В тихом омуте

– Да, это один из наших пациентов, я в этом уверена. Его приводят довольно часто. У него аллергия на шоколад, яйца, молоко и так далее.

– Кто его приводит?

– Мать. Она из тех сумасшедших матерей, которым ничего не стоит поднять доктора с постели в час ночи из-за малейшего признака болезни у ее сына. Сверхзаботливая мать.

Похоже на Телму. Значит, она жива. Действительно, это был лимонный дурман. И Тьюри спросил:

– А как она выглядит?

– О, ничего особенного. Я хочу сказать, что трудно описать женщину, которая выглядит обыкновенно. Разве что волосы – они у нее роскошные. – Мисс Гиллспай еще раз глянула на фотографию, удивленно подняла брови и вернула ее Тьюри. – Вы сказали, мальчика зовут Ронни?

– Да.

– Уверена, что вы ошиблись. Или я. В общем, кто-то из нас.

– Почему?

– Этот мальчик – Гарри Брим.

Глава 22

Дом располагался среди холмов за городом. Почтовый ящик в начале идущей по дуге бетонной дорожки был выполнен в виде старинного дилижанса. Имени владельца на нем не оказалось, только номер дома – 2479. Дверцы дилижанса были открыты. Там лежала незабранная почта – один журнал "Лайф" и больше ничего.

Долину продувал ветер. Он тряс ветви стоявших вдоль дороги эвкалиптов, слетавшие с них сухие стручки стучали по крыше машины и с шуршаньем разлетались по сторонам, точно испуганные мыши.

Дом из слегка подкрашенной красноватой древесины выглядел просто и элегантно, перед ним был просторный дворик, который, как видно, недавно полили из шланга. От плитки поднимался пар, словно под ним тлел скрытый огонь. Кроме поднимающегося пара, не было никаких признаков того, что дом обитаем. Тьюри нажал кнопку звонка у калитки, подождал, нажал еще несколько раз подряд – никакого отклика.

Тогда он прошел через двор и спустился по крутой тропинке между пышных гераней за дом. Там был второй дворик, поуютнее, с крышей из плексиглаза, украшенный камелиями, которые росли в кадках из красноватого дерева.

Сначала он увидел мальчика, тихо сидевшего в песочнице и" самозабвенно работавшего с игрушечным самосвалом. Потом увидел и женщину. Возможно, она была в доме и видела, как подъехала машина, или слышала, как заскрипела калитка и на тропинке раздались чьи-то незнакомые шаги. Во всяком случае, она приготовилась к появлению гостя, ждала его. Сидела напряженно выпрямив торс, в плетеном парусиновом шезлонге, предназначенном для отдыха полулежа. Руки ее были крепко прижаты к коленям, будто примерзли к ним.

– Привет, Телма.

В ответ она лишь заморгала глазами.

– Давненько не виделись.

– Не так уж давно. Можно сказать, совсем не так давно. – Она устало смотрела, как он подходит к ней. – Как вы меня нашли?

– По фотографии мальчика.

– Да, это была моя ошибка, правда? Что ж, теперь дела не поправишь. – Она откинулась на спинку шезлонга и посмотрела на небо, словно возносила к нему молчаливую мольбу. – Я боялась, что в один прекрасный день я буду вот так же сидеть здесь и вдруг появитесь вы. Теперь это произошло на самом деле, но мне кажется нереальным.

– Это вполне реально.

– Да.

– Как поживает Чарли? Молчание.

– А Энн?

На этот раз вместо ответа Телма устало пожала плечами.

– Никакого Чарли не было, – сказал Тьюри. – И никакой Энн. Никогда не было... много чего.

– Звучит не очень правильно грамматически, но это, конечно, правда. Никогда не было ни Чарли, ни Энн.

– А только вы и Гарри?

– Только Гарри и я.

– А Рон?

– Рон. – Она произнесла это имя как будто давно его не слышала и не думала о нем. – Да. Вы наверняка хотите поговорить о Роне?

– А вы не хотите?

Телма криво улыбнулась.

– Не совсем так. Я... садитесь, Ральф. Мне надо уложить малыша, ему пора соснуть часок. – Неловко выбравшись из шезлонга, она подошла к песочнице, где играл мальчик, и протянула к нему руки. – Пойдем, малыш. Оставь пока свой самосвал. Пора немного поспать.

