Американский Голиаф

Барнум исчез за толстым и тяжелым занавесом – много толще и тяжелее, чем у Джорджа Халла. Вместо Чурбы Ньюэлла, с его цинковым громом, избранную публику развлекал серенадой квинтет музыкантов. Занавес раздвинулся, открывая пейзаж, залитый цирконом, однако вызывающе пустынный.

Вулкан, похожий на кусок печенки, выпускал в серое фланелевое небо натуральный дым. Единственными обитателями этой доисторической местности были черные зазубренные камни.

– Давным-давно в мир, не знавший солнца, явился исполин и принес шар света… – загундосил невидимый диктор после того, как квинтет Барнума взял мрачный аккорд. – Встречайте могучего Титана, слугу Всевышнего и повелителя людей!

В костюме пастуха, волоча за собой большой оранжевый шар, появился Генерал-с-Пальчик. Он взмахнул палочкой, и шар вырос до размеров солнца, затем упал, подпрыгнул и с шипением сдулся.

Зрители зашумели, захлопали, Генерал поклонился.

– Минуточку, Генерал-с-Пальчик, – остановил его Барнум, вторгшись на сцену, – у нас в зале элита Нью-Йорка. Они пришли в твердой уверенности, что увидят исполина, а не червяка.

– Именно так, мистер Барнум, – ответил Пальчик. – Я – настоящий Кардиффский исполин, у меня сертификат Ральфа Уолдо Эмерсона, заверенный самыми выдающимися экспертами. Вы сомневаетесь в моей подлинности? Если так, помашите моей палочкой над самой выдающейся вашей частью, под которой я понимаю ваше самолюбие.

– Вы похожи на недоразумение в сорок дюймов, вам ли измерять человеческое самолюбие?

Выудив из-под мешковатого балахона измерительную ленту, Пальчик обхватил кольцом ляжку Барнума:

– Дляваших измерений этой ленты хватит.

– Вы не просто червяк, а кольчатый, – сказал Барнум. – Я требую показать нам исключительно истинного Титана, а не то поплатитесь головой.

– Но вы же обещали этим добрым людям, что представление будет бесплатным.

– Знаю я вас, Мальчик-с-Пальчик. Барнума не обманешь. Зрители ждут чудес, а не пузырей. Предлагаю вам уступить сцену тому, кто ее достоин.

– Если вы постоите у кулис, они подумают, что я – Титан, – заартачился Пальчик. – А не хватит размера Генерал возьмет выправкой.

– Нахал вы, а не генерал. – Подхватив Пальчика под мышку, Барнум утащил его за кулисы.

Перечеркивая сцену, опустился второй занавес. Опять заиграл квинтет, опять заговорил диктор:

– Финеас Т. Барнум счастлив представить… величайшее ископаемое… знаменитого каменного человека из Кардиффа… идеального, исключительного, истинного… Титана!

Титан явился в громыхании шестерен – выкатился вперед по невидимым рельсам.

– Они аплодируют куску цемента, – сказал Барнуму Пальчик.

– Они аплодируют себе, – сказал Барнум. – Исполинам ничего не стоит поверить в исполина. А в нашего особенно.

Как и раньше, зрителей пригласили встать со своих мест и подойти к Титану поближе. Они смотрели и щупали, заглядывали в уши, совали пальцы в ноздри, пожимали каменные руки, водили ладонями по сухожилиям и ногтям на ногах, дивились мускулам.

– Признаться, я в растерянности, – сказал мэр Оукли Холл.

– Это хорошо, что вы признаетесь, – ответил Вандербильт.

– Не считая флага, исполины одинаковы.

– Пусть Фиск опять его поднимет, посмотрим, есть ли разница, – предложил Джей Гулд. – Как бы ни были похожи мужчины, одна штука у каждого своя.

– Здесь же дамы, – напомнил Карнеги.

– В этих вещах они разбираются лучше нас, – ответил Гулд. – Эй, Сьюзен Энтони, окажите нам услугу.

Шагнув вперед, храбрый издатель «Революшн мэгазин» спустила флаг.

– Вы только посмотрите! – воскликнул Вестингауз – Целый, как заказано, самое то, чтобы породить расу исполинов.

– Значит, они и вправду были как в той молитве? – спросила мисс Энтони.

– В Вайоминге, я слыхал, женщинам пока что не дали права голоса, – ответил Гулд.

– Сомневаюсь, что исполины боятся женской эмансипации, – парировала миссис Гарриман.

– Да, но они боятся женских эмоций, – ответил Морган.

