Загнанный зверь

Плотно закрыв за собой складывающуюся дверь, она почувствовала себя в безопасности и тепле, вне досягаемости посетителей, как ребенок в игрушечном домике или поэт в башне из слоновой кости.

Она набирала номер, улыбалась, глубоко вдыхая затхлый воздух бара, словно это был чистый кислород. Крествью, 15115. Пока ждала ответа, складывала цифры. Получилось тринадцать. Если, скажем, прибавить один и разделить на два — получится семь. Все должно сводиться к семи. Большинство людей этого не знают, а когда им говоришь, проявляют скептицизм или открытое неверие. После пятого гудка (плюс два) откликнулся женский голос:

— Алло?

— Это дом Кларво?

— Да.

— Миссис Кларво?

— Ее нет дома.

— Но я узнала ваш голос, миссис Кларво.

По проводам донесся резкий звук, будто на пол упал металлический предмет.

— Кто… это вы, Эвелин?

— Вы не ожидали услышать меня так скоро?

— Ожидала. Да, я ожидала.

Короткая пауза на другом конце линии, какая-то суета, звуки шагов, затем низкий мужской голос торопливо, но отчетливо произнес: «Спросите ее об Элен. Спросите, где Элен».

— Кто там с вами? — спросила Эвелин. Как будто она не знала. Бедный старый Блэкшир, неуклюже разыскивающий ее по всему городу, точно слепой, бредущий по лесу. «На днях я выскочу к нему из-за дерева».

— Никого со мной нет, Эвелин. Был, но я его отослала. Подумала, что вам… что нам с вами лучше говорить наедине. Эвелин? Вы слушаете?

Она слушает. В тепле, в безопасности, ребенок в башне из слоновой кости, поэт в игрушечном домике.

Мимо кабины прошел осанистый мужчина, она посмотрела на него сквозь грязное узкое стекло в двери. Но он даже не заметил ее. Думал совсем о другом.

— Эвелин? Отвечайте. Отвечайте.

— Не нужно кричать, — холодно сказала Эвелин. — Знаете, я не глухая. У меня стопроцентный слух.

— Извините, что я… кричала.

— Так-то лучше.

— Послушайте меня, пожалуйста. Вы видели Элен? Говорили с ней?

— Почему… — Она довольно улыбнулась, ибо голос ее звучал серьезно и рассудительно, тогда как ей хотелось прыснуть. Видела ли она Элен? Чудесная игра. Надо ее продолжить. Поддержать. Чтобы она сразу не кончилась. — Почему вы спрашиваете об Элен, миссис Кларво?

— Она должна была приехать сюда много часов тому назад. Сказала, что едет домой.

— Ах вон оно что.

— Что вы хотите этим сказать? Вы ее…

— Она передумала. Во всяком случае, ей по-настоящему домой не хотелось. Она не желала, чтобы вы увидели ее в ее нынешнем положении.

— А в каком она… положении?

— Я обещала ей никому не говорить. В конце концов, мы были когда-то подругами, а слово, данное подруге, надо держать.

— Пожалуйста. Ради Господа Бога…

— Опять вы кричите. Мне это не нравится.

— Хорошо, — прошептала Верна. — Я не буду кричать. Только скажите мне, где Элен и что с ней.

— Ну, это долгая история. — На самом деле это было не так. История была короткая и чудесная. Но надо преподать урок этой миссис Кларво: как грубо с ее стороны кричать в трубку.

— Эвелин, пожалуйста, я прошу вас…

— О правде просить не надо. Я говорю ее по собственной воле. Разве не так?

— Так.

— Что бы там обо мне ни болтали, я не лгунья.

— Нет. Конечно, нет. Вы не лгунья. Так что с Элен? С ней все в порядке?

— Я не знаю.

— Но вы сказали…

— Я не сказала, что у нее все в порядке или все не в порядке. Я сказала, что она передумала возвращаться домой.

— Где она?

Мужчина с богатырской грудью снова прошел мимо кабины, на этот раз в обратном направлении. У него были стеклянные глаза и деревянные губы.

— Она работает в доме для call girls,[8] — сказала Эвелин. И заранее задрожала от возбуждения, ожидая реакции Верны, — шок, неверие, протест. Ничего этого не последовало. — Вы слышали, миссис Кларво? Элен работает в доме для call girls. Он — на Саут-Флауэр-стрит. Не место для леди, доложу я вам. Но Элен никогда и не хотела быть леди. Все, что ей требуется, — немного возбуждения. И она его получит. Еще бы! Она его получит.

