Ловушка

Патрисия заметила служебных собак — немецких догов — и подошла поближе.

— Можно погладить?

Полицейский, чуть помешкав, разрешил.

Она почесала пса за ухом, и тот благодарно высунул язык.

Говорят, личность формируют родители, но для Патрисии главным человеком служила сестра. Когда во втором классе Патрисию стали задирать девчонки, Хейли поколотила одну в острастку остальным. Когда в «Мэдисон-Сквер-Гарден» (старшая взяла младшую на концерт популярной исполнительницы кантри) какие-то парни при виде их присвистнули, Хейли, загородив сестру, приказала им заткнуться. Как-то вечером в «Дисней уорлде» родители отпустили дочерей одних, те повстречали мальчиков постарше себя и отправились выпить с ними в спортивный отель. Хорошей девочке это ничем бы не грозило. И не то чтобы Патрисия не была хорошей девочкой. Была. Но оставалась при этом подростком. После первой в жизни порции пива она стала целоваться с каким-то Паркером, а Хейли следила, как бы тот не позволил себе лишнего.

— Начнем из глубины парка, — услышала Патрисия следователя Тремонта, обращавшегося к кинологу.

— Почему? — спросил тот.

— Если она жива, если этот ублюдок построил что-то вроде лачуги и спрятал ее там, то наверняка подальше от троп, иначе бы уже нашли. Но если девочка рядом с дорогой…

Тут Тремонт замолчал — заметил слишком близко стоявшую Патрисию. Она, продолжая гладить пса, посмотрела в сторону леса и сделала вид, что ничего не слышала — все три последних месяца не впускала страшные мысли. Хейли сильная, Хейли выживет; просто уехала в сумасшедшее путешествие и уже скоро вернется домой.

Но теперь, глядя на лес и почесывая собаку, Патрисия представила до этого невообразимое: брошенную, напуганную, раненую, плачущую сестру — и зажмурилась. Подошел Фрэнк Тремонт, встал рядом, кашлянул, стал ждать, пока она откроет глаза. Наконец открыла, готовая услышать слова утешения. Но тот молчал, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

Тогда Патрисия снова зажмурилась, не переставая гладить пса.

ГЛАВА 21

Уэнди стояла перед оградительной лентой и говорила в микрофон с логотипом «Эн-ти-си», стараясь придать словам вес, при этом избегая излишней телевизионной драматичности:

— Итак, мы ждем известий. Из парка «Рингвуд-стейт» на севере Нью-Джерси Уэнди Тайнс, новости «Эн-ти-си».

Она опустила микрофон.

— Наверное, надо переснять, — сказал оператор Сэм.

— Зачем?

— У тебя хвост растрепался.

— Ничего.

— Да брось, затяни потуже, дел на две минуты. Вик захочет другой дубль.

— К черту Вика.

Сэм закатил глаза:

— Ты серьезно?

Она не ответила.

— Не ты ли была готова порвать за кадр со смазанным макияжем? С чего вдруг принципы поменяла? Идем снимем еще раз.

Уэнди отдала ему микрофон и пошла прочь. Сэм, конечно, прав. Она тележурналист. Все, кто думает, что внешний вид тут не важен, или простаки, или идиоты. Важен. Она приводила себя в порядок для камеры, снимала дубль за дублем и при не менее мрачных обстоятельствах.

Одним словом, в ее растущий список недостатков можно добавлять лицемерие.

— Ты куда? — спросил Сэм.

— Если что — мобильник у меня с собой. — Уэнди зашагала к машине.

Она собиралась звонить Филу Тернболу, но вспомнила слова его жены Шерри: Фил по утрам в одиночестве листает объявления в «Пригородном кафе» на семнадцатом шоссе. Ехать туда минут двадцать.

У классических стародавних кафе Нью-Джерси были чудесные полированные стены из алюминия; у тех, что поновее (года шестьдесят восьмого), — фасады искусственного камня, вызывавшие у Уэнди тоску по тому самому алюминию. Впрочем, интерьеры изменений почти не претерпели: все те же маленькие музыкальные автоматы у каждого столика, вертящиеся стулья у стойки, пончики под стеклянным колпаком (под таким Бэтмен держал телефон), выгоревшие на солнце фотографии с автографами местных знаменитостей, о которых никто никогда не слышал, и угрюмый парень с мохнатыми ушами за кассой.

