теперь я человек состоятельный, и пошло оно к черту. За неделю мой исполин приносит больше, чем все кукурузные початки и мешки с пшеницей, которые я напродавал за свою жизнь.
– Счастливый ты человек, Уильям.
– Зови меня Чурбой.
– Нет, Уильям тебе больше подходит. А ты зови меня Джей.
Двое мужчин прогуливались по Парк-роу; они прошли мимо ущелья, где будет закреплен Бруклинский мост, и направились к пирсам Саут-стрит.
– Джей так Джей.
Чурба был горд таким приятельством. Его долговязый друг, с крысиными глазками-бусинками и поповским голосом, числился среди первых граждан Манхэттена, звался героем Уолл-стрита, да и вообще был большой шишкой.
– Посмотри, что творится на бруклинской стороне, – сказал Гулд. – Там уже выстроили башню из гранита и известняка. Перед нами величайшее инженерное сооружение со времен каналов через Эри и Суэц. Все умоляют молодого Вашингтона, сына Джона, завершить миссию своего отца, и клянусь, он это сделает.
– Ты, должно быть, их всех вживую знаешь, – проговорил Чурба.
– Где ж человеку быть, как не в гуще событий?
– Ну например, рядом с тобой, Джей.
– Не принижай себя, Уильям. Твоя звезда только восходит.
Напрямую от Барнума Гулд узнал, что два каменных исполина уже заработали триста тысяч, а когда дело дойдет до Битвы гигантов, легко удвоят эту сумму. Делая скидку на любовь Барнума к фискальным гиперболам и будучи уверен, что старик ни за что не разделит честно эту кастрюлю, Гулд все же рассудил, что даже с тем, что останется, богатенький Чурба Ньюэлл вполне созрел и готов приносить плоды. Когда фермер заговорил о Бруклинском мосте, Гулд увидел в небе стальную радугу.
– Я очень рассчитываю на Вашингтона Рёблинга,[88] – сказал Гулд. – Моя жизнь в руках тридцатидвухлетнего мальчишки, который, будем надеяться, унаследовал гений своего отца.
– Как это?
– Только между нами, Уильям, мне удалось собрать синдикат инвесторов, чтобы финансировать этот мост совместно с правительством. В обмен нам гарантировали половину платы, взимаемой с каждой кареты, повозки или просто недотепы, пожелавшего проехаться отсюда туда или оттуда сюда.
– Думаешь, кто-то рискнет? Не знаю, стал ли бы я так уж сильно доверять такому длинному мосту. Неохота, чтоб потом меня вытаскивали удочкой из этой вонючей речки.
– Они рискнут. Не сотни и не тысячи. Миллионы И каждый выложит свою монету.
– Хорошо бы так, Джей, желаю удачи.
– Там есть место для еще одного инвестора, – сказал Гулд. – Скрепя сердце я пообещал взять в долю Барнума, но как можно доверять такому ренегату? Нужен человек почестнее. Надежный друг. Скажем, к примеру, Уильям Ньюэлл.
– Я? Господи, я ужасно тронут, Джей, что ты обо мне так думаешь.
– Честно говоря, мне импонирует твой стиль. Я вижу в тебе скромного человека, который уважает состояние и готов воспользоваться всеми его преимуществами. Взгляни на этот документ. – Гулд достал из-под пальто свиток.
– Ну красота! – воскликнул Чурба. – Написано-то по-церковному. Да еще мост в золотой печати. «Пятьсот паев». В жизни не видал такой бумаги.
– Смотри лучше.
Приглядевшись, Чурба увидел собственное имя, выведенное готическим шрифтом.
– Тут мое имя прям на латыни.
– Я позволил себе некоторую вольность, – сказал Гулд. – Слушай меня внимательно, ибо говорю только один раз. Этот сертификат стоит целого королевства, такой случай выпадает раз в жизни. Хватай и не выпускай. Он твой, если ты захочешь.
