Как он похож на ангела

– Марта к таким не относится. Кроме того, она в тот вечер была дома, с детьми.

– Которые спали.

– Конечно, спали! – раздраженно отозвался Ронда. – Что они должны были, по-вашему, делать в пол-одиннадцатого? Пить пиво и резаться в карты? Ричарду было всего семь лет, Салли – пять.

– А сколько было О'Горману?

– Примерно как вам, лет сорок.

Куинн не стал его поправлять. Он чувствовал себя сорокалетним, и было неудивительно, что он на столько и выглядит.

– Вы не могли бы его описать?

– Голубоглазый, бледный, с вьющимися темными волосами. Среднего роста, приблизительно сто семьдесят сантиметров. Ничего особенного, обыкновенный симпатичный мужчина.

– У вас есть его фотография?

– Да, несколько увеличенных снимков, мне их дала Марта, когда еще надеялась, что он жив, но потерял память. Она долго надеялась, но уж когда перестала – то перестала. Она твердо убеждена, что О'Горман сорвался с моста случайно и что его тело унесла река.

– А лоскут от рубашки с пятнами крови?

– Считает, что он поранился, когда машина врезалась в ограду. Ветровое стекло и два боковых были разбиты, так что это возможно. Одно тут странно: О'Горман был очень осторожным водителем.

– Могло это быть самоубийство?

– Теоретически – да, – сказал Ронда, – но представить себе, почему он это сделал, – трудновато. Во-первых, он был здоров, не испытывал денежных затруднений, и у него не было душевных травм. Во-вторых, он, как и Марта, был католиком – я имею в виду, настоящим католиком, который никогда не пойдет против своей религии. В-третьих, он любил жену и обожал детей.

– А вам не кажется, Ронда, что многое из того, что вы перечислили, нельзя назвать фактами? Подумайте!

Ронда довольно хмыкнул.

– Нет уж, вы сами подумайте! Я этим пять с лишним лет занимался, мне трудно решать непредвзято. Давайте лучше вы, на свежую голову.

– Хорошо. Будем считать, что факт – это то, что можно доказать. Факт первый: он был здоров. Факт второй: он был набожным католиком, для которого самоубийство – смертный грех. Все остальное из того, что вы назвали, не факты, а умозаключения. У него могли быть и денежные затруднения, и душевные травмы, просто он о них не говорил. И он мог относиться к жене и детям прохладнее, чем казалось.

– Тогда он здорово притворялся! И если хотите знать мое мнение, О'Горман притворяться по-настоящему не смог бы. При Марте я этого никогда не скажу, но человек он был недалекий, если не сказать глупый.

– Чем он зарабатывал на жизнь?

– Был мелким клерком в нефтяной компании. Не сомневаюсь, что Марта ему помогала, хотя она бы скорее умерла, чем призналась в этом. Марта человек верный и свои ошибки исправляет сама.

– А О'Горман был ошибкой?

– Мне кажется, любая незаурядная женщина ошиблась бы, выйдя за него замуж. О'Горман был существом без стержня. Он и Марта напоминали больше сына и мать, чем мужа и жену, хотя Марта была на несколько лет моложе. Все дело в том, что в Чикото такой умной женщине, как Марта, выбирать было особенно не из кого, а О'Горман, как я уже сказал, был хорош собой, с темными кудрями и мечтательным взором. Большие голубые глаза хорошо скрывают пустые мозги, а Марте ничто человеческое не было чуждо. К счастью, дети пошли в нее – сообразительные, чертенята.

– Похоже, что миссис О'Горман не очень-то жалует полицию.

– Да, и это естественно. Марте пришлось очень нелегко. В нашем городе народ довольно бесцеремонный, и полицейские – не исключение. Шериф, например, все время давал ей понять, что если бы она удержала его в такой ненастный вечер дома, то ничего бы не случилось.

– А кстати, куда он направлялся?

– По словам Марты, ему показалось, что днем он сделал ошибку, оформляя документ, и он решил съездить на работу, проверить.

– Кто-нибудь смотрел потом эти документы?

– Конечно! О'Горман был прав, он ошибся в сложении, допустил простую арифметическую ошибку.

– Что, по-вашему, из этого следует?

