Как он похож на ангела

Дорис. Двадцать четыре часа назад он с ней попрощался. Она предлагала денег взаймы, но он по причинам, которые ему не были ясны ни тогда, ни теперь, отказался. Возможно, денег он не взял из боязни, что от них к нему протянутся искусно скрытые нити. Он взглянул на книгу, которую получил от Сестры Благодать, и подумал, какие нити могут протянуться от нее.

– Мистер Куинн!

Он поднялся и отворил дверь.

– Входите, Сестра. Ну как Отречение? Хорошо поужинали?

Сестра Благодать подозрительно посмотрела на него.

– Неплохо, особенно если учесть, в каком состоянии Мать Пуреса[1]. У бедняжки совсем помутился разум.

– А от чего, собственно, вы отрекаетесь? Надо полагать, не от еды?

– Вас это не касается. Пойдемте, и бросьте ваши шуточки. В столовой никого, вас ждет баранье жаркое и большая чашка горячего какао.

– Я думал, вы презираете возбуждающие напитки.

– Какао не тот возбуждающий напиток. Мы специально обсуждали этот вопрос в прошлом году, и большинство согласилось, что, поскольку в нем много питательных веществ, его пить можно. Одна только Сестра Блаженство Вознесения проголосовала против, потому что она жад... бережливая. Я вам рассказывала о волосах в матрасе?

– Да, – ответил Куинн, предпочевший бы забыть об этом.

– Лучше спрячьте книгу. Никто, конечно, не будет за вами следить, но к чему рисковать?

– Действительно, к чему?

Он накрыл книгу одеялом.

– Вы ее начали читать?

– Да.

– Правда интересная?

Куинн подумал, что ниточки, которые к ней приделаны, могут оказаться гораздо интереснее, но промолчал.

Они вышли наружу. Над самыми соснами висела полная луна. В небе было столько звезд, сколько Куинн не видел никогда в жизни, и, пока он стоял и смотрел, появились еще.

– Можно подумать, что вы в первый раз видите небо, – сказала Сестра Благодать с ноткой нетерпения в голосе.

– Пожалуй, так оно и есть.

– Но небо каждую ночь такое.

– Я бы не сказал.

Сестра Благодать взглянула на него с беспокойством.

– А вдруг на вас снисходит откровение свыше?

– Я восхищаюсь вселенной, – сказал Куинн, – но если вам хочется наклеить на это свой ярлык, то давайте.

– Вы меня не поняли, мистер Куинн. Я вовсе не хочу, чтобы сейчас на вас снисходило откровение свыше.

– Почему?

– Это было бы некстати. Я хочу вас кое о чем попросить, а в такой момент это было бы бестактно.

– Не волнуйтесь, Сестра. И скажите, о чем это вы хотите меня попросить.

– Потом, когда поедите.

В столовой никого не было. Кресло-качалка Брата Голос и птичья клетка перекочевали, видимо, вслед за хозяином в Башню. На столе возле печи стоял прибор.

Куинн сел, и Сестра Благодать положила на одну тарелку баранье жаркое, а на другую толсто нарезанные куски хлеба. Как и днем, она следила за трапезой Куинна с материнским интересом.

– Цвет лица у вас плоховатый, – сказала она после недолгого молчания, – но едите вы с аппетитом и на вид довольно здоровы. Я хочу сказать, что, если бы вы были слабым, я бы вас, конечно, не стала ни о чем просить.

– Внешность обманчива, Сестра, я очень слабый. У меня больная печень, увеличенная селезенка, плохое кровообращение...

– Чепуха!

– Тогда говорите.

– Я хочу, чтобы вы кое-кого разыскали. Не самого человека, а просто узнали бы, что с ним. Понимаете?

– Не совсем.

– Прежде чем рассказывать дальше, я хочу предупредить, что заплачу. У меня есть деньги. Здесь об этом не знают. Мы отрекаемся от всего, что имеем, когда становимся Братьями и Сестрами. Наши деньги и даже одежда, в которой мы сюда приходим, поступают в общий фонд.

– Но вы кое-что отложили на черный день?

