Вольный горец

— А что ты натворил? — спросил Гаврюша, подумавший, что перед ним, может быть, бывший лесной разбойник.

— Он написал честные стихи! — ответил за Каплана Аскер. — И они подумали, что он — ненормальный, — старик как будто замялся. — А может, ты и правда Каплан, может, и правда? — тут Аскер сделал нарочно строгое лицо. — Ты теперь стал эфенди, учителем верующих муслимов, но люди в Майкопе говорят, что твоя дочка окрестилась в русской церкви и скоро выходит замуж за казака… Это правда?

— Это чистая правда, Аскер! — горячо воскликнул Каплан. — Ты же знаешь, что когда начинаешь чему-либо учить других, жизнь тут же спрашивает тебя: а сам ты пережил то, о чем говоришь?

И Аскер печально вздохнул:

— Аенасын — так!

— Но ты же сам говорил, что казацкие и черкесские богатыри росли вместе, — напомнил Гаврюша. — Почему тогда они стали такие разные?

— Так случается и сегодня, Джебраил: даже родные братья от одних отца-матери вырастают совершенно непохожи ми друг на друга, — начал Аскер. — А то, о чем мы говорим теперь, было тысячи лет назад… несколько сот лет. Не только черкесы — многие люди в наших местах жили тогда набегами. Наверное, ты уже слышал, что это такое, ым? Кончилась у тебя, предположим, соленая баранина — ел ты соленую баранину на ребрышках?.. Если нет, мы попросим Каплана, чтобы он свозил нас в аул к своим друзьям — там еще можно попробовать, что это… что это…

— Что это за вкуснятина? — подсказал Гаврюша.

— Да! Пальчики оближешь… Так вот: кончилась у тебя соленая баранина, а своих баранов у тебя давно уже нет. Что делать?.. И черкес ночью прыгает в седло, скачет в соседний аул и пригоняет оттуда целую отару… Либо стадо, либо табун. И если он успел закрыть ворота прежде, чем его догнали хозяева, все — бараны же его собственность, скотина уже — его… Не станем уточнять, как это называется нынче…

— Приватизация? — догадался Гаврюша.

— Ы, Каплан? — воскликнул старик. — Я уже говорил мальчику, что ему надо выставить свою кандидатуру в президенты!

— А ты не очень часто болеешь? — спросил Каплан построжавшим голосом.

— Что вы! — удивился Гаврюша. — Я пью только молоко!

— Вырастай! — как будто попросил Аскер. — Поскорее вырастай!

— …Жили они набегами, — напомнил старому солдату Гаврюша.

— Да! — подхватил Аскер. — Черкесы были большие мастера на это дело!.. Они научились месяцами выдерживать коней в темном загоне… в какой-нибудь хитрой пещере, ым?.. Из которой коня выводили побегать лишь ночью. Зато потом такой конь привыкал хорошо видеть в сплошной тьме, и за одну только ночку на нем можно было ускакать очень далеко и до рассвета вернуться домой, ты понимаешь?

— Чего ж тут не понять? — согласился Гаврюша.

— Но это мы с тобой говорим о ближних набегах, — поднял палец старый Аскер. — А ведь есть еще дальние! Одним днем там не обойдешься, приходится уезжать на много, на много дней! И в таком набеге ты можешь заболеть или тебя могут серьезно ранить, и тебе придется остаться в чужом краю, чтобы переждать холодную зиму, а весною ты снова отправишься по тому пути, который наметил еще в ауле… это затягивает! А если ты в дальних краях женился и обзавелся детьми, ым?.. Вместе с ними, совсем уже взрослыми, ты возвращаешься на родину — их совсем не знают в родном твоем ауле, а самого тебя уже не узнают — так ты изменился, так постарел, а твое лицо покрылось шрамами, которые ты получил в сражениях далеко от порога сакли, в которой вырос… «Кто это такой?» — спрашивают о тебе друг у дружки твои сильно постаревшие, а то уже и давно ослепшие соседи. И отвечают один другому: это какой-то незнакомый бродяга… Это казак! И ему говорят: иди откуда пришел!.. А ему уже не хочется бродить по свету, он начинает уверять, что вернулся на свою родную землю… ей!.. Тут много чего, скажу тебе, может случиться!.. И часто такому человеку ничего не оставалось, как продолжить свой дальний набег, и он то воевал с турками в Крыму и отдыхал потом у запорожцев на острове Хортица, то решил построить свой город и даже назвал его по-своему: Черкассы… Или потом — Новочеркасск… разве ты не слышал об этих городах?

— Ну как же! — сказал Гаврюша. — Конечно, слышал!

— Такой человек, который жил себе в ауле, а потом отправился в дальний набег и оторвался от корня, мечется между Западом и Востоком: то стоит под Варшавой, под польским городом, а то потом много лет идет в противоположную сторону, идет и идет, присоединяет к русскому государству целую большую страну — присоединяет громадную Сибирь, а потом переплывает Берингов пролив и строит себе саклю уже на Аляске, ым?.. Он уже почти не помнит, что он — черкес, и когда встречается со своими в Париже… ты ведь помнишь, Джебраил, что в начале прошлого века была Отечественная война с французами и на время пришлось у них отобрать Париж, чтобы они им не хвастали?.. Так вот, когда они встречаются потом в Париже, в который приходят с разных концов, то знакомятся заново, и почти такое же потом происходит, когда уже в последнюю войну, во вторую войну с германцами они потом вместе берут Берлин…

— И ты хочешь сказать, дедушка Аскер… — начал было Гаврюша и остановился, задумавшись. — Ты хочешь сказать… что по берлинской мостовой, как в песне, они и правда ехали вместе?

— Уверяю тебя, Джебраил! — серьезно сказал старый солдат. — Если ты расспросишь уважаемых стариков, наших земляков русских и черкесов, которые еще, слава Аллаху, живы, если ты прочитаешь мудрые и справедливые книжки, ты узнаешь, что в казачьем корпусе, которым командовал осетин Исса Плиев, русский генерал, был также адыгейский полк… И был кабардинский полк. Ты знаешь об этом?

— Теперь он будет знать! — ответил за Гаврюшу Каплан.

А сам Гаврюша глубоко вздохнул и сказал чуть ли не с восхищением:

— Представляю, какой мне надо иметь амбар!

— Амбар? — переспросил Каплан.

И Гаврюша постучал себя пальцем по лбу:

— Да, амбар. Где я должен хранить все то, что рассказал мне нынче старый солдат дедушка Аскер.

— Аферэм! — одобрительно воскликнул пожилой черкес. — Молодец!..

Должен тебе сказать, что в Армавире, где Гаврюшу встречала родня, они потом вместе с ним пошли на фольклорный праздник, и это в их честь Гаврюша слегка переделал свою любимую песню.

— Казаки! — выкрикивал Гаврюша припев. — Казаки!.. Едут, едут по Берлину наши казаки!

И тут он бросил вверх, свою папаху и еще громче добавил:

— А с ними черкесы!..

И зал отвечал ему такими громкими и дружными аплодисментами, которых он в жизни еще не слышал…

Но я теперь не о том.

Я уже о твоем амбаре, мой мальчик. Надежно ли ты хранишь в нем то, что говорят тебе старшие?.. Это очень важно, не забывай — хранить это бережно.

Почаще возвращайся к тому, что хранишь, и перебирай его мысленно. Добавляй туда то, что добудешь из умных и добрых книжек. И поменьше, скажу тебе, смотри телевизор: чтобы на амбаре твоем не поехала крыша.