Американский Голиаф

Магия – самый страшный враг, худший враг избранной им профессии. Прежде чем поиметь Барнаби Рака, любое чудо пусть выстоит голозадым в пылающей печи Карнеги.[47]

– Чтоб ты сдох, Голиаф. Чтоб я сдох, – сказал Барнаби пивному осадку. – Чтобы все дохляки передохли.

Он посмотрел на часы и протянул кружку за новой порцией.

– За мой счет. – Чурба Ньюэлл навалился животом на стойку. – Вы, верно, репортер?

– А, мистер Ньюэлл, точно. Барнаби Рак из «Горна».

– Перевидал вашего брата столько, что все теперь на одно лицо, – сказал Чурба.

– Каким ветром вас занесло в Сиракьюс?

– Дело. В банке «Коллендейл», зря, что ль, они теперь выучили мое имя. Тот самый ублюдок, который завернул с колодцем, уже который день лижет мне яйца. Пьем до дна.

– Поздравляю, сэр. А как с новыми чудесами, есть что рассказать?

– Надеюсь, что нет. Хватит и старых, можно подождать маленько. Думал, быть беде. Но все ж последняя новость что я слыхал, – херы у мужиков повисли, болтаются как положено, все как было.

– И ни слова о причинах?

– Все кругом твердят, это работа исполина, но я и слушать не хочу. Просто вышло, как оно всегда выходит. А вы тут что делаете в «Йейтсе»?

Барнаби бросил взгляд на толстый конверт, который Чурба Ньюэлл положил на стойку.

– Жду поезда в Нью-Йорк. Буду писать о выборах.

– Выборы. Совсем из головы вылетело. Выходит, вы по работе ручкаєтесь с президентами и всякими такими шишками?

– По долгу службы, – ответил Барнаби.

Письмо было адресовано мистеру Герхардту Буркхарту, Норт-Кларк-стрит, Чикаго.

– Ни разу не видал живого президента, – сказал Чурба. – Но теперь – как знать? Значит, Нью-Йорк. Там все такое, как про него говорят?

– Приезжайте, сами увидите, – сказал Барнаби.

– Надеюсь, так и выйдет, когда мы повезем туда нашего каменюку. Покажете мне чего интересного.

– На лифте вверх-вниз вы когда-нибудь катались?

– Растолкуйте сперва, что это такое, и я с радостью вам отвечу. Я много чего делал и много чего не делал. А то ведь бывает: возьмешься за что-нибудь, а потом кажется – мало. Отчего так? – Чурба выковырял из носа соплю. – Сигары вам понравились?

– Купил целый ящик ваших «Голиафов», – ответил Барнаби.

– Кузен говорит, их уже коллекционеры собирают, – сказал Чурба. – Я эти сигары продаю, курю, но черта лысого буду их куда складывать. Жизнь и без того коротка. Вот вам одна в подарок. Видите флаг на рубашке? Угадайте, кто это придумал?

Акли, Айова, 14 ноября 1869 года

Бракосочетание преподобного мистера Генри Турка и Саманты Бейл должно было состояться в Акли, в доме невесты. Вечером накануне свадьбы негритянка Бесси Марвел, известная своими связями с силами тайными и оккультными, заговаривала на глазах у Саманты предполагаемые следы недовольства, которые мог разбросать по дому Ламберт Куинси Бейл, первый Самантин муж. Вряд ли он пожалел бы для своей вдовы шанс на еще одно семейное счастье, однако Саманта любила осторожность.

Бесси Марвел стрекозой порхала из комнаты в комнату, не забыв про чердак и перекрытия. Она беседовала с невидимыми сущностями и потрясала матерчатым мешочком в тех местах, где они обычно прятались. Саманта не спрашивала ее ни о содержимом мешочка, ни о предмете этой оживленной беседы. Когда дом был объявлен чистым и свободным от чуждого влияния, Саманта заплатила женщине два доллара, подарила банку клубничного варенья и отослала прочь. После чего незамедлительно попросила у Иисуса прощения за столь вульгарный языческий ритуал и занялась последними приготовлениями к свадьбе.

– Это кто, та самая ходжо, что вечно бормочет заклинания?

Возвращаясь с прогулки, преподобный Турк встретил бубнившую что-то свое Бесси Марвел.

– Видимо, да, дорогой. – Саманта вспыхнула.

– Что она здесь делала?

– Помогала мне убирать дом.

– Будь осторожнее, смотри, кому даешь работу. Эту женщину зовут ведьмой. Хотя полагаю, тебе нечего бояться ночных чудовищ, особенно сегодня. Ты готова?