В автомате звучал хит восьмидесятых «Правда» группы «Спандау балет» — странный выбор для шести утра. Фил Тернбол сидел в угловой кабинке — серый костюм в тонкую полоску и желтый галстук (такие называли «галстук власть имущих»). Газету он не читал, а вглядывался в чашку с кофе, будто та скрывала ответ.

Уэнди подошла и стала ждать, когда на нее посмотрят. Не дождалась.

Не поднимая глаз, Фил спросил:

— Как вы меня нашли?

— Ваша жена упомянула это место.

— Выходит, знает? — Он грустно улыбнулся.

Уэнди промолчала.

— А что именно она сказала? Наверное, «разнесчастный Фил каждое утро сидит в кафе и жалеет себя»?

— Совсем не это.

— Ну да, ну да.

Уэнди интересовали совсем другие подробности.

— Не против, если я присяду?

— Мне нечего вам сказать.

Газета была открыта на статье об айфоне Хейли, найденном в номере Мерсера.

— Читаете о Дэне?

— Угу. По-прежнему его защищаете? Или с самого начала дурили мне голову?

— Не поняла.

— Вдруг вы и до вчерашнего дня знали, что Дэн похитил эту девушку? Вдруг решили — раскроете свои планы и я не стану говорить, поэтому притворились, будто хотите восстановить его репутацию.

Уэнди села напротив.

— Такого я никогда не говорила. Я хочу выяснить правду.

— Очень благородно.

— Почему вы так враждебно настроены?

— Видел вчера, как вы разговаривали с Шерри.

— Ну и что?

Фил Тернбол взял чашку обеими ладонями: один палец — на ручку, другим придерживал.

— Просили убедить меня пойти вам навстречу?

— Тот же вопрос: ну и что?

Он отпил, осторожно поставил кофе на место.

— Я растерялся. То есть вы говорили — Дэна подставили, и это было похоже на правду. Но теперь-то… — он подбородком указал на статью, — о чем нам говорить?

— А вдруг вы поможете найти девушку.

Фил помотал головой и закрыл глаза.

— В чем дело?

Официантка (отец Уэнди называл таких подстилками) — дородная блондинка с грушевидным телом и карандашом за ухом — спросила:

— Что закажете?

— Ничего, спасибо.

Дама неторопливо отошла. Тернбол так и сидел с закрытыми глазами.

— Фил?

— Только между нами, хорошо?

— Да.

— Как бы так объяснить, чтобы вы не поняли неправильно…

Уэнди не стала подгонять.

— В общем, Дэн и вся эта ерунда с сексом…

Она чуть не вспылила — «ерунда с сексом»? Вот так просто назвать «ерундой» попытки устроить встречу с одной несовершеннолетней и, возможно, похитить другую? Однако ситуация не подходила для чтения морали, и Уэнди вновь промолчала.

— Поймите правильно — я не хочу сказать, что Дэн был педофилом, совсем нет. — Фил опять умолк, но теперь она сомневалась, заговорит ли сам, если не подтолкнуть.

— Тогда кем?

— Ну… Дэн не возражал подцепить девчонку, пока та еще молоденькая.

Уэнди похолодела.

— Подцепить, пока молоденькая?..

— Одно время — не забывайте, прошло уже двадцать лет — он предпочитал девушек значительно моложе себя. Нездорового за ним не замечали. Просто любил ходить на вечеринки к старшеклассницам, приглашал их в кампус на разные мероприятия. Вот как-то так.

У Уэнди пересохло во рту.

— Насколько моложе?

— Не знаю. Документов не спрашивал.

— Насколько, Фил?

— Я же говорю: не знаю. — Он заерзал. — Мы-то были первокурсниками, лет по восемнадцать-девятнадцать, а те девчонки, наверное, старшеклассницами. Разница небольшая. Дэну где-то восемнадцать, им — где-то на три-четыре года меньше.

— Четыре? Выходит, лет по четырнадцать?

— Не знаю, это я к примеру. Как будто сами не в курсе, что некоторые четырнадцатилетние выглядят гораздо старше. Видите же, как одеваются и все такое — привлекают внимание взрослых парней.

— Даже не начинайте.

— Вы правы. — Фил потер лицо обеими ладонями. — Господи, моей дочке столько же. Я его не защищаю, я хочу объяснить. Дэн не извращенец и не насильник. Конечно, засматриваться на молоденьких — да. Но схватить, выкрасть, причинить боль? Нет, такого даже представить не могу.