Снова молчание, трубку не положили. Возбуждение начало выливаться из Эвелин, как кровь из поврежденной артерии. Она затыкала рану словами, чтобы остановить поток.

— Это я устроила ее на работу. Сегодня утром я повстречала ее возле гостиницы. Она сказала, что ей опротивела праздная жизнь, которую она ведет, и она хотела бы заняться чем-нибудь интересным. «Пойдем со мной», — сказала я. И она пошла.

— Теперь я знаю, что вы лжете, — ровным голосом сказала Верна. — Элен никуда с вами не пошла бы. Она предупреждена.

— Предупреждена? Насчет меня?

— Что вы с ней сделали?

— Я вам сказала: устроила на работу.

— Это нелепо.

— Да?

И она мягко положила трубку.

Конечно, это было нелепо, что может быть нелепее бедной старушки Элен в таком заведении. Тем не менее это была правда.

Она начала смеяться, не обыкновенным смехом, а таким, звуки которого рвали ей грудь и голосовые связки. Чувствуя жгучую боль, она кое-как проковыляла к двери и вышла на улицу.

Глава 14

В университете ее знали как доктора Лоренс, но после пяти она становилась Клер и возвращалась в свой дом возле университетского городка в Вествуде, где она проживала с мужем Джоном и перекормленной собакой, спаниелем по кличке Луиз. Высокая, хорошо сложенная молодая женщина с красивыми длинными ногами и венчиком черных волос на голове. Прическа была старомодной и не очень ей шла, зато позволяла быть ни на кого не похожей, чего она и старалась добиться, не прибегая к экстравагантным нарядам и украшениям.

Умная, простая в обращении и с открытым характером, она пользовалась популярностью у студентов, и у нее была куча друзей, в основном среди преподавателей университета. Однако ближайшая ее подруга с наукой ничего общего не имела.

Она повстречалась с Эвелин Меррик месяцев восемь назад на дне рождения у одного из коллег Джона. На пути домой спросила мужа:

— Ну как, она тебе нравится?

— Кто?

— Эвелин Меррик.

— С ней все в порядке, — сказал Джон.

— Ты, конечно, в восторге от нее.

— Слава Богу, хоть один из нас не судит о людях скоропалительно.

— Скоропалительные суждения — самые верные.

— Почему это?

— Потому что в противном случае люди начинают нравиться не благодаря своим внутренним качествам, а из-за того, что отвечают каким-то твоим запросам.

— А тебе не кажется, что это из тебя выпирает степень доктора философских наук?

— И пусть себе выпирает, — сказала Клер. — Я готова держать пари, что она пережила какое-то горе. И не спрашивай снова — кто. Ты знаешь, о ком я говорю.

— Большинство из нас время от времени переживает какое-нибудь горе.

— Я думаю, у Эвелин это было не время от времени. Мне кажется, она когда-то испытала страшное потрясение.

— Может быть, ее лечили шоковой терапией.

— Ты, видно, считаешь, что это смешно.

— Самую малость смешно.

— Собственно говоря, я встречала людей, прошедших лечение шоковой терапией, и все они одинаково осмотрительны, не более. Если им задают вопрос, они предпочитают, чтобы его повторили. И прочее в таком же духе.

— Так ты думаешь, что твою новоиспеченную подругу выпустили под честное слово из желтого дома?

— Ничего подобного, — живо ответила Клер. — Я считаю, что она испытала потрясение в жизни. Интересно, какое.

— Ну, насколько я тебя знаю, ангел мой, ты вытянешь из нее всю ее историю при вашей следующей встрече.

Джон ошибся. В последующие месяцы эти две женщины встречались довольно часто, иногда даже случайно, так как жили в нескольких кварталах друг от друга, а иногда сговаривались встретиться за ленчем, вместе пообедать или пойти в кино; но каково бы ни было пережитое Эвелин потрясение, она о нем не упоминала, а на намеки или прямые вопросы Клер отвечала молчанием или мягким протестом. Поначалу такая способность Эвелин хранить свою тайну мучила Клер, вызывала ее досаду, но со временем она стала уважать это качество своей подруги.

8

Проститутки, вызываемые по телефону (англ.).