Мальчик испустил довольно вялый протестующий вопль.

– Ну, Гарри, веди себя прилично. У нас гость. Иди, поздоровайся с дядей.

Гарри выполз из песочницы на четвереньках, робко улыбнулся Тьюри и побежал впереди матери в дом, хлопнув решетчатой дверью с сеткой от москитов.

– Я скоро, – сказала Телма. – Он хорошо засыпает днем. Он... Я хотела бы...

Она схватилась рукой за горло, словно пытаясь унять боль от невысказанных слов. Потом повернулась и быстро вошла в дом.

Тьюри гадал, что она хотела сказать: "Он чудесный мальчик... Я хотела бы, чтобы вы ушли и оставили нас в покое... Я хотела бы, чтобы вы не приезжали сюда..."

Из кухни слышались разные звуки: открывалась и закрывалась дверца холодильника, брякали стаканы, жужжал миксер.

– Вот тебе апельсиновый сок, Гарри.

– Я хочу молока.

– Тебе нельзя молоко, дорогой, ты же знаешь, что сказал доктор.

– Я хочу молока.

– А знаешь что, Гарри, когда я была маленькой девочкой, мы не видели столько апельсинов, сколько их видишь ты. Впервые я увидела апельсин на Рождество, и он был такой красивый, что я не стала его есть, как будто он из чистого золота. И я держала его у себя в комнате, мечтая о том дне, когда его съем. Но я так и не съела его, потому что он засох, сморщился и есть его было уже нельзя.

Казалось, сна говорит эти слова не ребенку, а Ральфу, старается что-то объяснить, оправдаться – апельсин из чистого золота, который она сорвала, засох и сморщился.

– Ну, вот, ты и выпил все до дна, молодец. Теперь пойдем в кроватку.

Образы всплывали в сознании Тьюри, точно сталкивавшиеся друг с другом пузыри, все они лопались, пока не остался один, четкий и ясный. Фигура в белом. Дежурная сестра отделения травматологии, куда привезли Гарри после аварии, и женщина с заученной улыбкой, в накрахмаленном халате.

Мисс Хатчинс. Он видел ее лишь однажды два года назад. Не думал, не гадал, что снова увидит ее хотя бы в мыслях, не думал, что она, преодолев годы и тысячи миль, вновь предстанет перед ним в дворике за домом Телмы и повторит свои слова о Гарри: он был мертвецки пьян, когда его привезли... анализ крови на содержание алкоголя показал всего одну десятую процента... от такой дозы нормальный человек даже не запьянеет... он, видно, их тех, кто слаб на спиртное".

Но Гарри никогда не был слаб на спиртное, в их компании он держался лучше всех. Еще долго после того, как Уинслоу сползал под стол, Гэлловей блевал, склонившись через перила черного хода чьего-нибудь дома и сам Тьюри впадали черную меланхолию, Гарри оставался душой компании.

Значит, не был он мертвецки пьян. Притворялся, разыгрывал одну из заранее спланированных и тщательно рассчитанных по времени сцен, в которых играл роль трагической жертвы, чтобы отвлечь внимание от настоящей жертвы – Гэлловея. Все его поступки представляли собой умелую инсценировку, от звонка Телме из Уайертона до его последнего письма о назначении на работу в Боливийскую нефтяную компанию. А доверчивые зрители реагировали на его игру, как ему требовалось. Действие первое: ах, бедный Гарри, какой жестокий удар для такого славного парня! Действие второе: Гарри смело начинает искать новый путь и находит его. Действие третье: Гарри исчезает на нефтепромыслах Боливии.

Да, Боливии. Господи, какими дураками были мы все! Мы ни на минуту не подвергали сомнению ни один из его фарсов. Отречение Телмы от Гарри, его неудачная попытка вернуть ее, настойчивое желание Телмы пробиваться в жизни в одиночку, ее отказ отвечать на его письма, реакция на его "женитьбу" – все это был обман. Мы полагали, что Гарри и Телма все больше удаляются друг от друга, на самом деле они становились все ближе друг к другу, ибо теперь их связывали не только узы любви, но и более сильные узы совместной вины.

Телма вышла из дома. Она надела свитер и сейчас застегивала пуговицы у ворота, как будто вдруг похолодало.

– Я позвонила Гарри. Он едет домой.