Страница 17 из 18
– Чудный образ – «… в томатном соусе»… Да, но идейка этого «соуса» таки ваша!
– То есть?
– А то и есть, что вы вашим блестящим выступлением в Бостонском университете – BU, с одной стороны, сформулировали, кто может и должен претендовать на роль действительного лидера нации, то бишь какими качествами он должен обладать, какими лозунгами флагировать, какими методами действовать, а с другой, – вы показали, на что вы лично способны. И две эти линии пересеклись. Да вы и сами помните, как в момент овладели вниманием неуправляемого зала, подчинили себе, влюбили в себя – я же сидел в середине этого зала и на себе всё это чувствовал.
– Извините, но даже если это и так, не путайте: профессия лектора или оратора совсем не равнозначна профессии руководителя вообще, огромной и расхристанной страны, в частности и в особенности.
– Согласен. Но на пути к этой второй профессии – профессии президента, давайте называть вещи своими именами – умение так говорить, как говорите вы, более того гипнотизировать зал, более того, обладание такой мощной харизмой, – наиглавнейшие компоненты, мощнейшие инструменты воздействия и, следовательно, победы. Вспомните слова так ценимого вами – я знаю! – Наполеона Бонапарта: кто не умеет говорить, карьеры не сделает.
– Вы знатно подготовились.
– Фирма веников не вяжет. Поймите, мы к вам относимся чрезвычайно серьезно. ЧРЕ-ЗВЫ-ЧАИ-НО!
– Хорошо. Ну а потом?
– Потом – потом. Давайте рассматривать неприятности по мере их поступления.
– Извините, но для меня сначала то, что потом. – «Что я делаю, я втягиваюсь в разговор на это совершенно нелепую тему, старый мудак!» – У нас нелепый разговор, но если уж вам так приспичило и вы приехали поболтать со мной на отвлеченную тему, то – пожалуйста, у меня сейчас каникулы и есть время. – «Зачем я это делаю? Надо было попрощаться и уйти, заплатив за чай». – Даже если и допустить, что я становлюсь – ну это бред, это невозможно по определению – становлюсь президентом, что я могу сделать? Я – человек без связей, без поддержки, одинокий беспомощный волк…
– Вот это и прекрасно! Кажущаяся ваша слабость станет вашей силой. Вы – свободны в маневре. Вы – притягательны для всех. Массы любят и активно вступают в защиту таких безумных одиночек, вспомните начало карьеры Ельцина – одного против всего партаппарата. – Вы, не связанный со всеми одиозными именами и группами, станете их кумиром, при соответствующей подаче, конечно. Каждая прослойка элиты будет надеяться привлечь вас, казалось бы, одинокого и беззащитного, к себе, пригреть, обласкать и использовать, и все они будут поддерживать вас в надежде…
– А рулить будете вы – из Лондона.
– Ну… зачем так. Рулить будете вы. Понадобится наша помощь, наш совет – всегда с радостью, не понадобится – воля ваша.
– Вы же прекрасно понимаете, рулить без аппарата – разветвленного и дееспособного – невозможно, так же как невозможно создать его в течение обозримого будущего. Что бы там ни говорили о нынешней диктатуре, этот маразм был востребован обществом. К власти этих карликов привели не ночные танковые броски на столицу, а мягкие ручки различных либералов. Главное же, что бы там ни было, эти троечники имели за своей спиной уже порядком деградировавший, но ещё мощный аппарат подавления, даже не столько мощный, сколько имевший репутацию мощного. Плюс энтузиазм поддержки тогда единой корпорации богатых людей, владевших состоянием России и надеявшихся при помощи рыцарей меча и щита свое влияние законсервировать и упрочить. Наконец – любовь масс. При всех подтасовках, при всех особенностях национальной охоты за голосами, они – кремлевские сидельцы – пользуются любовью и поддержкой большей части общества. Конечно, не 99,9 процента, но свои 70–75 процентов они имеют. Народ любит их.
– По-моему, вы путаете любовь как первичное чувство, с любовью как сублимацией страха.