– Так уж это нужно, Генри?

– Я же говорил – ритуал симпатичный и даже трогательный, хотя обычай происходит большей частью из иудейской традиции. Приглашая на важные церемонии тех, кто нас покинул, мы отдаем им дань и кланяемся прошлому. Многие культуры практикуют подобные обряды, их цель – придать живой смысл непрерывности самого бытия.

– Ты найдешь доводы для чего угодно. Однако, с тех пор как наши христиане уверовали в вечную жизнь, считается неприличным беспокоить почившие души. Если они заняты на небесах своими делами, зачем нарушать их блаженство? Не достаточно ли объявить о нашем союзе в молитве?

– Может, и так, Саманта. В твоих словах есть зерно.

– Вот и славно, мне еще столько нужно переделать.

– Все, однако, немного сложнее, моя дорогая. Ты вынуждаешь меня упомянуть один сюрприз, после чего он перестанет быть таковым.

– Какой сюрприз?

– Детский. Когда я сказал детям, что мы намерены посетить церковное кладбище, они были вне себя от счастья. Ты же знаешь, как индейцы относятся к предкам. Почти как евреи, с тем же уважением. Судя по недавним открытиям и с учетом наших знаний, некоторые племена индейской нации вполне могут оказаться потерянными коленами Израиля. Если это библейская земля – а я в том уверен, – неудивительно, что индейцы сохранили семитские черты и схожие верования. Я уже начал собирать доказательства общности этих рас.

– Я не успеваю за тобой, Генри Турк. Я же не теолог, как ты, я могу светиться лишь отраженным светом. Ты хочешь сказать, что у нас в Акли живут еврейские индейцы?

– Ничего страшного. Учти, дорогая, эти дети даже не подозревают, что их столь почитаемые предки в действительности Авраам, Сара и Моисей, а сам я отнюдь не намерен сообщать им об этом. Я всего лишь хотел сказать, что твои благодарные ученики разработали специальный план, дабы порадовать любимую учительницу. Они испросили у меня разрешение собраться группой, поздравить нас, пожелать счастья и удивить мою прекрасную невесту подходящими случаю знаками внимания.

– Я и без того удивлена.

– Я слишком много тебе сказал. Прости. И пожалуйста, держи мои слова при себе. У границ любой профессии курсируют плагиаторы, готовые пировать на крошках, оброненных пытливыми умами. Надевай плащ, Саманта, а не то мы обидим твоих самых преданных обожателей.

– Но там, на кладбище, кого из мертвых мы будем приглашать? В Акли, к сожалению, похоронено совсем мало моих родственников, а у тебя и вовсе никого.

– Есть Ламберт и его родные. Полагаю, они будут рады узнать о твоем грядущем счастье.

– Ты хочешь, чтобы я пригласила Бейлов?

– Полно, им ведь не понадобятся места за столом.

– Вряд ли они придут, Ламберт или кто из его родни.

Саманта дрожала. Вычищая дом, Бесси Марвел могла оставить некую ужасную ловушку на случай, если сюда отважится явиться какой-нибудь из духов Бейлов. Как бы свадьба не закончилась столоверчением.

Преподобный громко рассмеялся, что с ним случалось редко.

– Я тоже. Ты, подобно многим женщинам, все понимаешь буквально, и я люблю тебя за это еще больше. Наш визит – всего лишь жест. Символический. Удачная метафора. И потом, для меня это повод присмотреться к детям и настроить ухо на отзвуки Талмуда. Устами младенцев…

Принимая поздравления от знакомых и даже нескольких посторонних людей, Саманта и преподобный Турк прошли по тихим улицам Акли. Жених в последнее время считался местной знаменитостью и чуть ли не первым праведником среди всех смертных штата Айова. Не один будущий послушник припадал в эти недели к ногам преподобного, лобызая в религиозном экстазе его башмаки.

Пара добралась до церковного кладбища, однако вместо стайки индейских школьников нашла там пустоту и тишину. Саманта вздохнула с облегчением, преподобный озадачился. Додумался он лишь до того, что детей за плохое поведение необходимо на целую четверть посадить под замок.

47

Аллюзия на библейскую историю о трех иудейских юношах в вавилонском пленении, друзьях пророка Даниила: Анания, Азария и Мисаил (Седрах, Мисах и Авденаго) были брошены в огонь царем Навуходоносором за отказ поклониться идолу, но, сохраненные архангелом Михаилом, вышли оттуда невредимыми (Книга пророка Даниила, 1–3).