– Ничего подобного, – резко ответила она. – Мой сын – он живет в Чикаго – присылает мне на каждое Рождество двадцатидолларовую бумажку. Я обещала ему, что буду оставлять деньги себе, а не отдавать Учителю. Сын не одобряет всего этого, – она неопределенно повела рукой, – он не верит, что человек может быть счастлив служением Господу и Истинно Верующим. Он считает, что я повредилась в уме после смерти мужа, и, возможно, так оно и есть. Но я нашла тут новый дом. Здесь мое место, и я отсюда никогда не уйду. Я здесь нужна. У Брата Голос плеврит, у Учителя слабый желудок, у Матери Пуресы – это жена Учителя, очень старенькая, – голова не в порядке.

Поднявшись, Сестра Благодать подошла к печи и остановилась перед ней, потирая руки, будто ощутила внезапно холод смерти.

– Я тоже старею, – сказала она. – Бывают дни, когда это чувствуется особенно сильно. Душа моя спокойна, но тело бунтует. Ему хочется чего-то мягкого, теплого, нежного. Когда я по утрам поднимаюсь с постели, моя душа прикасается к небу, а вот ноги – ох, как же им холодно, как они болят! Однажды в каталоге "Сиэрс" я увидела тапочки и теперь часто думаю о них, хотя не должна бы. Они были такие розовые, махровые, мягкие – лучше представить невозможно, но, конечно, они потакание плоти.

– Совсем не страшное, по-моему.

– Вот таких-то и нужно опасаться. Они множатся, растут как сорняки. Сначала мечтаешь о теплых тапочках, а потом оглянуться не успеешь, как и о другом.

– Например?

– О настоящей ванне с горячей водой и двумя полотенцами. Ну вот, пожалуйста, – она повернулась к Куинну, – что я вам говорила? Мне уже нужны два полотенца, хотя и одного достаточно. Нет, правду говорят, что человек не бывает доволен тем, что у него есть. Если бы я искупалась в горячей ванне, то захотела бы это повторить, а потом стала бы требовать горячую ванну каждую неделю или даже каждый день. А если все в Башне последуют моему примеру? Что же это, мы все будем целыми днями лежать в горячих ваннах, а скот пусть голодает и огород покрывается сорняками? Нет, мистер Куинн, если бы вы мне сию минуту предложили горячую ванну, я бы отказалась.

Куинн хотел заметить, что не имеет привычки предлагать горячие ванны незнакомым женщинам, но воздержался, боясь обидеть Сестру Благодать. Она была настроена так серьезно и воинственно, будто спорила с самим дьяволом.

– Вы слышали о таком месте – Чикото? Это маленький город, примерно в ста милях отсюда, – сказала она, помолчав.

– Да, Сестра.

– Я хочу, чтобы вы отправились туда и разыскали человека по имени Патрик О'Горман.

– Старый друг? Родственник?

Она сделала вид, что не слышит.

– У меня есть сто двадцать долларов.

– Это же целая шеренга махровых розовых тапочек, Сестра!

Она вновь оставила его слова без внимания.

– Возможно, это будет совсем нетрудно сделать.

– Допустим, я найду О'Гормана. Что дальше? Передать ему что-нибудь? Поздравить с Четвертым июля?

– Нет, просто возвращайтесь сюда и расскажите мне все, что узнаете. Но только мне, и никому больше.

– А если он не живет больше в Чикото?

– Тогда узнайте, куда он уехал. И ни в коем случае не пытайтесь с ним связаться, толку от этого никакого не будет, а вред может получиться большой. Вы согласны?

– Я сейчас не в том положении, чтобы не соглашаться, Сестра. Но должен заметить, что вы рискуете. Я ведь могу исчезнуть с этими ста двадцатью долларами и никогда не вернуться.

– Можете, – спокойно сказала она, – в таком случае я получу еще один урок. Но, с другой стороны, вы ведь можете и вернуться. Я рискую деньгами, которые все равно не потрачу. Учителю я их отдать тоже не могу, поскольку не хочу обманывать сына.

– Вы так умеете повернуть дело, что на первый взгляд все кажется очень простым.

– А на второй?

– Не понимаю, почему вас так интересует этот О'Горман?

– А вам и не надо понимать. То, о чем я вас прошу, для меня очень важно.

– Хорошо. Где деньги?

– В надежном месте, – ласково ответила Сестра Благодать. – Пусть они там побудут до завтрашнего утра.

– Означает ли это, что вы мне не доверяете? А может, вы не доверяете Братьям и Сестрам?

1

Pureza – чистота (исп.).