– Мы обещали Барнуму минуту молчания, – напомнил Вандербильт. – Тишина пойдет нам на пользу. Я бы предложил закрыть глаза и склонить головы – полагаю, сии мощи достойны большего, нежели грубый гогот.

– Хорошая мысль, – поддержал Эдисон. – Даже люди науки должны время от времени рефлектировать над своими рефлексами.

– Я занимаюсь этим каждое утро, – сказал Билл Твид, – а после заливаюсь джином, чтобы забыть все, что мне рефлекторно померещилось.

Который из исполинов заслуживает вашей лояльности? Я камень. Мои предки – камни. Каменными глазами и ушами я вижу и слышу с такой ясностью, которую вы не в состоянии представить. Как и нашего хозяина мистера Барнума, меня забавляет мой вид. Но поскольку Титан стар, как Бог, и умирает от скуки, его трудно чем-то удивить. Он знает все ваши шутки. Правду сказать, единственная моя услада – перемены. Я принимал множество форм, но никогда столь нелепых, как нынешняя. Эти ваши тушки осмелились признать меня своим – и смех и грех. Спасибо за веселье, впервые за тысячу лет. А теперь новость. Ваш мир обречен на угасание. Солнце, что дает вам жизнь, сожрет вас, как свинья, а после превратит в газ. И ваша, и моя судьба – закончить свой век небесной вспышкой. Поразительнее всего слухи, что такие хрупкие существа, как вы, сумеют, если повезет, зацепиться за звезды. Таким образом ваша порода избежит уничтожения и, подхватив камешки, а может, память скал, удерет в новуюгалактику. Из-за сей крупицы надежды я весьма и весьма заинтересован в вашем выживании. Даже Титан не желает забвения. А поскольку наши судьбы предопределены и неразделимы, ими стоит заняться. Ирония же вот в чем: дабы появилась надежда все это вынести, нужно ускорить затухание. В комфорте вы будете только жрать, спать и совокупляться. Страх и ненависть пробуждают ваши лучшие таланты. Чтобы вы ожили, планета должна содрогнуться. Потому я говорю вам: помогите! Как это лучше сделать? Ваши мудрецы уже знают. Отвергайте удовольствие в любой форме. Пьянство, курение, чревоугодие. Соединяйтесь только для продолжения рода. Кайтесь, бичуйтесь, упражняйтесь порезвее, пока боль не назовется счастьем. Награда за такую жизнь – невиданный выброс чистой энергии, достаточный, чтобы превратить ваши города в перемалывающие плоть динамо-машины и токсичные башни, полные перепуганных работников. Призывайте ваших граждан к вселенскому братству, но каждого трутня держите отдельно, как зародыш в банке с образцами. Предоставьте им мирно плыть сквозь иллюзию прогресса. Лелейте схожесть, корректность, промывайте сознание. Поощряйте накопительство. Приделайте глаза ящикам, чтобы выслеживали несогласных. Услышав смех, давите его до визга. Натравливайте расу на расу, пусть воняет воздух. Объявите паранойю лекарством от рака. Испортите все, и быстро. Заставьте ученых найти способ унести вас от той роскошной грязи, которую породит ваше великолепие. Когда с деревьев закапает кислота, вы обретете настоящий Эдем. Ибо истинная Книга Бытия воспевает отвагу тех, кто ищет крупицу лучшего в иной вселенной, там каменный бог будет велик и недоступен. И конечно, пока вы готовитесь к этому восхитительному переезду, не забывайте увеличивать прибыль, уменьшать налоги и беречь детей от грязи и дурных мыслей. Титан понятно излагает?

Барнум приказал квинтету играть бодрую мелодию, но гостей не интересовали танцы. Сад Нибло быстро опустел.

Музыканты разошлись, и Барнум, оставшись наедине с Титаном, вдруг почувствовал себя затасканным, как собственные остроты. Вечер выпотрошил его, оставив одну угрюмость. Барнум сидел в одиночестве, сталкивая друг с другом вопросы о смысле и о цели, размышляя, как бы провести с ощутимым толком годы своей осени. Совсем недавно Дж. П. Морган, отведя его в сторону, поинтересовался, с тем ли же пылом, что и чужие развлечения, лелеет Барнум свои политические амбиции. Ф. Т. выдавил из себя короткий ответ, после чего Морган сообщил по секрету, что имя Финеаса Барнума с большой любовью упоминалось на текущей дискуссии о подходящем кандидате в соперники Гранту. Тут в пределах слышимости появился Зипмайстер из «Горна», и разговор пришлось прервать.