– Не путаю. Это точно: страх – властелин каждого, включая Президента. Поэтому, кстати, он никогда добровольно не уйдет, будет цепляться ручонками до последнего, прольет моря крови, но не уйдет, – не из-за любви к власти, из-за страха… Страхом пронизано русское общество уже сотни и сотни лет. Страх и любовь, как сублимация страха – фундамент в отношении русского человека к власти и власти – к русскому человеку. Это так же, как с похитителем, террористом: заложник начинает любить своего тюремщика, а тюремщик, издеваясь и пытая своего узника, проникается любовью к нему. Это – прописные истины. Но мне не важно в нашем теоретическом разговоре, что есть любовь, а что страх, камуфлированный под любовь. Страх, помноженный на страх в виде любви, никогда не даст никому возможности взойти на трон, только если на троне не задумают новую рокировку. Как известно, изменения на Руси возможны только сверху.
– Так давайте ломать эту традицию. Вы опять правы, страх – великая сила на Руси. Но есть нечто сильнее страха. – Любопытство и азарт. Написано: «Не влезай – убьет!» А ведь лезут. Может, и не убьет! Коробочка, скорее всего, пуста – разворована. Или местные кулибины провода давно уже скрутили и сдали в металлолом, и никакого электрического тока – помните, что это такое? – нет и быть не может. Да и сама электростанция давно уж проржавела и приказала долго жить. Так что – не убьет. Но ежели все в целости-сохранности: китайцы позаботились – даже искрит – всё равно влезут, так как интересно. Любую степень страха, любую самую хитроумную сублимацию – самый совершенный предохранитель страха – одолеет простое, бабское, так сказать, любопытство. И кураж. Азарт. «Не влезай», – а я влезу, чтоб вся деревня видела. И кто выше влезет!
– Это всё умные предположения, на практике же…
– На практике всё будет иначе, чем вы разумно предполагаете. На практике к вам хлынут потоки жаждущих услужить, удружить, прислужить. Дело не в вашем обаянии и личном гипнозе, хотя это не маловажно. К новому барину все будут льнуть и подставлять выю по тысячелетней привычке быть холопами. Старый же барин надоел по кадык, до рвотного рефлекса. Это – не досужие домыслы. Это проверенная информация, идущая от самого ближнего окружения Пахана.
– То есть вы хотите сказать, что я должен буду терпеть и, более того, сотрудничать с этими хорьковыми, фиофилактами, сучиными и прочими ивановыми-петровыми?
– А почему и нет, если они будут вам верно служить.
– Тогда я стану таким, как они.
– Вы не станете! Именно вы не станете.
– Слушайте, а зачем МНЕ это нужно? Мне что, жить надоело? Спокойно, привычно жить… Я ввязался в этот дурацкий, простите, разговор… Зря ввязался. Но даже если предположить… Да и предполагать нечего… Бред какой-то… Но если предположить – за-чем!!! Что я похож на честолюбца, любителя властвовать?
– Нет. И опять именно поэтому мы остановились на вас. Властвовать должен тот, кто тяготится властью, а не упивается ею…
– Кто это «мы»?
– Об этом позже. Когда вы согласитесь.
– Я не соглашусь.
– Вы спрашиваете, зачем вам это нужно. Вы не хотите освободить хотя одного-двух политзаключенных, оболганных, ошельмованных, ограбленных, пожизненно распятых только по прихоти злобного гамадрила? А таких – тысячи и тысячи, только имен мы их не знаем. Вы не хотите наказать зарвавшуюся, обнаглевшую, набухшую чужой кровью сволочь? Вы не хотите хоть чуть-чуть облегчить жизнь миллионам замученных, до нитки обворованных, голодных людей – неплохих, кстати, людей, несчастных? Вы не хотите хоть на миллиметр вытянуть вашу Родину из того позора и убожества, в которые ее ввергли нынешние кремлевцы? Вы не хотите, чтобы у вашей страны по периметру и дальше появились, если не друзья, то хотя бы не враги? – Зачем мне это надо? – Затем!
– Но я никогда не смогу этого сделать, мне не дадут даже подойти близко к Кремлю… Да и не имею я права. Я американский гражданин…
– Но вы и гражданин России, у вас законное двойное гражданство. Американское, в случае вашего избрания, вы можете приостановить – я в этом деле не специалист, но в вашем распоряжении будет коллегия лучших мировых адвокатов, которая все эти проблемы устранит.