Страница 89 из 102
Потом мы все спустились в рубку, расселись по местам и без остановки, дважды покушав, добрались до причала, от которого уплыли вчера утром. Все ужасно устали. Ребята быстро попрощались и разошлись, оставив меня на пристани. Эти два дня так вымотали меня, что казались мне большим отпуском. Я полностью отвлёкся от своих прежних мыслей и пытался вспомнить, что мне сейчас делать.
Нужно искать общественный флип. Я пошёл к стоянке, на которой стояло около пятнадцати жёлтых флипов. Я прикоснулся к ручке одного из них, ожидая, что дверь откроется, и я поеду. Но ничего не произошло. Видимо, сломан, подумал я. Я потрогал ручку второго, а потом третьего — ничего не происходило. Только на седьмом флипе до моего уставшего сознания дошло, что я порвал свой лист, поэтому флипы не узнают меня.
Я до сих пор был обижен на Тринити, мне не хотелось с ней говорить. Но когда я представил себе жизнь в будущем без листа, представил, как буду искать, где переночевать и что поесть, я решил раздобыть себе новый лист. Без листа у меня нет денег, транспорта, еды, жилья и удостоверения личности. Без листа я никто. Полная зависимость.
Размышляя о том, хорошо это или плохо, я побрёл вдоль причала. Вечером тут было много людей. Многие бегали, занимаясь спортом. Другие гуляли, рассматривая корабли, яхты и батискафы. Некоторые были с колясками. Я шёл и думал, корректно ли будет спросить: «Подарите мне свой лист».
Я вдруг вспомнил Настю на лавочке, которая подарила первый в моей жизни лист. И когда уже собрался спросить первого встречного, я увидел небольшой автосалон. Люди входили в него, несмотря на позднее время. Я последовал за ними. Там стояло всего семь флипов. Они были настолько знакомы, что я пустил слезу. Это были родные «Феррари». Я так был рад видеть эту весточку из прошлого, что растрогался. Всё же хорошо, что некоторые легенды не умирают.
Я поднялся на второй этаж, где никого не было, и там на журнальном столике обнаружил несколько чистых листов. Я взял один из них, но ничего не произошло. Устроившись в удобном кресле, я огляделся, убедился, что никого нет, и сказал:
— Тринити, включись!
На экране плавно появилась знакомая картинка. Всплыло какое-то изогнутое вверх по краям здание, окружённое деревьями. В центре здания светилась надпись: «Ковчег». Всё было в лёгком тумане. Потом туман усилился, и здание растворилось в белом свете. На его месте появились слегка выпуклые чёрные буквы: «Владимир, добро пожаловать в Ковчег!». Всё включение завершилось тем, что посередине появилась единственная строка поиска.
— Тринити, ты там? — спросил я у листа.
— Да, конечно, — ответил знакомый голос в моей голове.
— Скажи, уже поздно, как мне добраться домой? — спросил я.
— Домой ехать не оптимально, — спокойно ответила Тринити, — давай поедем в «Эдем». Там ты сможешь покушать и выспаться.
— А меня пустят туда ночью? — спросил я.
— У тебя круглосуточный доступ, — ласковым голосом сказала Тринити.
Я вышел из автосалона и направился обратно в сторону стоянки. Там я взял флип и, повинуясь стрелкам навигации, выехал на шоссе. Скорость за рулём воспринималась намного острее, чем на батискафе, несмотря на то, что мы разогнались всего до 250 километров в час. В дороге я слушал музыку. Но примерно на середине пути я решился задать вопрос:
— Тринити, ты не знаешь, что произошло сегодня ночью в палатке?
— Это закрытая информация, — ответила Тринити и снова включила музыку.
Остаток пути до «Эдема» мы не разговаривали. Я иногда засыпал за рулём, но мгновенно получал сильный толчок в спину и просыпался. Так кресло реагировало на мою усталость. Через несколько часов, когда я уже был совсем без сил, мы беспрепятственно въехали в подземную парковку «Эдема».
Я вышел из красного флипа, который за несколько секунд стал обратно жёлтым. На лифте поднялся в шоурум. Свет был выключен. Лишь внешнее освещение сквозь огромные окна освещало тёмные флипы. Все они казались серыми. Разглядывая их, я вспомнил пословицу: «Ночью все кошки серы». Думаю, она с лёгкостью применима и к событиям вчерашней ночи, если, конечно, они происходили на самом деле.
