Как он похож на ангела

Она отказывалась верить, что Джорджа убили. Нет, у него закружилась голова, когда он стоял на вершине Башни, и он упал сам. А произошло это потому, что он неправильно питался и не привык подниматься на большую высоту. Это она твердила и Куинну, и шерифу Ласситеру, и полицейским Чикото, и Джону Ронде, не пытаясь объяснить себе или им, что Джордж в Башне делал. На вопросы об Альберте она отвечала молчанием.

– Что, Вилли, тоскуешь? – спросила она вслух. – Так тебе и надо. Кто задерживал моего сына допоздна? Из-за кого он спал меньше восьми часов? Кто заставлял его есть ресторанную еду, где полно холестерина и совсем нет рибофлавина и кальция? С кем он часами сидел в кино, вместо того чтобы заниматься спортом?

В последние дни она начала разговаривать сама с собой и с людьми, которых не было рядом, да и не могло быть. Большей частью она повторяла то, что вычитала в книгах о разумной диете, самовнушении, развитии силы воли, активном образе жизни, а также о достижении счастья и спокойствия путем медитации. Она верила авторам этих книг как пророкам, и ее не смущало, что они часто противоречат самим себе и друг другу.

– Эти полицейские так глупы, что не могут понять элементарных вещей. Во-первых, Джордж устал от подъема по ступенькам, поскольку его организм не был к этому готов. Его артерии были забиты холестерином, сердечная мышца плохо работала. Во-вторых, ему следовало утром получить не меньше восьмидесяти пяти граммов протеина и, по крайней мере, один грамм кальция, чего он, конечно, не сделал.

Перелив смесь из миски в большой стакан, она посмотрела ее на свет и увидала в сероватой кашице юность, здоровье, оптимизм, счастье, безмятежность, чистые артерии, крепкие мышцы, удачу в делах и вечную жизнь.

– Если бы Джордж так завтракал, – сказала она, поднося стакан ко рту, – он был бы сейчас жив. И не страдал бы головокружениями.

Первый глоток был горьким. Она сделала второй, но смесь оставалась такой же – горькой, слишком жидкой для еды и слишком густой для питья.

– Я что-то забыла положить. Но что? Что?

Наступил сентябрь. Салли с Ричардом вернулись в школу, и Марта помогала им по вечерам делать уроки. Однажды Ричард написал сочинение "Как я провел лето" и принес матери, чтобы она проверила, много ли в нем ошибок.

– Кошмарный почерк, – сказала Марта, – или теперь в школах не учат писать красиво?

– Учат, – бодро отозвался Ричард, – но я не стараюсь.

– Ничего не могу разобрать.

– А ты попробуй.

– Я-то попробую, но вот что скажет учитель?..

Из сочинения следовало, что Ричард все лето трудился, не разгибая спины.

– Это ты о себе пишешь?

– Ну да! Вот же заголовок: "Как я провел лето". Слушай, мам, знаешь, как живут некоторые ребята?

– Знаю, – вздохнула Марта. – Ты мне говорил, разъезжают в собственных "кадиллаках", получают по пятьдесят долларов в неделю на карманные расходы и возвращаются домой, когда хотят.

– Я не о том, мам. Некоторые... один, во всяком случае, печатает на машинке.

– В таком возрасте?

– Ну да! А что?

– Если ты сейчас начнешь все печатать на машинке, то разучишься писать от руки, когда придет время поступать в колледж.

– Но ты говоришь, что я и сейчас не умею!

– Вот что, умник, забирай-ка свои каракули и все перепиши заново! Слышишь?

Ричард закатил глаза и, став по стойке смирно, ответил:

– Так точно!

– Иначе хорошей оценки тебе не видать.

– Мам, а разве у нас не было когда-то машинки?

– Была.

– Где она?

– Не знаю, – ответила Марта после секундного колебания.

– Так, может, она до сих пор валяется где-нибудь в гараже или кладовке? Я сейчас поищу.

– Не надо, Ричард, ты ее не найдешь.

– Но ты ведь не знаешь, где она?

– Я знаю, где ее нет, так что не лезь ни в кладовку, ни в гараж. И хватит рассказывать, как живут другие. Считай, что в нашем доме нарушаются права человека, а посему: кругом, марш.