– Что следует? – повторил Ронда, морща лоб. – Только то, что О'Горман был глуп, но старателен, как я вам и говорил.

– Из этого может следовать и другое.

– Например?

– То, что О'Горман сделал ошибку намеренно.

– Зачем ему это было нужно?

– Чтобы иметь повод вернуться вечером в офис. Он часто работал по вечерам?

– Повторяю, я уверен, что Марта ему помогала, хотя не признавалась, – сказал Ронда. – И уж если вы хотите опираться на факты, то у вас их тем более нет. О'Горман не был способен ни на какую хитрость. Не спорю – человек может, если надо, прикинуться дурачком, но никто не может прикидываться двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году, да так, чтобы окружающие ничего не заподозрили. Нет, Куинн, у О'Гормана кишка была тонка. И в такой ливень он мог рвануть в офис только по одной причине: боялся, что ошибку заметят и его выгонят с работы.

– Я смотрю, у вас в этом нет ни тени сомнения!

– Ни малейшей! Вы можете сидеть тут сколько угодно и размышлять, не был ли О'Горман хитрым мерзавцем или тайным заговорщиком, но я-то знаю, что он кран в ванной не мог открыть самостоятельно.

– Вы говорите, что в работе ему помогала миссис О'Горман. Может, она ему и в чем-то другом помогала?

– Послушайте, Куинн, – сказал Ронда, хлопнув ладонью по столу, – мы с вами ведем речь о двух очень хороших людях.

– Таких же, как та симпатичная бухгалтерша, о которой вы только что упомянули? Я не загоняю вас в угол, Ронда, я просто перебираю варианты.

– В этом деле их можно перебирать до бесконечности. Спросите шерифа, если мне не верите. Он подозревал, по-моему, все, кроме поджога и детоубийства, и все расследовал. Хотите посмотреть досье, которое я тогда собрал?

– Разумеется, – сказал Куинн.

– Там у меня все сведения, а не только те, что мы печатали в "Чикото ньюз", – кое-что я придерживал, чтобы не расстраивать Марту. К тому же мне, откровенно говоря, всегда казалось, что эта история когда-нибудь опять всплывет. Представьте себе, что в Канзасе, или там в Сиэтле, или в Нью-Йорке прихватят на разбое какого-нибудь малого, который сознается, что О'Гормана убил он. Вот тогда все окончательно встанет на свои места.

– А вы не надеялись, что О'Горман найдется?

– Надеялся, но не очень. Когда он вышел в тот вечер из дома, у него не было ничего, кроме двух долларов, машины и того, во что он был одет. Деньгами ведала Марта, поэтому она с точностью до цента могла сказать, сколько у него при себе было.

– Он ничего не взял из одежды?

– Нет.

– Счет в банке у него был?

– Совместный с Мартой. О'Горман спокойно мог снять с него деньги без ее ведома или занять у кого-нибудь, но он этого не сделал.

– Было у него что-нибудь ценное, что можно было заложить?

– Часы, которые стоили около ста долларов, подарок Марты. Их нашли в ящике письменного стола.

Ронда закурил еще одну сигарету, откинулся на спинку вращающегося кресла и задумчиво посмотрел в потолок.

– Кроме всех, так сказать, прямых доказательств, которые исключают добровольное исчезновение, есть еще и косвенное: О'Горман полностью зависел от Марты, с годами он совсем превратился в ребенка, он не прожил бы без нее и недели.

– Ребенок такого внушительного возраста мог сильно действовать на нервы. Может, шериф зря отказался от версии детоубийства?

– Если это шутка, то неудачная.

– Я вообще плохой шутник.

– Пойду принесу досье, – сказал Ронда, поднимаясь. – Не знаю, почему я так суечусь. Наверное, потому, что хотелось бы покончить с этой историей раз и навсегда, чтобы Марта влюбилась в кого-нибудь и вышла замуж. Из нее получится отличная жена. Вы ее наверняка наблюдали не в лучшем виде.

– Скорее всего да, и вряд ли мне представится другой случай.

– У нее такое чувство юмора, столько сил...

– Ронда, на вашем рынке нет ни спроса, ни предложения.

– Вы очень подозрительны.

– Самую малость – по природной склонности, образу мыслей и жизненному опыту.