– Значит, Чурба Ньюэлл из Кардиффа может под конец жизни загрести себе в Нью-Йорке ломоть Бруклинского моста?
– Именно, если поторопишься. Члены моего синдиката настаивают, и очень серьезно, чтобы я больше никого не брал в это дело. Любой из них с радостью увеличил бы свою долю, но мы постановили, что все должны получить поровну. Слишком много власти в одних руках нарушит порядок.
– Понимаю, о чем ты, Джей. Да только мост для меня – многовато. Деньги-то в банке есть, да не хватит, чтоб играть в твоей лиге.
– Для чего нам друзья, Уильям? Я принял бы тебя с радостью за сто тысяч наличными и, скажем, семьдесят пять процентов Голиафа. И между прочим, ссудил бы разницу. До половины миллиона, без процентов.
– Три четверти Голиафа. От шеи и до низу, выходит. Знаешь, что я скажу: по мне, так хорошая сделка, партнеру моему, кузену Джорджу Халлу, тоже подошло бы. И думать нечего, Джорджу всяко понравится заиметь Бруклинский мост. Так и вижу: сидим мы с ним, в одной руке сигара, в другой – пиво, и считаем все эти кареты, повозки и недотеп, что взад-вперед шастают.
– Значит, решено?
– Боюсь, нет, – сказал Чурба. – Голуби, понимаешь? Маленькие такие птенчики, с мой кулак.
– Я знаю, какими бывают птенцы, – оборвал Гулд.
– Ну точно, Джей. С чего б тебе не знать? Так вышло, что в Новый год, когда мы все познакомились, Джим Фиск предложил мне такое, что я и отказать не смог.
– Что он тебе предложил?
– Взять мою ферму за середину, скупить землю на десять миль в каждую сторону и разводить там голубков, чтоб хватило всякому солидному человеку в мире, будь то мужчина или женщина. Он хочет проложить рельсы для голубиных поездов и возить ощипанные тушки в вагонах с колотым льдом. Вот и бумагу вручил: подпись, печать, все по чину.
– Ты подписался с Фиском?
– И он не спрашивал у меня Голиафа. Только наличные, чтоб наловить голубей и договориться насчет земли. Лучше он, чем я сам. Чурбу Ньюэлла в долине всякий знает, и как пройдет слух, что за этим делом я стою, болотные акры будут бриллиантовыми.
– Но Фиск же плут. Он оберет тебя до нитки. Ты не увидишь ни цента за землю и ни одной голубиной задницы.
– Джим то же самое про тебя говорил, Джей. Сказал, что обвел ты его на пару миллионов золотых паев. Вот чего не понимаю, так это вас – такие дружбаны, а знай поливают один другого. Видать, в Нью-Йорке так заведено. Черт, да я б вам обоим родную сестру доверил, если б она у меня была.
– Есть там пункт для выхода? Покажи контракт.
– Не хочу я никуда выходить. Мне эти голубята попривычнее, чем Бруклинский мост. И потом, моста-то нет пока, и кто сказал, что, когда будет, все выйдет, как задумано?
Сертификат с резными краями и золотой печатью – пятьдесят долларов только за каллиграфию – отправился обратно в карман Джея Гулда. Чурба спрятал свой контракт.
– Считай, самое лучшее из всей поездки – повстречаться с такими людьми, как вы, – признался Чурба. – Высший класс, с большой буквы «К». С вашим мостом, и моими голубями, и со всем, что между, мы приберем к рукам этот мир, а после застолбим добрый кусок следующего.
87
Джон Огастес Рёблинг (1806–1869) – американский инженер немецкого происхождения, пропагандист металлического троса и строитель подвесных мостов. Автор проекта Бруклинского моста; строительство началось через год после его смерти и продолжалось 13 лет.
88
Вашингтон Огастес Рёблинг (1837–1926) – инженер, сын Джона Огастеса Рёблинга, после смерти отца возглавил строительство Бруклинского моста.