Она говорила намеренно веселым тоном, чтобы сын не заметил, как поразило ее внезапное упоминание о пишущей машинке, портативной машинке Патрика, на которой он в свое время так и не научился хорошо печатать. Машинка была подержанной, строптивой, клавиши в ней цеплялись одна за другую, поля съезжали, а звонок звонил, когда хотел. Она вспомнила, как терпеливо Патрик склонялся над ней, стараясь овладеть очередной премудростью, в которой преуспел не больше, чём в остальных. "Зачем я была такой упрямой? – думала Марта. – Я постоянно внушала ему, что он может, а он не мог, и когда падал, я успевала подложить подушку. Вот он и не разобрался, на что способен, а на что нет".

Ричард ушел к себе, а Марта набрала номер в Сан-Феличе. Куинн снял трубку после второго звонка.

– Алло!

– Это Марта, Джо.

– Я как раз сидел и думал, не начнешь ли ты мной тяготиться, если я опять позвоню. Тут кое-что случилось. В каком-то гараже в Сан-Диего отыскали Брата Венец, он там работает механиком. Мы с Ласситером съездили туда вчера и попробовали его допросить, но ничего не вышло. Стойкий Брат заявил, что видит меня первый раз в жизни и о Башне ничего не знает. Так что очередной тупик, но на всякий случай я тебе рассказываю.

– Спасибо, – сказала Марта. – Как тебе работается?

– Неплохо. Ни единой лодки продать пока не удалось, но я не теряю надежды.

– В субботу приедешь?

– Не знаю. Хочу наведаться в Лос-Анджелес, вдруг миссис Харли Бакстер Вуд вернулась?

– Это тетка Кармы?

– Да.

– Но ты говорил, что дом заперт на сто замков, значит, она уехала надолго.

– У нее двое детей, а занятия в школе начались, оттягивать возвращение больше нельзя.

– Как ты думаешь, почему она уехала?

– Если я прав и Карма с ней, то она бережет ее от посягательств Братьев и Сестер.

Последовало неловкое молчание, какое бывает, когда люди говорят об одном, а думают о другом.

– Джо...

– Скучаешь по мне, Марта?

– Ты ведь знаешь, что да... Послушай, Джо, мне тоже есть что тебе рассказать, хотя не знаю, важно ли это. Пять лет назад, когда было дознание, я забыла сказать полицейским, а когда вспомнила, решила, что это не имеет значения. Мне Ричард только что напомнил...

– О чем ты?

– О пишущей машинке Патрика. За неделю до того вечера он положил ее на заднее сиденье, чтобы отвезти в ремонтную мастерскую, но все забывал, и я думаю, она так и лежала сзади, когда он посадил того бродягу.

Глава 22

Куинн ждал в машине у дома миссис Вуд. Когда часом раньше он позвонил в дверь, никто не ответил, но у него не было сомнений, что хозяева наконец-то вернулись: окна были открыты, портьеры раздвинуты, радио гремело на полную мощность.

Он взглянул на часы. Половина одиннадцатого. На тенистой, пустой улице было тихо, лишь изредка проезжала машина да звонили вдали церковные колокола. Кто-то наблюдал за ним, прячась за окном второго этажа: розовая портьера колыхалась, хотя ветра не было.

Он подошел к двери и вновь позвонил. В ответ мяукнула кошка.

– Миссис Вуд, – позвал он, – миссис Вуд!

– Ее нет, – раздался из-за двери девический голос – А мне не разрешают открывать, когда ее нет.

– Карма, это ты?

– Уходите, а то вернется тетя и вызовет полицию.

– Послушай, Карма, это я, Джо Куинн.

– Знаю, не слепая.

– Я хочу с тобой поговорить, – сказал Куинн, – не бойся. Я всегда был на твоей стороне, помнишь?

– Ну, в общем...

– Тогда выходи на террасу, поговорим. Я хочу тебя видеть. Наверное, ты сильно изменилась?

– Вы бы никогда не узнали! – сказала она, невольно хихикнув.

– Так покажись!

– А вы не скажете тете?

– Конечно нет!

Дверь отворилась, и Куинн понял, что Карма права: он бы ее никогда не узнал. Темные волосы были коротко острижены, остатки угрей прятались под бронзовым загаром. На ней было узкое, как перчатка, короткое шелковое платье и туфли на высоченных шпильках. Губы покрывал толстый слой ярко-рыжей помады, а ресницы – такой слой туши, что она с трудом держала глаза открытыми.