Мне очень нравилось ходить по ночному автосалону. Быть на работе, когда там никого нет, —настоящее приключение. Можно даже пофантазировать, что все люди вымерли, и ты остался совсем один. Можешь пользоваться, чем хочешь, можешь брать, что хочешь, можешь даже забраться во дворец или кремль и ходить там без запретов. Можешь найти президентскую кровать и уснуть там. Некому запрещать, все вымерли. Но побыв в шкуре единственного выжившего человека, понимаешь, что когда нет запрета, то нет и желания. «Сладок только запретный плод».
— Тринити, я хочу есть, — пожаловался я.
— Поднимайся наверх в столовую, — с готовностью сказала Тринити, — я уже давно приготовила твои любимые блюда. Всё горячее.
— А сколько времени? — спросил я, заходя в лифт.
— Два ночи, — ответила Тринити.
Ресторан на крыше был очень красив при ночном освещении. Все столики растворялись темноте, лишь один из них был украшен большой свечкой. Она мерцала, пламя покачивалось от ночного ветерка. От еды, стоящей на самоходной тележке, шёл пар. Мучаясь от голода, я подбежал к столу и, присев, стал переставил тарелки поближе. Всё было очень вкусно, особенно чай с карамельным вкусом. Когда я доел и вытер губы салфеткой, Тринити сказала:
— Спать можешь на диване в своём кабинете. Чтобы сэкономить время, можешь искупаться тут в бассейне. Пока плаваешь, тележка принесёт тебе кварцевую зубную щётку. Согласен?
— Давай, — ответил я, допивая свой чай, — если можно, то пусть ещё полотенце захватит.
Я встал и, глядя на звёзды, стал раздеваться. Вещи я развешивал на спинках стульев. Раздевшись полностью, я нырнул в бассейн. Вода бодрила и успокаивала. Ночные звуки никогда ни с чем не спутаешь: плеск воды в бассейне, цикады вдалеке и шелест листьев. Очень свежий воздух вокруг. Я плавал вокруг неподвижного флипа в центре бассейна и вспоминал, что нужно будет завтра, а точнее уже сегодня, делать. Нырнув с головой, я дотянулся руками до гладкого дна и, касаясь его, проплыл всю длину бассейна. Упершись в стенку бассейна руками, я вынырнул, и с удовольствием вдыхая ночной воздух, пахнущий цветами, стал выходить.
Ко мне подъехала самоходная тележка и привезла полотенце и зубную щётку. Стесняясь всего, что умеет двигаться, я взял полотенце. Потом я натянул штаны и пошёл чистить на ночь зубы. Полотенце вытирало насухо с первого раза, поэтому было тепло. Но ходить по салону с голым торсом я не стал, решился одеться.
— У тебя в шкафу в кабинете есть несколько белых рубашек и новых брюк, — отметила Тринити, пока я спускался на лифте. — Спать рекомендую в одежде, так как я не знаю, кто во сколько придёт и заглянет в твой кабинет.
Я зашёл к себе. Ночью, в кромешной темноте, кабинет казался ещё больше. Положив зубную щётку на стол, я прилёг на мягкий кожаный диван. И, удивляясь, как они умудрились сделать такую бесшумную и не скрипящую кожу, провалился в сон.
Помню, как пытался вызвать ночью Юлю, но так и не смог. Проснулся я только утром от громкого стука в стеклянную дверь.
10 лет
Не знаю, что произошло той ночью, но в любом случае я решил жить холостяком. В память о Юле я готов был сохранять верность до самой смерти. Когда я спросил Всеволода Владимировича о возможности вернуться в прошлое, он откровенно сказал, что ничего не знает об этом. Он действительно забрал меня по указанному листом адресу с чёткими инструкциями — устроить меня к себе в салон.
Я отработал в этот день очень успешно, как, впрочем, и всегда после хорошего отдыха. Я пообщался с десятком покупателей, и все они остались довольны. Об этом я узнал, поскольку они появились в календаре моего листа в разделе дней рождений. Это означало, что они назначили меня своим персональным менеджером. Два самых милых клиента купили флипы сразу. И это было очень кстати, так как морское путешествие практически обнулило мой счёт. Вечером я сел в общественный флип и отправился к себе на собственный остров.